Амон Ланк был самой высокой точкой Зеленолесья. По непонятной причине на нем ничего не росло, кроме невысокой травы. Никаких деревьев, ни кустарников. Здесь было хорошо тренировать навыки боя, подставив ветру голову и грудь, вдыхая свежий холодный воздух.
Принц Эрин-Гален, очутившись на вершине холма, какое-то время осматривал с него кроны растущих внизу деревьев и обозревал далекие пики Мглистых Гор, наслаждаясь ощущением свободы и дувшего здесь, на высоте, сильного западного ветра. Затем он достал из ножен парные мечи, с которыми был неразлучен во время походов, и сделал несколько выпадов, воображая, что перед ним невидимый постороннему глазу противник. Он убедился, что не столько его разум, сколько руки и все тело, помнят те приемы двумечного боя, что так восхищали его в исполнении князей голодрим и воинов из их свиты столько лет назад, что, казалось, все это случилось когда-то не с ним. Нет, Трандуил не потерял сноровки, с все нарастающей удалью, граничащей с яростью, он закручивал в причудливые петли свои мечи, вращая кистями рук, разминая их. Необходимо было высвободить накопившуюся злость на судьбу. После такой интенсивной тренировки он предстанет перед отцом, усталый и спокойный, и ему будет легче рассказать о произошедшем в Лотлориэне и намного легче безмолвно выслушать отцовские упреки и отповеди.
На удивление, Орофер не разозлился на сына, узнав о причине его отказа следовать за воинством под командованием Келеборна. Фактический срыв помолвки с Келебриан и оказавшиеся под угрозой дипломатические отношения с Южным Лориэном волновали его гораздо меньше, чем сообщенные Амдиром вести о неизвестных воинах, перекрывших проход в Имладрис. В купе с поступающими каждодневно от разведки донесениями о замеченных то тут, то там, орочьих ватагах, это означало одно — назревала новая затяжная война.
«Невероятно! — думал со злостью Орофер — Эти голодрим, придя сюда, опять умудрились развязать войну с неизвестным врагом. Неизвестным, но могущественным врагом…» Что-то подсказывало Владыке Зеленолесья, что здесь не обошлось без вмешательства разудалой интриганки Галадриэль. Дочка кузины Эарвен всюду поспевала совать свой аккуратный, очаровательный носик, вынуждая владык эльдар жертвовать жизнями многих воинов из-за сплетенных ею интриг.
Как обычно, оказавшись в сложной ситуации из-за недостатка сведений о происходящем за пределами его королевства, Орофер отправил гонца с письмом к Амдиру. А что еще оставалось делать? Его дорогой друг и гвадор был ближе всех к театру военных действий. Орофер сомневался, что Амдир поддержит Келеборна в намерении пройти с войском через Морию, к Имладрису, но был уверен, что Надежда зеленых эльдар и авари располагает наиболее свежей и точной информацией о том, что происходит сейчас за Мглистыми горами.
Ее, уже полумертвую, обнаружила ворвавшаяся в помещения дворцового комплекса Ост-ин-Эдиль личная стража Гил-Галада. Приди они на несколько мгновений позже, им не удалось бы застать ее в живых.
Мирионэль была оказана первая помощь. Нашедшие ее приближенные Нолдарана подивились ее жизнестойкости и внутренней силе, какую можно было встретить лишь в тех, из Первого Дома, о которых при дворе Эрейниона упоминать было не принято, хоть многие из опытных, старших воинов и помнили лордов Нельо и Кано.
Осторожно взяв казавшееся худым и хрупким тело девы на руки, один из приближенных Гил-Галада попросил осматривавшего помещение кузницы напарника:
— Дай твой плащ, надо укрыть ее.
— Вот, бери, — снимая с себя плащ, отвечал тот с готовностью, — неси ее к главному целителю, а я закончу здесь, — он рассматривал покрытый кровавыми пятнами каменный пол.
— В этот раз обошлось, — говорил главный целитель войска Нолдарана личному помощнику, перевязывая легкую рану плеча одного из воинов их отряда, — раненых мало и ранения пустяковые.
— Да, господин, — отвечал помощник, склонив голову и протягивая целителю очередной, скрученный в валик бинт, смоченный в целебном растворе для заживления ран.
