Звук шкрябающего кабеля и слово «девиант» вызвали во мне скрытую бурю негодования. Сжимая несчастную ручку в руке, я развернула стул к RK800 и откинулась на спинку. Темно-синее платье с тремя пуговицами на бюсте слегка задралось вверх, из-за чего пришлось спешно поправить подол. Вряд ли Коннора заинтересуют женские ноги, однако что-то во мне не давало вести себя расковано в присутствии машины, обладающей завораживающим обликом шикарного мужчины.
– Моя задача не в создании чипа. Их у меня множество. Проблема состояла в кодировке. Так что нет. Я не собираюсь забирать у тебя контроллер.
– В таком случае с вашего позволения я активирую датчик, – Коннор чуть склонил голову, насколько позволяло горизонтальное положение.
– Сколько еще раз мне сказать, что тебе не нужно мое разрешение? – спокойное, несколько уставшее замечание сошло с моих губ, после чего я нахмурено застыла с уложенными на груди руками. Собственные слова заставили меня задуматься обо всех странностях, что всего за три дня скопились вокруг идеальной машины. Златко, желание Коннора ощутить прикосновения, его отчужденное отношение к миру после того, как расследование ускользнуло из его пальцев… а теперь еще и разобранные коды самодиагностики. Что-то в этом всем было неправильное. – Что, так понравилось ощущать окружающий мир?
Я не зря задала этот вопрос, намеренно ввергая RK800 в потребность разрешить сложный вопрос для своей системы. Заставила задаться темой своих ощущений. С одной стороны это как провокация, но с другой это могло мне дать хоть какое-то понимание относительно своих догадок, пока я не полезла в результаты диагностики окончательно.
Коннор нахмурился, слегка приоткрыв губы. Он не смотрел в мою сторону, не выражал каких-либо пугающих эмоциональных всплесков, но явно был обеспокоен этим вопросом. Пока я, зацепившись правой ногой за ножку стола, покачивалась на стуле из стороны в сторону, андроид лишь спустя половину минуты смог сообразить для себя ответ.
Именно. Для себя. Не для меня.
– Не могу с точностью ответить на этот вопрос. Однако склонен считать тактильные ощущения приятными, в какой-то степени даже успокаивающими.
– Успокаивающими? – я незначительно нахмурилась, пожав плечами. – Тебе есть о чем беспокоиться?
– Я нахожусь в подвале неизвестного мне дома в компании людей, занимающихся незаконной деятельностью. Мои системы лишены возможности выхода в единую сеть, центральный процессор подвергается принудительной диагностике, не говоря уже о некоторых изменениях в моей конструкции, – последние слова вызвали во мне улыбку. Я попыталась сдавить смешок, однако вышло плохо. Коннор, повернувшись ко мне головой с шуршанием кабеля по столу, пронзил меня суровым взором. – Да, миссис Харди. Мне есть о чем беспокоиться.
– Брось. Я вроде пока не причиняла тебе вред. Откуда такое отношение?
Коннор с легкой виной одарил меня взглядом искрящихся глаз, после чего отвернулся к потолку. Следующие его слова поставили точку в нашей милой беседе, заставив меня вернуться в работу.
– Я не выказывал вам негативного отношения, но и положительно пока не могу отозваться о вашей личности.
Да. Разговаривать мне перехотелось.
Многозначительно хмыкнув, я развернулась обратно к столу. Компьютер отображал все найденные кодировки и программы, которые можно было бы найти у данной машины. Большинство шифров было создано на основе предыдущих моделей, и потому большая часть из них была мне знакома. Уж сколько андроидов побывало на этом столе, в голове которых я ковырялась изо дня в день. Некоторые системы кодировок так сильно въелись в память, что я могла запросто собрать некоторые системы по просьбе любого инженера, при этом записывая коды с нуля и не используя подсказок. Потому сейчас я лениво листаю экран, просматриваю структуры, пытаюсь найти одну главную систему из всех, что может заинтересовать – систему кодировок доступа к базе ФБР.
