Орофер почти желал, чтобы боль сжимала виски, острейшими иглами колола измученное сердце, заставляла мутиться взор и подкашиваться ноги — лучше так, чем лежать одному в плену догадок и неизвестности…

Все спало. На долину Великой Реки опустилась густая пелена ночного тумана, нередко стелившегося особенно прохладными ночами вдоль течения Андуина.

Благодаря способности двигаться абсолютно бесшумно, Орофер незамеченным добрался до входа в шатер Нолдарана, у которого крепко спали двое стражей-голодрим. Он помедлил, прислушиваясь, стараясь различить звуки, исходившие из-за плотной холщовой ткани полога.

— Ах, мельдо, — едва слышный шепот слетал с губ Артанаро. — Мелимэ, ах… — вздыхал нолдо, чередуя вздохи с тихими стонами.

Сознание Орофера померкло, и только чудом он сумел устоять на ногах. Сердце забилось так часто и гулко, что, казалось, его стук способен разбудить охрану. Внезапно стало нечем дышать. Мороз прошел по коже. Он резко отдернул тяжелый полог, закрывавший вход, и ворвался внутрь, готовясь либо погибнуть самому, либо сделаться убийцей находившихся внутри.

========== Часть 13 - Снежный шип ==========

Комментарий к Часть 13 - Снежный шип

Dagorladh (синд.) букв. - Поле Битвы

Aeglos (кв.) - Снежный Шип. Копьё Гил-Галада

Отдергивая полог, Орофер другой рукой безотчетно нащупал висевший у пояса походный кинжал. Он был готов ко всему, кроме того, что предстало его воспаленному взору, когда он вихрем ворвался в шатер Нолдарана.

Ожидавшему увидеть Артанаро в объятиях Глорфинделя или кого-то еще, Ороферу предстал совершенно пустой шатер. Внутри никого не было. Тишину нарушало тихое шипение всполохов пламени в единственном, горевшем у маленького раскладного столика, светильнике-треноге. Пламя его тускло освещало нетронутые блюда с бульоном, хлебом и фруктами, стоявшие на столике. А также графин с водой.

Сердце продолжало отрывисто стучать. Замерший посреди шатра Орофер огляделся внимательнее. Его взор приковал накрытый покрывалом матрас. Под его пристальным взглядом покрывало шевельнулось и измялось, из-под него показалось бледное лицо Артанаро, во взоре которого без труда можно было прочесть тревогу, тоску и страдание. Нолдо сел на ложе и молча, выжидающе поглядел на незваного гостя.

Повинуясь более чувству, нежели разуму, Орофер сделал рукой движение, мгновенно изолировавшее их, находившихся внутри шатра, от внешнего мира. Теперь звуки здесь не проникали сквозь плотную ткань округлых стен, а войти к ним можно было лишь после того, как Владыка Зеленолесья снимет с входа заклятье.

— Где он?! — внимательно оглядывая острым взором скромную обстановку, спросил синда.

— Кого ты ищешь здесь? — потерянно качая головой, спросил Эрейнион.

— Твой «золотой цветок» разве не пришел, чтобы разделить ночь со своим «мельдо»? — поинтересовался, злобно ухмыляясь, Орофер. — Разве не его ты звал сейчас среди ахов и стонов?

Артанаро начал заливаться краской.

— Я звал своего возлюбленного, который сегодня при всех нанес мне удар в самое сердце, — тихо молвил он, подтягивая покрывало к животу.

И тут Орофер, наконец, понял, что его голдо лежал под одеялом одинешенек, лаская сам себя.

— И ты никого не ждал? — с безумной надеждой в голосе спросил Владыка синдар. — Этот Глорфиндель не придет?.. — второй вопрос он задал с поразившей даже его самого наивностью.

— Эру, как это ужасно… — прошептал в ответ нолдо, тяжко вздыхая и закрывая пылавшее лицо ладонями. Его собеседник продолжал недвижно стоять, не сводя глаз с согнувшейся под тяжестью душевной боли фигуры Нолдарана.

Вдруг тот вскинулся, поднял голову, весь подался вперед. Устремленные на Орофера глаза ярко блеснули. На лице появилось почти злобное, исступленное выражение.

— Лорд Глорфиндель не любовник мне! Нет! — его голос поднялся до крика.

