Искать помощи ночной армии охотник принял решение в Ярн-Геронде – большом городе в трёх днях пешего хода (с учётом детей и немолодого профессора – всех четырёх) на пути в столицу. Там, по сведениям Найруса, им и должен был встретиться мужчина, которому известно, куда пропал герцог Блейрон. Возвращаться в Восточный Барт Олэ не рискнул – в этом месте ему и шагу не дадут сделать, только и разговоров, что о побоище в трактире.

Впереди ожидались не меньше четырёх ночёвок в лесу, но сын горшечника сократил их до трёх – в девяти милях стояла деревня, где жила его далёкая родственница, тётя Эгирина. Олэ очень надеялся, что до этой деревни ещё не дошли последние новости Восточного Барта, а Герт – что история его побега из дома.

К счастью, опасения и первые, и вторые оказались напрасны. Родители, верно, ещё не поняли, что это был побег из дома, а не пара дней «переждать у знакомых отцовский гнев за разбитую посуду». А глашатаи коннетабля стремились в первую очередь оповестить города обо всех происшествиях.

Бездетная тётя души не чаяла в Герте, но, как выяснилось, её доброта распространялась и на других людей (и не беда, что трое из пятерых спутников Герта совсем не люди). Она и собрала им в дорогу припасов, и накормила ужином, и истопила по такому случаю баню. Правда, постелить вышло только в одной комнате, а кровати достались лишь детям. Вампир успокоил хозяйку, что страдает бессонницей, а профессор заверил, что будет всю ночь читать.

Герт уступил свою кровать охотнику, сказав, что лучше отоспится на полу. Точнее, мальчик хотел просто показать охотнику своё радушие, ожидая, что он откажется от такой чести – мол, не пристало мне, взрослому и привыкшему к странствиям, нежиться в постели, пока подросток мёрзнет на лежанке. Но «понимать людей» не было, как метко заметил вампир, сильной стороной Олэ Меченосца. Охотник пожал плечами и спокойно занял кровать, на которой надеялся расположиться подросток.

Впрочем, выспаться Герту всё равно не получилось бы. В голову лезло множество мыслей, а рука спящей Фейли так красиво свисала с кровати, что закрыть глаза казалось преступлением. Оставалось утомить себя работой.

Месяц ещё не набрал той силы, при которой по дорогам лучше не ходить всем, кому гадалка предсказала умереть от зубов оборотня, но его света вполне хватало в отсутствие облаков для комфортной работы.

Иногда Герт делал паузу и смотрел в ту сторону, где была другая деревня, а напротив неё – его посёлок, а в этом посёлке – родной дом. Вспоминалась мама – сердце щемило от мысли, как она сейчас плачет. Потом накатывал стыд перед папой за беспричинный разгром. Хотелось бросить приключения и вернуться. Вытерпеть побои и упрёки, дождаться прощения и… и что дальше? Опять горшки и продажа горшков? Опять прежний круг из работы и нехитрых развлечений?

Хотя, не испытывай Герт ничего к Фейли, он, может, даже не попрощавшись с тётей, и поспешил бы в родной дом.

Фейли… Какое красивое имя! Как ей идёт. Это имя хочется повторять нараспев, как стихи менестрелей.

Вся прежняя жизнь как-то естественным образом разделилась на то, что было до Фейли и что происходит теперь. А после… не хотелось даже думать. Мозг отказывался принимать реальность, где этой светловолосой девочке не было места.

Герт выронил топор. Ему представилось, что будет, если сейчас охотник передумает и убьёт Фейли и её брата спящими. Разумеется, Герт найдёт способ отомстить. Но как он будет жить потом?.. В одиночестве…

Разумеется, у него останутся мама, папа, тётя и прочие родственники, и друзья останутся тоже, но всё равно это будет уже одиночество.

Герт тряхнул головой и вернулся к колке. Нет, охотник не сделает ничего плохого дочери Теней, пока не приведёт её к герцогу, а там что-нибудь придумаем. Этот мечник порой ведёт себя весьма по-скотски, например легко принимает дары, от которых приличный бы человек отказался (спина заныла в предчувствии ночёвки на полу), но он уважает себя. А значит, и своё слово.

Охотник громко дышал. Руки и плечи уже ныли, но, скованный какой-то неведомой силой, он не вынимал меч, увязший в чужой плоти.

