Шли месяцы, иногда она даже ненадолго забывала о своем состоянии, забывшись чтением или вышиванием. С супругом они обменивались редкими посланиями. В своих письмах Лис старался не волновать ее новостями с поля сражения, больше расспрашивая о ней, чем рассказывая сам, она же описывала ему будни жизни в замке, неизменно сообщая, что чувствует себя прекрасно.

В последний месяц перед предполагаемым сроком появления на свет долгожданного дитя Мирионэль, измученная тоской по мужу, страхом за его жизнь и полнейшей неизвестностью, решила отправиться в Южный Лориэн — повидать свою в прошлом опекуншу, Леди Галадриэль и ее дочь — гватель Келебриан. Снедаемая желанием знать судьбу своего дитя, она собралась в путь вопреки всем увещеваниям Саэлона. Она даже готова была отправиться к Галадриэль вместе с ним и отрядом охраны, только бы поскорее увидеть ее дорогую родственницу.

Вернувшись в свой шатер после очередного дня бесконечного сражения с осажденными, Трандуил чувствовал себя уставшим. Как только он налил себе вина и уселся на небольшом троне, чтобы прочитать несколько пергаментов, касавшихся поставок вооружения и доспехов из Мории, к нему зашел слуга, принесший послание из Лотлориэна.

Развернув нежданное письмо, Трандуил со смешанными чувствами обнаружил, что оно от Мирионэль. Она писала, что прекрасно себя чувствует, уверяла, что добралась превосходно, просила не беспокоиться.

«Здесь, в обществе Леди Галадриэль и гватель Келебриан, я чувствую себя спокойней и счастливей, хоть и не перестаю тревожиться о тебе. Мой белый бриллиант, я хочу разделить с тобой радость, которая переполняет меня. Госпожа Галадриэль предсказала, что у нас родится сын, которого ждет великая судьба и великие подвиги! Я назову дитя Эртарион, теперь, когда знаю, что имя его войдет в легенды и что роль его в объединении народов Средиземья будет велика…» — писала она.

По мере чтения им все больше овладевала безотчетная тревога. Забыв об усталости, Трандуил позвал слугу. В полученном им письме не было и намека на возможную опасность или нечто подобное, но у Владыки Эрин-Гален от недоброго предчувствия перехватывало дыхание, а сердце начало стучать в груди как бешеное.

Леди Галадриэль и Леди Келебриан были немало обеспокоены, когда среди ночи сначала к одной, а потом к другой постучался Саэлон, сказав, что слышит из-за двери Тар-Мирионэль, у которой, словно на боевом посту, он проводил ночи без сна, какой-то подозрительный шум.

Войдя в комнаты бывшей подопечной, Галадриэль нашла ее мечущейся на постели. Мирионэль тихо постанывала, стиснув зубы. Тут же поняв в чем дело, Галадриэль отправила дочь за служанками, оставшись подле роженицы.

К рассвету все благополучно завершилось ко всеобщей радости. Родившийся мальчик оказался, как и ожидалось, очень красивым. Оба — мать и сын чувствовали себя хорошо. Первые леди Лориэна ухаживали за ними обоими.

Через несколько дней, когда Мирионэль и ее дитя уже совсем окрепли, она объявила своей опекунше, что желает скорее возвратиться в Эрин-Гален.

— Мне не терпится показать его там всем, моя госпожа, — говорила она, улыбаясь, — Он так прекрасен! — восхищалась королева Зеленолесья, держа на руках завернутого в легкие шелковые пеленки сына.

На эту просьбу Галадриэль скорбно склонила голову, чуть нахмурилась, тихо ответив:

— Да, это неизбежно, езжай, — она вздохнула, — Мне не хочется отпускать тебя, милая, но я не вправе удерживать.

Мирионэль принялась уверять ее, что она и ребенок прекрасно перенесут это двухдневное путешествие, что и беспокоиться здесь не о чем, потому как с ними будут их стражи во главе с Саэлоном, а как только они окажутся в укрепленном замке, она отправит кого-нибудь, чтобы сообщил Галадриэль об их благополучном возвращении.

Венценосная Дева кивала головой, отводя взор. Она молча помогла королеве Зеленолесья уложить вещи, думая о том, как тяжело бывает отпускать дорогих сердцу навстречу их судьбе.

Келебриан просила свою гватель остаться еще на несколько дней, но та настаивала, обещая пригласить их с Галадриэль в скором времени в замок Эрин-Гален.

