– Что вам от меня нужно? Что вы ищете в моих программах?
Теплый голос машины превратился из потерянного и обреченного в раздраженный. Он разве что не шипел мне эти слова в лицо, все так же мигая желтым диодом.
– Я же уже сказала, что тебя это не касается.
– Вы едва не отключили меня и продолжаете утверждать, что меня это не касается?
Он словно бы не верил своим ушам, да я и сама своим не верила. Только и могла, что пялиться в края стола, сжимая его похолодевшими пальцами.
Глаза устало сомкнулись в попытке привести нарастающую злость к минимуму. Получилось достойно. Я не видела лица машины, не цеплялась больше взором за его идеальное туловище, не вспоминала о недавних обнаруженных странностях в системах RK800. Пережитый стресс напрочь выбил из меня все мысли о постороннем. Теперь я могу только сжимать губы, хлопать глазами и стараться вернуться в нейтральное положение по отношению к машине. Еще одна причина, почему нельзя привязываться к подопечным. В случае чего задолбаешься винить себя в произошедшем.
– Вернись на стол, – совладав с голосом и усмирив страх со злостью, я попыталась вернуть себе статус хозяйки ситуации. Коннор не шевелился. Все так же возвышался, глядя на меня сурово сверху вниз. – Коннор, вернись на стол.
– Заставьте меня, – с вызовом ответил охотник.
Гадать не стоило, что именно просит сделать Коннор. Безучастно вздернув подбородок, дабы хоть самой себе немного казаться выше, я посмотрела в карие глаза машины. Глубокие, насыщенные. Наполненные укором и чем-то неуловимым, с привкусом надменности. Облизнув губы, я подняла обе руки, дабы надавить на RK800 и уложить обратно. Увы, прикосновению не было дано возможности состояться. Ведь Коннор уже в следующее мгновение сменил укор во взгляде на тревогу.
– Ваша рука.
Мимолетный взгляд на левую руку напомнил мне о звуке трескающейся ткани в момент отключения кабеля из центрального процессора RK800. Вдоль предплечья со стороны имитированных вен бежала широкая трещина на «коже», под которой просматривался белый холодный материал. Удивительно, как порез не затронул пластик.
Мысленно чертыхнувшись, я, отпинывая от себя мусор на полу, под недоуменным взором Коннора прошла к стальным шкафам. Баллон с напылением всегда был под рукой в подвале – никогда не знаешь, что может произойти в момент работы с девиантом, особенно если это какой-то особо агрессивный экземпляр. Выудив белый широкий флакон, я спешным шагом направилась к выходу, однако уже у первой ступени внезапно замерла из-за уверенного голоса за спиной:
– Это биополимерный протез. Поэтому я ощутил вчера вечером холод от ваших прикосновений.
Мне так хотелось уединиться наверху, в своей комнате, просто оставить эту вшивую машину за спиной и спрятаться подальше от глаз. Но я не могла. Стояла на пороге подвала, прижимала флакон к груди и пыталась сделать хоть один шаг вперед. Как бы не уговаривала мышцы сдвинуться с места, все больше понимала, что сам разум не желает бежать и засовывать голову в песок, как это обычно происходит. Украдкой взглянув на RK800 из-за плеча, я, как забитое животное, медленно вернулась и села на свободный хирургический стол. Кожа бедер тут же отозвалась мурашками от прикосновения к холодному металлу.
Скальпель оказался совсем рядом. Ведь я так и не удосужилась убрать хирургический столик для инструментов с прошлого дня. Убедившись, что Коннор внимательно и молчаливо наблюдает, я стащила с левой руки халат, расстегнула три пуговицы на платье и тут же освободила полностью руку от одежды, позволяя любому желающему рассмотреть тонкую черную бретельку и край чашки бюстгальтера. Но желающих здесь нет. Желающий хоть что-то рассмотреть здесь только андроид, и внимание его настороженных глаз полностью сконцентрировано на металлическом скальпеле в женской руке.
