Выйдя на середину поляны, где приготовляли пищу и славили Стихии его соплеменники, Финвэ тяжело опирался на символ своей власти, — переданный ему отцом перед началом великого переселения посох, украшенный сапфирами.
— Татьяр! Второй народ! — выкрикнул он как мог громко, — Я призываю вас не бояться тьмы, что унесла шестерых из нас, и следовать за мной в надежде, что Валар не оставят нас и защитят, позволив добраться до великого океана! Путь, что лежит перед нами, ведет через безжизненные равнины, покрытые песком и валунами, через новые густые леса, через широкие реки, чье течение быстро и коварно, через холодные предгорья, покрытые снегом. Но мы пройдем! Пока мы вместе и видим нашу цель, ничто не остановит нас на пути к ней! — он оглядел суровым взором всех присутствовавших на поляне.
Многие покинули свои шатры, в которых сидели последние дни, объятые страхом перед неизвестным злом и будущим, и теперь слушали его речь, внимая каждому слову.
— Верьте мне, квенди из татьяр! Мы пройдем, и Стихии будут нашей защитой! — Финвэ замер перед своими слушателями, склонив голову в покаянном жесте.
— Веди нас, вождь! — послышалось со всех сторон.
— Мы верим тебе и последуем за тобой!
— Ты — избранник Валар! Веди! Мы с тобой!
— Мы следуем за тобой, сын мой, — сказал подошедший к нему Атто. — Наш народ следует за тобой.
— Тогда собирайтесь в путь! — и Финвэ поднял над головой свой посох.
Лишь небольшая группа татьяр отказалась последовать за ним и остальными. То были родичи шестерых унесенных злом квенди. Они решили дождаться возвращения отряда, ведомого Тульвэ, который отправился к северным горам, разыскивать пропавших.
Позволив семье Тульвэ остаться, дожидаясь его возвращения, Финвэ, помнивший о просьбе приятеля, взял с собой в поход его новорожденного сына, о котором обещал заботиться.
Оставшийся полным сиротой, Тульвион был передан на попечение подруг и прислужниц Татье.
Когда все было готово к началу очередного перехода, Финвэ отправился в стан нельяр, чтобы предупредить их о том, что татьяр собирались последовать за миньяр, продолжив поход.
В лагере третьего народа царили уныние и тревога. Его встретили младшие братья Эльвэ, в отсутствие брата принявшие на себя управление народом.
— Мы решили, что последуем за вами, — убежденно говорил Ольвэ. — Наши квенди не меньше вашего заслуживают того, чтобы жить в Благословенных Землях. Я готов повести их за собой.
— Брат, ты не был избран нашим вождем! — возражал ему Эльмо, — Эльвэ жив и наш долг — найти его! Только после этого мы сможем проложить путь на запад.
— Народ ропщет, брат, — отвечал Ольвэ, — Я не меньше твоего привязан к Эльвэ и желал бы отыскать его и снова вверить ему наш народ. Но мы ищем его уже долго и не смогли отыскать даже его след. Я поведу нельяр на запад, следуя по твоим следам, вождь.
Выслушав обоих, Финвэ, ни словом не обмолвившийся о том, что услышал от неизвестной девы из майар, пока блуждал в лесу в поисках друга, подозвал к себе Эльмо и обратился к нему с такой речью:
— Твой брат жив, я точно знаю это. Ищи его, и когда найдешь, скажи ему, что я буду ждать его прихода в Аман. Скажи Эльвэ, что я буду ждать его там столько, сколько понадобится.
— Хорошо, вождь, — ответил юный Эльмо, — Я передам ему твои слова, — с готовностью кивнул лалдо.
Обняв по очереди обоих, Финвэ простился с ними и возвратился в свой лагерь, чтобы возглавить колонну двигавшихся на запад татьяр.
Мириэль ехала на его коне, сидя впереди. Он крепко обнимал ее, то и дело взглядывая на не до конца оправившуюся от страшного испуга нареченную. Дева казалась бледнее обычного, ее серебряные волосы потускнели, настороженный взгляд пугливо блуждал по окружающим их деревьям, словно стараясь разглядеть что-то в глубине лесной чащи.
С удесятеренным вниманием вождь второго народа следил за каждым движением, за каждым вздохом Вышивальщицы. Теперь у него осталась лишь она, его Сериндэ, чьи серебряные волосы, светлые глаза и прекрасные черты напоминали о навсегда потерянном друге.