Промешкав со сборами, вынужденная все время отвлекаться, чтобы накормить или переодеть сына, Мирионэль выехала со свитой поздним утром. Кроме того, они должны были делать многочисленные остановки в пути. Новорожденный принц Зеленолесья нуждался в отдыхе и пище. Мирионэль кормила его сама.

Приблизившись во время одной из таких остановок к королеве, Саэлон с любопытством рассматривал наследника своего господина.

— Сразу видно — ловкий и проворный. Воин будет хороший, — кивая сам себе, говорил Саэлон, заглядывая в темно-голубые глаза ребенка. Его голову покрывали светлые волосы, образуя вокруг головы младенца золотистый ореол. Выражение лица у него было до смешного серьезным и задумчивым, будто он уже мог понимать и обдумывать все, что происходило вокруг.

Эльдар так привыкли к бесконечным войнам, что каждого родившегося мальчика рассматривали как потенциального солдата армии Владыки. Что касалось наследников короля — те виделись им как будущие полководцы, командиры отрядов, выдающиеся меткостью стрелки, умелые бойцы рукопашного боя и метатели кинжалов.

Вечер застал их отряд, когда, уже перейдя границу владений Келеборна, они находились вблизи Амон Ланк. Опасаясь продолжать путь, Саэлон просил свою госпожу остановиться, чтобы заночевать в лесу. Было найдено место для стоянки, разожжен костер, приготовлен ужин. Для Мирионэль и принца Саэлон озаботился соорудить подобие палатки, чтобы они могли спать отдельно от других, никем не тревожимые.

Проснувшись среди ночи от звука знакомого голоса, Мирионэль села на своей лежанке. Пробудившись, она сначала решила, что голос ей приснился, однако вскоре, еще находясь меж сном и явью, она снова услышала: «Мирионэль…» — голос вздыхал, в его звучании слышалось страдание и нетерпение. «Где же ты, моя Красная Луна? Приди же, моя единственная, Каран-Итильде! Я здесь, я рядом, Мирионэль… и ты нужна мне, очень нужна…» — и снова прерывистый вздох. Этот глубокий мужественный голос принадлежал ее Владыке. Это прекрасный Лис звал ее в осанве. Должно быть, он, предупрежденный кем-то из слуг, возвратился в замок, и, не найдя ее, беспокоится.

Тоже забеспокоившись, находясь в плену тревоги за мужа, Мирионэль, взяв на руки тихо спавшего младенца, закуталась в плащ и бесшумно вышла из палатки.

Голос Лиса звал ее, указывая путь, казалось, он сам ведет ее, показывая тропу, по которой нужно идти.

«Иду, иду, моя упавшая звезда…» — как в бреду шептала она в осанве, все убыстряя шаг, двигаясь туда, откуда исходил чарующе прекрасный голос.

«Иди ко мне, скорее, любимая моя! Без тебя ночь непроглядно темна и солнце меркнет, если ты не рядом… Приди же ко мне, Красная Луна, освети своим пламенным, нежным светом мою жизнь…» — призывал голос. Она покорно, в нетерпении скорой встречи, стремилась к нему, взбираясь на холм, восходя по скользким крутым каменным ступеням, ведущим, как оказалось, к большому замку, стоявшему на самой вершине.

«Приди же в мои объятия, Мирионэль!» — голос Трандуила дрогнул, высокие массивные створки казавшихся черными резных дверей парадного входа распахнулись перед ней, и она, прижимая к груди дитя, устремилась ему навстречу, разглядев в глубине, у лестницы, тускло освещенной широкой приемной залы, выложенной черным гранитом и мрамором, его высокую среброволосую фигуру.

Лис стоял прямо, гордо держа голову, на нем был черный бархатный камзол, и волосы светились, отчетливо выделяясь на черном бархате и среди полутемной, мрачной обстановки. Он улыбнулся ей уголками губ, протягивая руки, желая обнять, и Мирионэль, завороженная сиянием его глаз, почти бежала навстречу.

Уже готовая упасть в объятия любимого супруга, шепча ему нежности, говоря об их сыне, его наследнике, и своем счастье, Мирионэль вдруг заметила, что на его протянутых к ней руках нет никаких украшений. Никаких. Даже кольца в форме змейки, которое она подарила ему в день свадьбы и которое он никогда не снимал.