Данная процедура происходила не раз. Замена напыления – имитации кожи – производилась мной каждую неделю. Майлз в первое время после того, как узнал об особенностях моего тела, пытался набиться в помощники, однако вскоре понял, что это бесполезно. Показывать кому-то подобное, даже машине, мне было стыдно. И что же я делаю теперь? Сижу в открытую перед карими глазами идеальной машины, делаю неглубокие надрезы под плечевым суставом вокруг плеча. Скальпель медленно разрывает напыление, скользя вдоль руки вплоть до кончика среднего пальца. Отложив инструмент, я аккуратно разворачиваю образовавшиеся края «кожи» и одним движением, как перчатку, сдираю искусственную оболочку. Белый, совершенный в своей гладкости пластик отражает лучи потолочных ламп.
Обычно я стараюсь не смотреть долго на то, что сталось с моей конечностью, однако сейчас в желании пронаблюдать за реакцией завороженного Коннора поднимаю руку вверх и начинаю мять пальцы, словно бы пытаясь что-то нащупать в воздухе. Безупречный, белый материал переливается перламутром, ровные тонкие швы между стыками пластинок и сгибательных перемычек едва видны невооруженному глазу. По сути это обычная человеческая рука – совершенная в изгибах, идентичная правой, но состоящая далеко не из биологического материала.
– Покрытие из сплава полимера и пластика, механизмы – стальные, – к собственному удивлению я говорила легко и спокойно.
– Как много? – приглушенно спросил андроид, не спуская взгляда с ощупывающих друг друга пальцев в воздухе.
Я посильнее приспустила платье, окончательно освобождая чашку бюстгальтера. RK800, что обладает обликом великолепного мужчины, не интересует моя грудь. Только рука, что в какой-то степени роднит меня с ним. Подняв ладонь чуть выше и раскинув пальцы в стороны, я начала медленно перечислять подверженные изменению составные части тела, позволяя Коннору, сидящему напротив, исследовать взглядом руку не спеша, вслед за каждым названным фрагментом:
– Кисть. Локтевая и лучевая кость. Плечо, – опустив руку, я отвела плечо и голову в стороны, позволяя рассмотреть выпирающую ключицу. – Плечевой сустав. Левая лопатка и ключица. Три пары ребер. Это и есть причина, почему у меня прогрессирует аритмия. Мозги справились с проблемой, а вот сердце все никак не может свыкнуться с недостающими артериями и венами.
Коннор не говорил. Я видела в его глазах смесь интереса и вины, словно бы именно он стал причиной изменений в моем теле. На деле его вина была основана на таком наглом визуальном изучении. И вроде бы это должно вызывать дискомфорт, но… почему-то не вызывает.
Лишь одно создание видело меня в таком состоянии после огромного количества врачей и бывшего мужа. Майлз узнал о протезе аж спустя полгода. Его глаза неимоверно расширились, когда я, нарезая сэндвич, в раздумьях случайно срубила тонкий слой напыления на указательном пальце. Уверена, будь у него сердце, и его бы непременно схватил бы инфаркт от испуга. Мне было стыдно и страшно, было неловко за то, что видит девиант. Однако вместо ожидаемого отчуждения я встретила только понимание и обычное любопытство. После того случая я больше не позволяла Майлзу смотреть на меня такую. Пусть он не проявлял негатива, все же ощущение дефектности заставляло меня прятать руку под слоем напыления круглые сутки.
Опустив руку на колени, я с горьким упоением ощутила ледяной холод неживой плоти. Коннор наблюдал за моими движениями, не спускал глаз. Я все ждала, когда же машина нарушит молчание, задав тот самый вопрос, что чаще всего преследует человека с покалеченным телом. Мне так хотелось узнать, осмелится ли RK800 проявить интерес к моей личности. Ждать пришлось недолго. Взглянув на меня неловким взором, андроид слегка склонил голову и учтиво осведомился:
– Вы позволите узнать, как это произошло?
Еще одна причина, почему никто и никогда на этом столе не видел меня настоящую. Девианты очень любят разговаривать, особенно если ты входишь в их круг доверия. Я позволяла машинам рассказывать о своей жизни, о своем прошлом, интересовалась их мнением на ту или иную тему, что приводило к положительной реакции со стороны подопечных. Еще бы! Никто и никогда из людей не задавал вопросы из разряда «что тебе нравится» и «как ты считаешь». Но я все так же не вскрывала их память, боясь увидеть весь рассказанный ими ужас своими глазами. Это позволяло не привязываться к машинам. Сокрытие моей биографии так же позволяло уже самим роботам не привязываться ко мне.