Что делать теперь, в этом абсолютном одиночестве, Кэссиди не представлял. Но одно знал наверняка: закончить, как Дэниел и Стенли, он не согласен.
Мальчик прошёл в малую гостиную, бездумно включая телевизор и опускаясь в глубокое кожаное кресло. После двухнедельного заключения у него всё ещё не было сил, а всё вокруг казалось слишком большим и просторным. Телефон лежал теперь в его кармане, но являл собой бесполезную железку. Звонить больше некому, и бежать некуда. Он попытался сосредоточиться на том, что показывают в новостях, чтобы отключить мысли, по кругу вертящиеся в голове, отчего ту сжимала давящая боль.
— … пока ещё неизвестны подробности аварии, произошедшей вчера в районе половины восьмого вечера. Напомним, что по вине мотоциклиста на мосту, соединяющем Верхний и Нижний город, столкнулись три легковые машины. К счастью, никто из водителей и пассажиров серьёзно не пострадал. А спровоцировавший происшествие молодой человек скончался на месте. Что заставило мотоциклиста на полной скорости вылететь на встречную полосу, остаётся невыясненным.
Яркие кадры шли один за другим, и в каждом Кэссиди видел до боли знакомые мотоцикл, куртку, шлем. Алан. Это словно кошмарный сон, это не может быть реальностью! Алан не может умереть, просто не может! Мальчик поспешно вынул телефон, набирая заветный номер.
— Ответь! Ответь, пожалуйста!.. — он вскочил с кресла, быстро расхаживая по комнате под бесконечно долгие гудки. — Ответь же… прошу тебя!..
Алан не ответил. Ни через минуту, ни через две, ни через несколько звонков. А Энди, которому Кэссиди решился позвонить, надеясь до последнего, что всё это неправда, ответил одной злой фразой: «не звони сюда больше».
Алана больше нет. Его не стало вчера, после того, как Кэссиди позвонил, говоря то, что так царапало горло. Мальчик не помнил себя, не в силах остановить рыдания в голос, не видя ни прибежавших слуг, ни возникшей в дверях тёмной фигуры Шервуда. Это всё по его вине, и этого не исправить.
========== 14. Символы и легенды ==========
Звать нет смысла. Просить — глупо. Никто там, наверху, не услышит и не поможет. Его просто больше нет, а с ним и того отрезка жизни, что можно назвать «детством».
Корпорация Шервуда, кстати, не зря стала лучшей. От успокоительного, что супруг сам впихнул в его рот, заставляя глотать, все мысли плавают, словно в замедленной съёмке, а эмоции прибило чем-то глухим и тяжёлым. Дед Алана сказал, что похороны через два дня. Как раз сегодня, когда Кэссиди не мог заставить себя встать с постели. Первый день он не помнил, второй проспал. Сейчас же всё происходило будто бы с кем-то другим, и он наблюдал это отстранённо.
Сегодня. От одного этого знания становилось холодно, а ещё противно от себя. Он валяется здесь, как тряпка, пока Алан где-то там, в наспех купленном дешёвом гробу, и это последний день прежде, чем крышка навсегда захлопнется, и сверху засыплют землёй. Эта мысль заставила Кэссиди подняться, и, зябко закутавшись в тяжёлый халат, мальчик покинул комнату.
Особняк уже жил своей жизнью: вечно занятые чем-то слуги, ароматные запахи с кухни, Августин, что-то чопорно разъясняющий молоденькой горничной, всё как всегда. Только он всё ещё не мог представить себя частью этого дома. Он коротко столкнулся взглядом с дворецким, выдавшим своё привычное: «доброе утро, мистер Шервуд», и поспешно прошёл вглубь коридоров.
Джеральд сидел за столом своего кабинета, сосредоточенный, серьёзный, облачённый в тёмный костюм. Он что, даже дома эту дрянь не снимает? Альфа неспешно поднял взгляд от бумаг на вошедшего.
— Кэссиди. Какой неожиданный визит с утра. Что заставило тебя подняться раньше полудня?
— Я не сплю до полудня.
— Часы говорят обратное. Итак?
— Я хочу поехать на похороны Алана.
Шервуд слегка приподнял бровь, а затем, склонив голову, окинул супруга медленным взглядом.
— Неверная постановка вопроса.
— Я недостаточно ясно выражаюсь?
— Вполне, — альфа неспешно поднялся из-за стола, делая пару шагов навстречу. — Но, кажется, я говорил, что твои желания могут остаться лишь желаниями.
