В Артано, пока он стоял за портьерой в обеденной зале Владыки Эрегиона, боролись сразу несколько чувств. Первым и самым сильным была боль. Он увидел, не сразу поверив своим глазам, как эта валимарская дрянь, Артанис, буквально бросила в объятия его ненаглядного нолдо ту самую его зазнобу, о которой тот грезил во сне и наяву. И откуда, из какой всеми проклятой пропасти, из какой черной дыры, смогла изворотливая интриганка Артанис вытащить на свет эту пугливую лань?!

Самолюбию Артано был нанесен серьезный урон, но не это сейчас ранило его настолько тяжело, насколько его уязвляло сознание того, что ему никогда не быть любимым Лордом Эрегиона. Глядя на то, как Келебримбор вцепился в темноволосую нолдиэ, майа осознал это особенно отчетливо. Боль была сокрушительной. После стольких веков одиночества он, наконец, полюбил по-настоящему и вынужден бессильно наблюдать, как его возлюбленный, которому он даже не смог признаться в своих пылких чувствах, с вожделением обнимает какую-то презренную женщину.

Все меркло перед этой всеобъемлющей болью, разливавшейся по внутренностям ядовитым потоком. Он стоял, дрожа, сжав кулаки, так что ногти до крови распороли ладони, пожирая глазами фигуру своей соперницы.

Что ему делать, Артано не знал. Одно было ясно — нужно во что бы то ни стало расквитаться с дочерью Арафинвэ за это внезапное появление, ведь это благодаря ей рушились его надежды на счастье в любви.

Теперь его Келебримбор подарит его Кольцо этой деве. Может быть, уже этой ночью они станут мужем и женой, а ему, Артано, останется только всхлипывать в стороне, оплакивая свои чувства и разбитые надежды.

Ну, ничего, он отомстит им всем! Когда надо он умеет быть коварным. Жестоким, несмотря на полученное от эльфов и людей прозвище, Артано никогда себя не считал, а свою бесчувственность к страданиям других воспринимал как твердость духа — противоположность слабости и склонности к излишним сантиментам.

Как бы то ни было, Артано решил выяснить, что задумала дева Артанис. Интуиция подсказывала ему — необходимо дождаться ее разговора с Келебримбором, узнать, о чем он будет, и только после этого начинать действовать. А пока он выжидал окончания трапезы, чтобы проследить за Лордом Эрегиона и его незваными гостьями.

Келебримбор тосковал по Мирионэль после их отъезда, но теперь все было совсем иначе. Он знал, что очень скоро она вернется к нему. Она уже подарила ему себя, ей только нужно время, чтобы окончательно решиться и все обдумать, справится со своими страхами.

Тогда-то Тьелпе пожалел, что он не поэт и не мастер убеждения и велеречий, каким был дядя Кано. Будь он хоть вполовину так же талантлив, как Маглор Певец, ему бы удалось убедить ее остаться с ним сейчас и они уже сегодня во всеуслышание объявили об их скорой свадьбе. Одно его успокаивало — она ушла, унося с собой его подарок — золотое кольцо, символизировавшее предложение руки и сердца.

Над тремя кольцами для эльдар — секретной миссией, порученной ему Артанис, Келебримбор работал с особенным вдохновением. Ему казалось, что это действительно работа, достойная внука Феанаро, хоть и не столь славная, как создание сильмарилов.

Денно и нощно лучший ювелир Арды творил, проводя все время в помещении своей большой кузницы-мастерской. Он хотел отблагодарить Галадриэль, не обращая особого внимания на ее домыслы в отношении Артано. И меньше всего не обращал он на них внимания теперь, когда все его мысли были сосредоточены на любимом существе, которое Лорд Эрегиона мечтал навечно заключить в объятия.

Кольцо Воздуха, самое могущественное из трех, он нарек Вилья, выковав его из чистейшего золота и украсив небольшим сапфиром. Следующим было создано Кольцо Огня. Его Келебримбор назвал Нарья, инкрустировав кроваво-красным рубином. Последним из трех стало Кольцо Воды — Ненья. Это кольцо самый искусный ювелир Эа изготовил из его любимого мифрила, усыпав бриллиантами причудливый бутон цветка, что венчал его.

