Через два дня они в сопровождении отряда стражи Лорда Имладриса выехали по направлению к Вратам Мории. Для братьев Исильдура и Анариона эти поездки по необыкновенно прекрасным и полным небывалых чудес землям и городам, принадлежащим эльдар, были увлекательным развлечением. Средиземье было бескрайним, и его населяли множество рас и народов. И даже несмотря на то, что у здешних людей и эльдар не было водопровода, высочайших белокаменных башен во много этажей и мощеных полированным известняком дорог, край этот нравился нуменорцам, он таил множество скрытых, невидимых сразу, чудес и был пропитан древней магией.

Когда Элронд объявил братьям, что отвезет их в Лотлориэн, где они встретятся с его Владычицей, Исильдур спросил:

— Она красива, эта твоя Леди Галадриэль? — он прищурил глаза, улыбаясь уголками рта.

Элронд счел возможным ответить утвердительно, о чем тут же пожалел.

— Если она хоть вполовину так же хороша, как некоторые из здешних служанок, то я готов не просто встретиться с ней, но и провести несколько часов за дружеской беседой, — игривым тоном продолжал Исильдур.

Это было выше понимания Элронда. Старший сын князя Андуниэ был женат, и у его жены уже родились двое крепких мальчиков, бегавших сейчас между беседок и колонн в парке перед его палатами. Как возможно, что он помышляет о каких-то девах? Сам Элронд разве что в период предшествовавший наступлению совершеннолетия часто задумывался о красоте дев. А после того, как встретил дочь Келеборна, мог думать лишь о ней одной.

Если они с Келебриан увидятся, он обязательно ей скажет о своей любви, и пусть война, пусть опасность, но он будет знать наверняка, сможет ли она ответить на его чувства, или можно встать перед строем пехоты и не надевать шлема.

Но если, все же, после того, как он откроется ей, Келебриан обнадежит его, скажет, что будет ждать, а потом его убьют в первой же атаке? Ведь она будет страдать, мучиться, почувствует себя обманутой и разочаруется в этой жизни.

Сказать ей или нет о том, что он к ней чувствует? В этот миг Элронд снова подумал о брате: «Эрьо бы знал, что делать, не стал бы долго раздумывать и гадать…». Ему было трудно решить самому, а брат отправился в небытие. Посоветовать, как быть в таком деликатном деле, было некому. «Если бы отец был сейчас жив и был рядом, он бы выслушал и помог мне своим советом» — подумалось Элронду.

Нолдаран Эрейнион сидел в своем шатре и дочитывал очередную депешу, ему также было нужно еще немного времени, чтобы подписать некоторые распоряжения, касавшиеся помощи дунэдайн в основании форпостов на севере Эриадора. Вся эта бесконечная рутина и бюрократия утомили его, Гил-Галад спешил поскорее покончить с делами, и его взгляд при чтении документов перепрыгивал сразу через две строчки.

Элендил ждал его всего в дне пути отсюда, в какой-то сотне лиг к югу по течению Андуина, сообщая, что намерен основать там свою столицу. В планах князя дунэдайн было создать сразу два королевства, по одному для каждого из сыновей. На севере Эриадора, он уже основал Арнор, предназначенный Исильдуру, а на юге, за цепью Эред Нимрайс, князь Андуниэ был намерен заложить столицу будущего удела для младшего сына, Анариона.

Каждый раз Гил-Галад говорил себе, что не поедет, когда Элендил присылал депешу на ужасном квенья, призывая его следовать за собой. И каждый раз, вопреки здравому смыслу и всему на свете, словно влекомый какой-то колдовской силой, сидевшей в князе эдайн, Владыка нолдор летел по первому зову, как на крыльях, к державшему его, словно в плену силков, грозному адану. Он уже и сам не знал, хотел ли выпутаться из пут, которыми его накрепко привязал к себе наследник князей Андуниэ. Гил-Галада смущала и коробила его грубость и безосновательная, совершенно невыносимая заносчивость. Не раз и не два он чувствовал себя униженным тоном и манерой разговора заморского князя людей, но было в Элендиле что-то такое, что перевешивало в глазах Нолдарана все эти недостатки и заставляло его восхищаться этим высоким, сильным, бесшабашным и напрочь лишенным инстинкта самосохранения и страха перед чем-либо существом. Элендил был пылок и страстен, в нем было что-то от животного, и это, к его вящему стыду, нравилось Эрейниону и заставляло его восхищаться своим новым другом и трепетать от смеси безотчетного страха и радостного возбуждения.