На самом деле у Коннора очень много полезных способностей, вот только вопрос в том, как именно их скопировать. Рецепторы на его языке позволяют анализировать биологические жидкости, однако просто скопировать эту функцию не получится. Ведь это целый биокомпонент, который имеет свои механизмы. Одним кодом не отделаешься. Процесс воссоздания подобной системы займет не меньше, чем две недели. Майлз точно не обрадуется осознанию, что RK800 задержится у нас «в гостях».
Шмыгнув носом, я пропустила функцию и просмотрела следующие наиболее интересные результаты. Реконструкция событий по найденным уликам. Вот это уже интересно. Это уже можно будет скопировать прямо из головы, ведь никакие биокомпоненты здесь толком не используются. Не знаю, будет ли нам оно полезно, но почему-то уверена, что лучше эту функцию не упустить из вида.
Стены подвала разразились звуком сдавленного, сухого чиха. Почесав нос, я со слезящимися глазами вернулась к компьютеру. Коннор учтиво пожелал мне быть здоровой, и я даже благодарно ему улыбнулась. Улыбка сползла с лица быстро. В голове прокрутились недавние слова машины о моей положительности, и в ответ Коннор услышал только мычание.
Я шарилась по кодировкам, открывала системы и буквально в наглую, без какого-либо разрешения Коннора, копировала все, что казалось полезным. Этот процесс мог быть длительным, и все, что нарушало тишину в подвале – скрип стула под моим весом, звук процессора и редкие шкрябания кабеля по столу. В какой-то момент я уже хотела в очередной раз подать голос, дабы напомнить Коннору о стоимости кабелей, как тут же замерла с открытым ртом. Компьютер в данный момент мне стал куда интереснее.
Перед глазами был всего один небольшой код. Незначительная деталь в огромной структуре центрального процессора, чьи символы все без исключений горели зеленым цветом. Зеленый цвет в процессе диагностики указывает на стабильность и целостность, но вот незадача: этот код не должен гореть зеленым. Этот код в случае своего наличия должен гореть ярким красным цветом.
– Какого черта… – прохрипела я сама себе, напрочь забыв о машине на столе.
– Что-то не так? – послышался безучастный голос рядом, который тут же был проигнорирован. Ведь я, хмурясь и бешено мечась взглядом по застывшему экрану, пыталась сложить разбитые фрагменты логической цепочки воедино.
Сделав скриншот экрана, я отправила изображение на соседний монитор. Сколько прошло времени с того момента, как я замерла в кресле, тупо пялясь на зеленый шестизначный код? Раз за разом напоминала себе о том, что до Коннора на хирургическом столе не было ни одного полноценного андроида – все машины были девиантами, и каждая такая машина имела этот же код. Те же шесть знаков. Красным цветом.
Нервно прикусив губу, я приблизила изображение на мониторе, дабы рассмотреть участок поближе. Может, я что-то упускаю? Может, вместо одного символа из-за усталости вижу другой? А может, у меня просто галлюцинации? Что бы я ни делала, как бы ни вертела картинку, как бы ни копировала код с экрана диагностики и ни переписывала его на другом мониторе в отдельном файле. Он был неизменен. Все такой же зеленый, из тех же символов. Лишь спустя десять минут бессмысленного тыркания несчастных знаков, я, ничего не понимая и нервно натирая виски, откинулась на спинку кресла. Сотни мыслей метались в голове, ни одна из них не желала быть уложенной в одну крупную систему из логики. Оставалось лишь выдвигать предположения, чем я и занялась, не спуская глаз с несчастной кодировки на скриншоте.
Итак, RK800 является самым передовым прототипом, идеальным созданием с точки зрения компьютерной инженерии. Существо, чье предназначение кроется в раскрытии преступлений, отлове девиантных моделей, безропотной службе человеку. Андроид сконструирован на основе самых последних технологий, его система априори должна быть идеальной! Однако перед глазами мелькает кодировка зеленого цвета, который означает, что шифр является заводским. То, что приобретается машинами в процессе существования, у этого парня уже заложено с самого начала. На кой черт, спрашивается, подобное творить с тем, кто должен ловить девиантов? И, главное, как давно этот код сказывается на его работе?