В последующих боях на эрзерумском направлении геодезисты и топографы отряда своевременно обеспечивали боевые действия войск.
«Вот ведь какое большое значение имеет топографическая карта и описания местности для планирования и ведения боевых действий», – вспомнил Андрей недавний спор офицеров-топографов с офицерами других служб на одном из совещаний в штабе округа по вопросу взаимодействия войск в прошедших операциях в войне с Турцией. Некоторые – до сих пор не понимающие изменившихся форм и методов войны – сторонники борьбы «рать на рать» в чистом поле о значении карт не имели понятия, а самих топографов именовали «табуреточной кавалерией».
События и время не раз посрамляли незадачливых стратегов, но они нередко произрастали на поле брани и действия их стоили крови русского солдата.
В 1858 году, после того как Кавказский корпус был преобразован в отдельную армию, созданный при ней военно-топографический отдел возглавил генерал-майор И. И. Ходзько.
В последующие годы И. И. Ходзько занимался планированием и осуществлением связи Крымской триангуляции с Закавказской, созданием Кавказской триангуляции (на Северном Кавказе, а с завершением в 1859 году войны в Дагестане и восточнее), лично производя наблюдения на пунктах, на заоблачных высотах. Последний пункт отнаблюдал Иосиф Иванович, когда ему было 65 лет, на одной из горных вершин Западного Кавказа. Сорокалетняя деятельность Ходзько была отмечена орденом Белого Орла и денежной рентой на 12 лет. С 1862 года он генерал-лейтенант.
Военно-топографический отдел приступил к созданию и изданию новой десятиверстной топографической карты на весь край, которая отличалась бы полнотой отражения элементов местности и точностью их положения в плане и по высоте.
В 1867 году, выйдя в отставку, И. И. Ходзько сдал свою должность ученику и помощнику по службе – полковнику И. И. Стебницкому.
В 1868 году Иосиф Иванович за большие заслуги в области картографирования края и активную работу в составе Кавказского отдела Географического общества, в котором он в течение 23 лет исполнял обязанности помощника председателя отдела, был награжден высшей наградой общества – Константиновской золотой медалью.
Кавказским отделом была учреждена специальная премия имени И. И. Ходзько в 1500 рублей, которая начиная с 1871 года присуждалась членам отдела за лучшие работы по изучению и описанию края.
Скончался Иосиф Иванович в 1881 году, 21 февраля, в Тифлисе.
Благодаря самоотверженной деятельности таких выдающихся топографов, как Ходзько, его учеников и сподвижников, в середине XIX века была заложена основа для создания топографических карт более крупных масштабов, а введение с 1863 года новых условных знаков и изображения рельефа горизонталями, поступления на вооружение топографов с 1868 года нового кипрегеля позволяло придать картам необходимую полноту и точность.
С 1866 года в Закавказье были начаты съемки топографических карт в масштабах: 250 сажен в дюйме (1:21 000) – для густонаселенных районов, 500 сажен в дюйме (1:42 000, верстовка) – для менее обжитых районов и 1000 сажен в дюйме (1:84 000, двухверстка) – для необжитых, труднодоступных горных областей, с сечением рельефа, соответственно, 2 сажени, 5 и 10 сажен.
В биографии Ходзько перед Пастуховым предстала история предшествующих дел военных топографов Кавказского топоотдела, к счастью, с некоторыми из них предстоит продолжить их дело и ему, перенимая и совершенствуя их опыт.
– Итак, господа офицеры и топографы! – обратился подполковник Близнецов к собравшимся топографам отделения. – Записывайте в свои журналы текст задания на производство съемок на 1883 год. Номера назначенных каждому из вас планшетов и их площадь известны, окончание полевых работ – к октябрю. Моя база в ауле Дылым, что на реке Терегуа, правом притоке реки Акташ. Готовность к переезду в район работ – конец апреля, что будет уточнено приказом по отделу. В этом году одно отделение будет продолжать съемки на восток от Военно-Грузинской дороги, в Тианетском уезде, в котловине между Картлийским и Кахетинским хребтами, южными отрогами горы Барбало Главного Кавказского хребта, остальные же – по Северному Кавказу и Дагестану, от Владикавказа до Темир-Хан-Шуры, начиная с предгорий его.