От мыслей об Элендиле его отвлек внезапный шорох у входа, полог шатра приподнялся, и один из стражей возвестил приход некоего воина, желающего говорить с Нолдараном.

— Я спешу, скажи, чтобы передал свое прошение и, как все прочие, ждал ответа! — крикнул Гил-Галад, склонившись снова над посланием. Разделавшись с чтением депеш, он писал Леди Галадриэль, желая ввести ее в курс происходивших в Средиземье событий.

— Прости, государь, но я взял на себя смелость сам предстать пред тобой и просить тебя о великой милости, — услышал Нолдаран чарующий бархатный голос вошедшего без дозволения просителя, который мягко, но решительно отодвинул стоявшего на его пути стража и уверенно прошел внутрь.

Перед ним стоял среднего роста, стройный незнакомец в темно-сером дорожном плаще с капюшоном, надвинутым на глаза и полностью скрывавшим его лицо.

— Кто ты и чего хочешь? — спросил Гил-Галад, решив, что лучше будет, если он быстро покончит с этой аудиенцией.

Караульный страж, видя, что Владыка не возражает против присутствия в его шатре этого таинственного посетителя, ретировался восвояси.

— Я из эльдар, но долгое время жил в этих диких степях и хочу просить тебя позволить мне присоединиться к твоему войску, — невозмутимо отвечал воин, — Скоро грядет война, государь, я желаю быть полезным тебе в битве с врагом, — он учтиво поклонился.

— Что ж, хорошо, — отвечал сбитый с толку Гил-Галад, — Каким оружием ты владеешь? — он пытался понять, в который из его полков лучше определить этого самозваного добровольца.

— Я могу драться любым оружием, — отвечал воин своим редкой красоты тембра голосом, — но предпочитаю это, — и он незаметным в своей молниеносности движением распахнул плащ и вытащил из ножен два поразительно красивых тонких сабельных меча средней длины, напомнивших Эрейниону те, которыми сражался его отец.

— Это прекрасные мечи, — сказал восхищенный Нолдаран, заворожено глядя на то, как незнакомец мастерски вращает запястьями, закручивая лезвия мечей в причудливые петли, — такие использовались при Нирнаэт… Откуда они у тебя?

— Я был при Нирнаэт, — ответил воин и почтительно склонил голову.

— Ты, должно быть, из воинов, что видели моего отца… — проговорил Гил-Галад.

Незнакомец кивнул.

— Я определю тебя в полк моей стражи, — Владыка Эрейнион мысленно обрадовался такой удаче. Сейчас, перед началом войны, каждый опытный и хорошо вооруженный воин был на счету.

Разумеется, Эрейнион рассчитывал на военную поддержку Элендила, которую тот обещал предоставить, но у князя дунэдайн было сравнительно мало бойцов. То же самое можно было сказать и об Элронде. Гил-Галад знал, что Лорд Имладриса со своими воинами полностью в его распоряжении в случае войны, но их было около трех тысяч, тогда как враг мог противопоставить им воинство числом в двести тысяч.

Орки были сравнительно слабо подготовлены, трусливы и плохо вооружены, но численный перевес и свирепость, с которой они действовали, внушали опасения. Кроме того, на поле сражения будут присутствовать не одни лишь орки. Гоблины, тролли, варги, барлоги, а также подконтрольные Ненавистному смертные и гномы обрушатся на них, грозя обратить в бегство своим бешеным натиском и значительным численным превосходством.

Позвав слугу, Гил-Галад обратился к нему с поручением:

— Ты отведешь его в расположение моих стражей, распорядись, чтобы его накормили и выдали все необходимое, — он перевел взгляд на замершего со склоненной в легком поклоне головой незнакомца, — Как твое имя, воин?

— Маивэ, государь.

— Распорядись, чтобы Маивэ ни в чем не нуждался. Отныне он служит в моем полку личной стражи.