Происшествие никого не разбудило – лесные тропы так утомили компанию, что все спали беспробудным сном: и Блич в своей кровати, обведённой мелом, и профессор, съехавший на пол со стола, над которым захрапел… вот только Герт никак не закончит свою колку – с улицы раздавался стук топора.

Фейли. Лунный свет лёг на её лицо и придал выражение настолько невинное, что, казалось, поднять на девочку оружие не сможет даже чудовище.

Олэ Меченосец смог.

– Долго ещё ты собираешься держать это в моём сердце? Я заметил, что у меня пуговица отлетела, но не стоило предлагать свою булавку так настойчиво. Клянусь, пару дней походил бы и нараспашку.

Олэ Меченосец будто никого не слышал.

– Видимо, ты другого добиваешься. Хорошо, признаю, ты лучше меня шутишь. Последняя острота аж до печёнок проняла. Буквально, до печёнок. Ну, хватит уже! Очнись, друг, пока дети не проснулись.

Тут только Олэ заметил, что не только не думает вынимать меч, а продолжает вдавливать его обеими руками в грудь вампира, закрывшего в последний момент Фейли. И если бы Кай не сжимал со всей силы лезвие, то остриё бы, пробив его спину, пригвоздило девочку к кровати.

– Завязывай, друг. И я не бабочка, и ты не коллекционер, так что не комильфо втыкать в меня иголку.

Олэ вынул меч и, сделав несколько шагов назад, сел на кровать.

– Ну, вот и славно. Хорошо, что всё обошлось. Сейчас переодену камзол, возьму из багажа… Стоп. А ты не видел мой багаж? Странно, я тоже. Ай да, у меня же, представь себе, нет багажа! То есть мне придётся в дырявом камзоле завтра разгуливать.

– После всего, что произошло, ты про одежду переживаешь?

– Олэ, именно что ничего не произошло. Только благодаря моей сноровке и отсутствию потребности во сне. Так что имею право на мелочные переживания.

Охотник лёг на кровать. Прикрыл веки. Перед глазами встала картина, что было бы, не успей вампир вмешаться.

Два детских тела, пронзённые мечом. Кровь, густо залившая кровати и капающая на пол… Лица. Что было бы с их лицами? Успела бы исказить их предсмертная судорога или они сохранили бы выражение трогательной беззащитности? Откуда ему знать, он никогда не убивал спящих подростков. Он вообще не убивал спящих и не убивал подростков.

Олэ открыл глаза, сел и помотал головой.

Ну, и что? Ты же этого и добивался. Ты с самого начала собирался их убить и знаешь, что убьёшь. Сейчас или потом. Или ты в душе надеешься, что подвести итог придётся палачам герцога? Для этого и согласился с доводами Найруса, чтобы переложить на кого-то ещё этот грех?

Какая разница, взрослый или ребёнок! Тем более они не совсем дети – в возрасте Блича уже вовсю заводят девчонок, а таких, как Фейли, кое-где выдают замуж!

Они – Угроза! Все! От малышей до немощных стариков. Пропусти хоть один побег сорняка – гнилой сорт истребит всё поле.

Он убил сорок восемь таких, как Фейли и Блич. Пусть взрослых, но с той же кровью в жилах, с тем же странным сердцем, непохожим на людское, так же чувствующих боль и жаждущих жить. И не знал сомнений. Кроме самого первого раза. Но там был особый случай. И ещё до того, как он успел понять, что произошло, и сделать первую зарубку на ножнах, к нему впервые пришёл в видениях Чёрный Человек и показал, укрепляя в правильном выборе, мир, где Чума теней победила.

– Что за Чёрный Человек?

– Вампиры умеют читать мысли?

– Нет, просто ты разговаривал вслух.

– Спроси нашего профессора утром. Он толковее расскажет. Если коротко, то это особое сновидение, которое является таким, как мы, после первого уби… после первой охоты и преследует всю жизнь. Сюжет сна неизменен, как и главный персонаж. Голос всегда кажется охотнику очень знакомым, хотя ещё никто не мог вспомнить, где его слышал. А уж видеть он Чёрного Человека точно не мог – миру неизвестна такая раса… В общем, расспросишь подробней профессора.