Они встретились с большим отрядом, который Мирионэль могла бы смело назвать войском, Владыки Эрейниона через полторы недели пути в небольшом поселении эльдар на западной окраине Эрегиона. Сам теперешний повелитель земель, некогда принадлежавших ее отцу, умел расположить к себе.

Гил-Галад был очень похож на Нолдарана Нолофинвэ, не унаследовав от своей матери из синдар никаких внешних черт. Его манеры были безупречны и при этом просты. Со всеми вокруг он был учтив и вежлив, сохраняя при этом достоинство и величие истинного Владыки нолдор. Воспитанный Кирданом, предводителем фалатрим, Эрейнион, которого она лишь единственный раз до этого видела совсем юным в замке Барад-Эйтель, говорил одинаково свободно как на высоком наречии, так и на языке синдар.

Мирионэль хорошо запомнила единственный разговор с отцом Владыки, тогда еще принцем Финдекано. В чертах, движениях и речи его сына она явственно читала тот же отчаянный надлом, ту же внутреннюю хрупкость, чувствительность, хоть они и были скрыты ото всех под маской спокойствия и уверенности, так необходимых любому королю.

Саму ее беспокоило совсем другое — ее дорогой кузен Тьелпе, нежная привязанность к которому воскресла в ее душе, как только она снова его увидела, всколыхнув одну за другой волны воспоминаний, превратившие в настоящую бурю поток ее мыслей.

Тьелпе предложил ей себя, свою руку и сердце, Вечность вместе, и она терзалась из-за этого. После того, как она отвергла Лиса, о чем уже не одну сотню раз успела горько пожалеть, пролив немало слез в одиночестве, она была свободна, чтобы стать супругой Тьелпе, несмотря на относительно близкое кровное родство между ними. Она чувствовала по отношению к кузену привязанность, симпатию, щемящую жалость и хотела жить рядом с ним, под его защитой, сама стараясь сделать все, чтобы скрасить его жизнь. Мирионэль чувствовала близость натуры Тьелпе к ее натуре, к ее природе. Возможно, это говорило в ней именно кровное родство. Их отцы — родные братья, и от этого никуда не деться. Но какая-то безумная надежда удерживала ее от того, чтобы уступить ухаживаниям кузена, как будто тонкий голосок в сознании пел ей о невозвратно потерянном прекрасном Тэран-Дуиле, об их давней любви. Она вспоминала его черты, не единожды за ночь переживая в своих грезах проведенные с ним дни и ночи, а потом думала о Тьелпе, вспоминая его взгляд, его красивое красотой ее отца и дядей лицо, его поцелуй… Кузен ждал ее, она это чувствовала.

Промучившись несколько ночей, Мирионэль с рассветом отправилась разыскивать свою госпожу, Леди Нэрвен, чтобы сказать ей, что она возвращается в Ост-ин-Эдиль. Та отпустила ее без возражений, лишь пристально взглянула на прощание в глаза и слегка сжала в своей изящной белой руке руку воспитанницы.

— Испытание ты пройдешь. Ты сильнее, чем думаешь, — сказала тихо Галадриэль, глядя в след скачущей крупной рысью в направлении Твердыни Эльфов дочери Морьо.

Уже на подъезде к Ост-ин-Эдиль Мирионэль почувствовала неладное — все дороги охранялись невиданными прежде смуглокожими смертными, одетыми в черное и скрывавшими свои лица за черными платками, повязанными вокруг головы и покрывавшими даже шею. Ее с отрядом стражи пропускали беспрепятственно через все посты. Улицы большого столичного города, обычно оживленные в этот час, были пустынны. Охваченная сильным беспокойством и теряясь в догадках о происхождении воинов окруживших город, Мирионэль устремилась прямо ко дворцу Лорда Келебримбора.

Не найдя Тьелпе в дворцовых комнатах, она опрометью бросилась во двор, пересекла его и оказалась на пороге невысокого, но добротно выстроенного и довольно большого строения, служившего Владыке Эрегиона мастерской и кузницей. По дороге ей не встретилось ни одного прислужника, никого, словно все они в одночасье ушли куда-то, покинув родной город.

— Тьелпе! — позвала Мирионэль, стуча в запертую дверь мастерской, — Это я, открой, прошу тебя! — она чувствовала, что ее кузен мог быть только в своей мастерской и нигде больше.