Кэссиди задержался на этих серых глазах, ловя тяжёлый взгляд.
— Ты плохо усваиваешь уроки, милый. Если ты чего-то хочешь, попроси. Например, чтобы я отпустил тебя проводить твоего неудачливого дружка в последний путь. Ну? Не занимай моё время.
Циничный мерзкий ублюдок! Почему он не мог просто сказать «да»?!
— Можно мне поехать на похороны?
— Уже лучше. А что касается твоего вопроса. Оригинально. Мой законный супруг приходит ко мне с просьбой отпустить его к любовнику, по кому он беззастенчиво убивается уже третий день. Наверняка же, твой ободранец мчался сюда, чтобы ещё раз устроить стычку с охраной и орать твоё имя во всю глотку. Выходит, ты говорил недостаточно убедительно. А теперь смотри, что получилось.
— Откуда ты знаешь?!
— О, не беспокойся, я здесь не при чём. У меня достаточно более важных дел, чем возиться с нищим сопляком. Он неплохо справился сам. У мотоциклистов зачастую маловато мозгов, чтобы оценить, что в следующий момент они превратятся в лепёшку.
Шервуд обошёл вокруг мальчика, останавливаясь за его спиной, и коротко усмехнулся.
— Итак, по-твоему, я должен просто тебя отпустить? Какой мне интерес в этом? — его пальцы легко прошлись по шее омеги, зарываясь в волосы. — Хотя, — он небрежно убрал руку, — ты задолжал мне кое-что. Ты, видимо, забыл?
Кэссиди обернулся на альфу, глядя в светлые глаза сначала непонимающе, а затем едва сдержавшись от шага назад. Он нервно облизнул губы, отрицательно мотнув головой. Забыл. Да, конечно, забыл! Это совершенно вылетело из памяти, перегруженной толпой страхов и воспоминаний. Плата за то, чтобы выпустить его из той жуткой холодной комнаты! Он поддался, позволил играть собой, ради, как оказалось, одного дня. Стыдно и гадко. И, должно быть, поэтому сознание постаралось стереть эпизод, как он стоял на коленях обнажённым, а рука Шервуда уже легла на пах. Альфа тогда остановился. И от переизбытка эмоций Кэссиди не сумел задаться вопросом, почему.
— Верно, — подтвердил его догадку Джеральд. — Ты всё ещё не выполнил то, что обещал. И я имею право потребовать от тебя расплаты в любой момент. Например, когда ты вернёшься с похорон этого недоумка, размазывая сопли. Да, отличный момент. А теперь иди, машина приедет за тобой через час. Иди же!
***
Кэссиди никогда не доводилось бывать на похоронах. На похоронах лучшего друга — немыслимо! Он поплотнее запахнул чёрное пальто, не решаясь направиться к столпившейся у разрытой ямы толпе.
— Цветы, мистер Шервуд, — напомнил водитель такси, протягивая ему большой букет белоснежных лилий.
Вероятно, их заказал Джеральд, потому как голову Кэссиди занимало совершенно другое. А ведь и правда — цветы. И именно такие он выбрал бы сам. До последнего в мыслях вертелось: не может быть! А, может, это всё-таки неправда?! Может, это какой-нибудь злой розыгрыш? Пусть так, только бы Алан жил! Но нет, все эти люди, собравшиеся здесь, на шутников не походили.
И, когда он приблизился, все обернулись в его сторону. От этих взглядов не по себе, и он не находил слов. Что говорят, приходя на похороны лучших друзей? Даже банальное «я рад вас видеть» прозвучит, как глупость. Радоваться встрече при таких обстоятельствах — едва ли уместно. Улыбка получилась кривой и жалкой. Переводить взгляд с одного знакомого лица на другое оказалось тяжело. Они все словно ждут от него чего-то, но никто не успевает что-либо сказать — священник начинает свою заученную заунывную речь. Зажать бы уши ладонями и не слышать! Алан достоин большего, чем места на запущенном наполовину кладбище Нижнего города, этих стандартных речей и закрывшейся крышки простенького гроба в семнадцать лет. Увидеть Алана в нём, неподвижным, бледным, неживым — слишком страшное зрелище, и Кэссиди со стыдом признавался себе, что не выдержал бы этого, вновь сорвавшись на истерику, унявшуюся лишь, благодаря успокоительному Шервуда.