– Нам еще повезло, – не удержался штабс-капитан Шарифов поделиться своими мыслями вслух, как только начальник отделения окончательно сообщил о месте работ, – масштаб верстовки хотя и строг, но площадь «божеская», не то, что десятиверстка.
– Да и высота предгорий не столь значительна, – подхватил штабс-капитан Шебанов.
– Послушайте, господа! – прервал разговор Голомбиевский. – Я вам прочту выдержку из недавнего сообщения одного известного натуралиста: «Предгорья тянутся неширокой полосой с 20–50 верст высотой над уровнем моря 600–800 сажен, иногда доходя до 1200. Рельеф представлен четко выраженными передовыми хребтами с резким переходом от равнины к горам, с большим количеством низменных участков и котловин. Горы, как правило, покрыты лугами со злаково-полынными травами, которые перемежаются обширными зарослями кустарника и широколиственного леса. Климат более влажный, чем вокруг».
– Данные удовлетворительны, господа топографы. Так что не унывайте – и за дело! – отозвался на сообщение поручик Векилов.
– Первым делом нужно решить, господа, кому бежать на базар за яичками, – объявил поручик Винников.
– Все решено давно, – заявил решительно, посмеиваясь, Федотьев, – Кебадзе, он выберет самые крупные яйца и по дешевке.
– Я не возражаю, – кивая головой в знак согласия, сказал с весьма серьезным видом тот, поглаживая пушистые усы, – но при одном условии, что вы сейчас назначите наивысшую цену, а все остальное на моей совести.
– Твое счастье, что мы не сомневаемся в твоей совести и доверим сие дело и деньги, – рассмеялся Николай Васильевич Жуков, – знаем, что много на этом не заработаешь.
– Обижаешь меня Жуков, нехорошо, не такой я мелочный, чтобы бедняков обдирать, – нахмурившись и смеясь глазами, отвечал Кебадзе.
Скоро все планшеты сушились, расставленные вдоль стен чертежной, готовились журналы, производились проверки инструментов, вновь раскрашивались рейки. Царила обычная предполевая обстановка.
Прибыли казаки из полков, и в конце апреля вереница повозок и конных длинной цепочкой двинулась по Военно-Грузинской дороге на Владикавказ, преодолевая еще глубокие снежные завалы на Крестовом перевале.
От Беслана по дороге, идущей сначала по левому, а потом по правому берегу Сунжи, ехали под благодатными теплыми лучами весеннего солнца, пробуждавшего к жизни все вокруг. Склоны гор представали взору ковром, сотканным дивным мастером, располагавшим всеми цветами земли, проходившие короткие теплые дождики вызывали сильные испарения оттаявшей почвы, которые парили над землей, переливались волнами и искрились.
Миновали Грозную – теперь только по названию – станицу с такими грязными улицами, что лошади едва тянули повозки. После аула Гудермес отделения начали по одному подниматься в горы, и только одно третье отделение шло на восток все дальше и дальше, лишь после Хасавюрта свернув на Дылым.
Теперь горы высились впереди несколькими ярусами, изменяя с высотой окраску своих склонов. Изумрудная зелень сменялась темно-фиолетовым ярусом, над которым громоздились черно-лиловые кручи. В просветах клубящихся, фантастических наплывов туч перед путниками во всей своей угрюмой красоте вставал горный хребет Салатау.
Когда Пастухов с командой казаков пробирался по узкой, то взбегающей на крутые увалы междуречий, то ныряющей в глубокие ущелья потоков каменистой дороге, он все больше убеждался в ошибочности своих предположений о характере рельефа.
Не пологие, округлые формы, а узкие, скалистые отроги виднелись там, где ему предстояло работать.
– Каково настроение? – прежде всего спросил его подполковник Близнецов, приехавший к Пастухову в аул Гертма через два дня после того, как команда обосновалась в нем.