Они расположились в просторном помещении, выполнявшем роль обеденной залы в палатах Келебримбора. Эхо от каждого движения или малейшего шума гулко разносилось здесь, меж опрокинутых стульев и кресел, огромных разбитых ваз и чаш, чьи осколки покрывали пол, сорванных со своих мест тяжелых портьер и газовых легчайших штор, теперь валявшихся смятыми по всей комнате.
— Менелион! — послышался за дверями крик одного из приближенных Владыки.
Главный целитель поднял голову:
— Входите! — громко отвечал он.
Двери распахнулись, и в залу вошел, знакомый ему еще со времен службы на Амон-Эреб, опытный разведчик Арассэ. Он нес на руках тело, завернутое в плащ.
— Она еще жива, — проговорил Арассэ, ища глазами, куда можно было положить ношу.
— Она? — удивленно переспросил Менелион, расчищая место на обеденном столе и накрывая его поднятой с пола тканью портьеры, — Вот сюда, вот так.
Он замер, словно пораженный громом, всматриваясь в черты бледного лица лежавшей перед ним избитой и до крайности истощенной девы.
— Великие Валар… — прошептал Менелион.
В последующие дни главный целитель Нолдарана Эрейниона почти не отходил от Мирионэль, на сколько его заботы позволяли ему это, стараясь отправлять вместо себя помощника и прочих, подчинявшихся ему рядовых целителей, бывших при отряде.
Леди Мирионэль очень медленно поправлялась и, видя улучшение, Менелион старался еще усерднее, готовя для нее лимпэ, обрабатывая заживляющим раствором страшные кровоподтеки на плечах и раны на лице, очищая и перевязывая царапины и ожоги, словно от раскаленных пальцев, на груди и животе, шепча исцеляющие заклинания. Он сам кормил и поил ее, давая пить придающий сил напиток и подобие жидкой каши из злаков и сушеных фруктов.
Через несколько дней, когда они переместились к западной границе Эрегиона, возвращаясь в Линдон, главный целитель покинул подопечную, чтобы рассказать о ней Нолдарану. Мирионэль была все еще очень слаба, но жизни ее уже ничто не грозило. Первым, что она спросила, не выказав абсолютно никакого удивления тем, что видит его перед собой, было:
— Тьелпе… Где Тьелпе?!
После ее краткой беседы с Нолдараном стало ясно, что произошло в Ост-ин-Эдиль, и все-таки, Менелион не до конца понял подробности этой беседы. Леди Мирионэль плакала, и сквозь слезы говорила о трех кольцах, что остались в кузнице Лорда Келебримбора. Где находился сам Владыка Эрегиона, она не знала. В разоренный и покинутый его жителями город был срочно отправлен Арассэ во главе отряда разведки.
Он вернулся, привезя с собой маленькую коробочку из мифрила. Оказалось, только сама Леди Мирионэль была в состоянии открыть ее. Внутри, завернутые в черный бархат, лежали четыре кольца: золотое в сапфиром, платиновое с рубином, мифриловое с цветком, усыпанным мелкими бриллиантами, и еще одно — золотое, в виде обернувшейся несколько раз вокруг пальца змейки.
Опытнейший главный целитель Нолдарана Артанаро, Менелион Ойотилэ, дал себе обещание, как и всегда, когда его пациент нуждался в помощи, что сделает все от него зависящее, чтобы исцелить Леди Мирионэль.
Он родился в семье благородной. Отец Менелиона был одним из придворных Нолдарана Финвэ. Его ровесники, все до единого, еще в детстве раскрыли свои способности и знали, какую профессию изберут, достигнув зрелого возраста. Он же пробовал многие ремесла, но так ни к чему и не привязался сердцем. Зато, едва перейдя из детства в подростковый возраст, успел влюбиться в милосердную и тихую Эсте. Его привлекла ее кротость и бесконечная доброта. Каждый день он повадился приплывать на остров посреди озера Лорелин, где располагались ее палаты и лазарет и где она заботилась о страдающих духом и телом. Юный Ойотилэ наблюдал за тем, как она работает, и не переставал восхищаться ею. «Я и тебя научу» — сказала ему Эсте с кроткой улыбкой глядя в глаза, когда он осмелился вслух высказать ей свое восхищение. Несколько лет подряд Менелион обучался у Эсте врачеванию. Терпеливо и вдумчиво он постигал ее искусство, заучивая наизусть заклинания, названия растений, формулы и рецепты, поражаясь тому, насколько неисчерпаемы могут быть ресурсы памяти.