При виде ее страданий, сердце в груди Финвэ щемило от болезненной нежности. Когда, пройдя почти без остановок зачарованный лес, навсегда отнявший у него Эльвэ, татьяр остановились лагерем у его кромки, перед простиравшейся впереди безжизненной равниной, Финвэ пожелал, чтобы во время часа отдыха Мириэль делила ложе с ним.
Бережно, словно ребенка, он укутывал ее в покрывала, согревая своим теплом, прижимал к себе, оглаживал волосы, стараясь успокоить своим присутствием.
— Я здесь, жизнь моя, — шептал он в ее маленькое заостренное ухо, — Я с тобой. И мы вечно будем вместе. Теперь все тревоги позади, поверь мне. Все страшное осталось в прошлом, Мириэль.
Она беспокойно завозилась, услышав его слова, забилась в рыданиях, которым он не знал объяснения.
— Нет, — прошептала в ответ Сериндэ, — Я чувствую, что нам не будет счастья, возлюбленный господин мой.
— Что ты говоришь? — встревоженный Финвэ сжал ее в объятиях.
— Я видела его в тот час, когда ты ушел искать пропавших, — быстро шептала она, — Он был словно белая тень. Я спала в твоем шатре и плохо различила его, когда он неслышно подошел совсем близко. Он стоял без движения надо мной, пока я думала, что мне снится сон, и вдруг достал из-за спины кинжал, блеснувший в свете звезд, и занес его у меня над головой, — она схватила Финвэ за плечи, утыкаясь лицом в рубаху на его груди.
— Кого? Кого ты видела, жизнь моя? — силясь унять колотившую ее дрожь, спросил Финвэ, у которого мороз прошел по коже от услышанных слов.
— Я лишь на миг разглядела его лицо, когда он приблизил его к моему, будто тоже хотел рассмотреть лучше, — всхлипывая, говорила Мириэль. — Ты не поверишь, если я скажу это, но это была я сама… — она подняла на него заплаканные глаза. — Это было мое лицо, только искаженное ненавистью… Это был знак — нам не быть вместе, господин мой… Белая тень, я боюсь, что не переживу, если увижу ее снова, если она снова придет ко мне…
— Нет, нет, моя госпожа, — Финвэ поднес ее ладони к губам, — Не бойся ничего. Обещаю тебе, что всегда буду рядом. Никто не посмеет приблизиться к тебе без моего дозволения. Она не придет, слышишь? Больше не придет никогда…
Уже изрядно уставшие после долгого горного перехода, лошади шли неохотно. Копыта то и дело проваливались в глубокий снег.
По пути к дому Фаниэль им встретилось несколько сияющих совершенной красой ваниарских лиц, но широкие улицы этим утром все же отстаивались в большинстве своем пустынными. Спустя непродолжительное время, они наконец добрались, после того, как пересекли город в направлении с востока на запад, до белоснежного громадного дома. Дом Энларо действительно отличался от всех остальных не только алым цветом крыши, но и широкими окнами, больше напоминая летнюю виллу в пригороде Тириона, нежели жилище горцев, каковыми были златоволосые квенди Валмара.
Оказавшись перед крыльцом, Финвэ в отчаянии вновь мысленно воззвал к Валар, моля их о помощи. Предстояло вторгнуться в чужое жилище, пусть это и был дом его дочери и внуков.
— Как же мы попадем внутрь? — поинтересовался Кано. — И можем ли мы быть уверенны, что твой отец не был заранее предупрежден о нашем прибытии?
— Нельзя быть таким подозрительным, дорогой кузен, — ухмыльнулась Мелевен и спешилась.
Она медленно, почти крадучись, подошла к входной двери главного входа.
— Здесь могут быть ловушки, — пояснила нолдиэ, — на случай, если появятся нежданные гости.
Рывком дернув дверную ручку, Мелевен тихо засмеялась и махнула рукой сыновьям Финвэ, приглашая их войти в дом.
— Главное — знать верный код на замке, — подмигнула она Питьо.
Послышался металлический скрип и потрескивание. Дверь медленно отворилась сама. Дева кивком головы пригласила своих спутников проследовать за ней внутрь отцовского жилища.
— Если хотите, можете даже обыскать здесь все. Моей семье не нужны лишние подозрения, — говорила Мелевен, озираясь посреди приемной.
