Макс разволновался. Поднялся, снова прошелся по гостиной, остановился у одной из картин. На ней была изображена лежавшая в сочной зеленой траве белая пушистая кошка. Она поразила Макса. У нее оказались черты лица и глаза Оливии, только в обличье кошки. Но глаза! Они смотрели в упор и будто пронизывали насквозь. И были в тех глазах насмешка и печаль, ум и презрение, хитрость и коварство,- все то, с чем не сталкивался еще Макс, чего не замечал в девушке. Но, может, ему так только показалось?

  - Доктор Котмен,- позвала его вдруг сверху Оливия.- Мистер Рэнделл проснулся, можете пройти.

  Макс поднялся на второй этаж. Комнатка Рэнделла находилась в дальнем левом конце лестничной площадки. Когда Макс вошел, доктор Рэнделл, укутавшись одеялом, лежал в постели и неотрывно смотрел в потолок. Это был осунувшийся человек лет сорока с черным лицом, глубоко ввалившимися глазами и острым подбородком.

  - Рик, это доктор Котмен,- сказала Оливия, и только тогда Рэнделл медленно повернул голову к Максу, пристально посмотрел на него и снова втупился в потолок, произнеся:

  - Что, Милтон тебя уже не устраивает?

  Оливия, как показалось Максу, побледнела.

  - Я не виновата, что ты рассорился с ним. Из-за пустяка.

  - Из-за пустяка? Ты называешь это пустяком?!

  Макс поспешил прервать их перебранку:

  - Доктор Рэнделл, вы меня простите, что я вмешиваюсь, но мне кажется...

  - Вам кажется!- снова в упор посмотрел на него Рэнделл все тем же презрительно-злым взглядом.- Вы зачем сюда пришли? Что вам нужно? Убирайтесь! Все, все убирайтесь! И ты, Оливия, уходи, не хочу тебя видеть! Так и хотите моей смерти. Всё вам неймется. Вас прислал доктор Макферсон? Он первый рад сжить меня со свету. Выскочка, карьерист, лизоблюд. Играет в благотворительность, лицемер, а сам, небось, рад, что я теперь никто. Оливия, что ты стоишь, уходи и выпроводи этого доктора, я не нуждаюсь в них, слышишь - не нуждаюсь! Я сам себе доктор, сам себе лекарь!

  Доктор Рэнделл отвернулся, давая понять, что больше не скажет ни слова. Максу стало неловко. Лицо Оливии налилось кровью. Макс видел, что она с трудом сдерживается, чтобы не сорваться. Даже за дверью еще несколько секунд не может прийти в себя, растерянно пряча от него глаза. Наконец, Оливия собралась и тут же поспешила извиниться перед Максом:

  - Прошу прощения за своего мужа. В последнее время он стал невероятно вспыльчивым и раздражительным. Не знаю даже, отчего. Эмоции бьют через край, настроение меняется каждые пять минут. Он, наверное, сам уже от этого устал.

  - Я не обижаюсь,- поспешил успокоить её Макс.- В его положении любой из нас сорвался бы. Лучше зайду в другой раз.

  - Может, завтра?- неожиданно вырвалось у Оливии.

  - Завтра вряд ли, у меня дежурство, а вот послезавтра, часа в четыре, непременно.

  - Буду рада и постараюсь подготовить Рика. К тому времени, я уверена, он отойдет, Рик не умеет долго держать в себе обиду. Вы его совсем не узнаете, вот увидите.

  Макс чуть задержался у входной двери.

  - А его психиатр часто здесь бывает?

  - Рик и его прогнал несколько месяцев тому назад, не захотел больше видеть.

  - Значит, мне вдобавок придется быть еще и психиатром?

  - Может быть, но, я думаю, у вас получится. Вы настоящий доктор, я это сразу поняла.

  - Спасибо, миссис Рэнделл, за теплые слова и внимание. Тогда до четверга?

  - До четверга, как договорились. Не задерживайтесь, я буду ждать.

  Они попрощались. Макс по тротуару пошел к своей машине. Сел в неё и машинально посмотрел на дом Рэнделлов. Оливия так и стояла у приоткрытой двери и задумчиво смотрела на него. Макс улыбнулся ей и махнул рукой. Улыбнулась слабо и она, и тоже в ответ помахала.

  Двигатель "ягуара" завелся быстро, и Макс отъехал от дома Рэнделлов. Все не выходила из головы та настенная картина с кошкой. Ну почему в ней не было той тихой печали, какая сейчас скользнула у Оливии при расставании? Ведь ее красоте, как ему показалось, больше присуща тихая печаль, задумчивость, а не высокомерие, не брезгливость, не презрение той нарисованной кошки?

  Не воспринял Макс и самого Рэнделла. Неужели тот не понимает, как с ним тяжело Оливии? Своим упрямством и брюзжанием он только отдаляет её от себя, только настраивает против. А эта вспышка эмоций при постороннем человеке, разве не признак самодурства?

  Макс недоумевал: как можно жить с таким человеком и еще любить его. А в том, что Оливия любила своего мужа, он нисколько не сомневался. Только любовь в таком незавидном положении могла придать сил Оливии, дать терпение и наделить терпимостью. И захотелось ему хоть чем-то поддержать бедную женщину, хоть словом, хоть взглядом, потому Макс ждать не мог дождаться наступления четверга,- дня, когда снова встретиться с нею.

  4

  Среда и первая половина четверга пролетели для Макса как несколько часов. Уже в четыре вечера он стоял у дверей дома Рэнделлов и нажимал глянцевую кнопку звонка. Дверь ему открыла сама миссис Рэнделл. Глаза ее сияли, щеки горели, вся она словно светилась.

  - Наконец-то, доктор Котмен, мы уж стали переживать, придете вы или не придете. Рик сегодня в чудесном настроении, с утра только о вас и спрашивает, а я, к своему стыду, ничего конкретного сказать не могу. Проходите, пожалуйста, сразу наверх, я приготовлю чего-нибудь выпить.

  Макс поднялся в комнату Рэнделла, постучал, открыл дверь.

  - Можно?

  - А, доктор Котмен, очень рад, заходите, заходите.- Рэнделл действительно был в хорошем настроении.- Подсаживайтесь поближе, мне вас так будет лучше видно.