Синда вздрогнул.

— Он никогда им не был и не станет! — кричал Нолдаран. — Но ты верно догадался — это его появление заставило меня задержаться и пропустить нашу встречу. Он рассказал, что прибыл по воле Валар из Блаженных Земель, чтобы помогать мне и другим в борьбе с Черным Властелином. Глорфиндель — наше знамя, наш талисман. Он — залог победы, а потому я просил его везде сопровождать меня. Единый и Валар с нами! Для меня важно знать, что они не оставят нас своей милостью и желают поддержать…

От этих слов Ороферу вдруг стало холодно и неуютно. Он опустил голову и нахмурился, отступив на шаг, словно собирался уйти. Осознание правоты нолдо очередной, новой болью теснило грудь. Конечно, победа в войне важнее их связи. У обоих есть долг перед народами, которыми они правят, обязательства, огромная ответственность, неисчислимые обязанности и заботы. Никто из них не имеет права ставить эту странную и, если вдуматься, совершенно противоестественную привязанность превыше статуса правителя, приносить ей в жертву благо народа, рисковать ради нее чем-либо. Не о своих страстях должно им думать, а о том, как сокрушить зло, как спасти земли от его заразы, как помочь тем, кто пострадал и продолжает страдать от его гнета и черных дел.

— Орофер! — окликнул его голос Артанаро.

Подняв голову, Орофер увидел протягивающего к нему руки голдо. В этом жесте было что-то беззащитное, ранимое, а оттого ранящее душу глубже, чем это могли бы сделать упреки и оскорбления.

— Не уходи, мелетроннин. Я ждал тебя в надежде, что ты придешь, — с болью в голосе тихо молвил его голдо. — Останься рядом, ибо я не знаю, когда у нас еще будет возможность…

Ощущая, как рана в его душе разверзается все шире, как все глубже в сердце вонзается, словно кинжал, острая нежность, могучей волной захлестывая сознание, заставляя слезы комом застревать в горле, Орофер бросился в открытые объятия Артанаро.

Только там, сплетенный с ним воедино, он почувствовал облегчение, как если бы вдруг стало легче дышать. Он вдыхал его ставший родным запах, исследовал руками его тело, жадно целовал сладкий, словно сок клена, рот, находя успокоение, забываясь, наслаждаясь ощущением нежданного счастья и покоя.

Поток госанна был бесконечен. Ороднор умолял простить его за то, что не смог приехать на планировавшуюся встречу, Орофер признавался ему в своей, остававшейся доселе невысказанной словами, любви.

И оба плакали, лежа в объятиях друг друга.

Желая вознаградить Артанаро за причиненные страдания, Орофер прикасался к нему с трепетом в каждой частице хроа, стремясь поскорее освободить от многослойных одежд как его, так и себя. Хотелось покрывать поцелуями все тело голдо. И, как только были расстегнуты все ремни, скреплявшие панцири и наручи, и одежды удалось стянуть общими усилиями, Орофер исступленно предался этому занятию с ненасытностью голодного животного.

Он целовал точеную шею, могучие плечи, широкую грудь, ласкал пальцами и языком напрягшиеся соски, больше осязая, чем видя. Хоть темнота и не была помехой для его зрения, он предпочитал, прикрыв глаза, наслаждаться гладкостью и запахом кожи обнимавшего его Эрейниона, спускаясь все ниже, целуя живот с выступавшими на нем напряженными мышцами, крепко обхватывая кольцом объятий поясницу, выцеловывая нежную кожу, приближаясь к паху, оглаживая и раздвигая сильные бедра, чтобы, наконец, припасть ртом к пульсировавшей плоти, пальцами ощутив вожделенное отверстие.

Истомившийся без него Артанаро отвечал стоном на каждую ласку и каждый поцелуй. Он выгибался и метался под накрывавшим их походным одеялом, плотно смежив веки, пылая жарким пламенем, забываясь, отдаваясь целиком во власть рта и пальцев Орофера.

Казалось, что, наполнившийся звуками стонов и вздохов, воздух внутри шатра накалился. Пот градом валил с их тел, делая кожу скользкой и блестящей в тусклом желтом свете огня, горевшего в треноге.

Почувствовав, что все хроа Артанаро напряглось, как натянутая струна, в ожидании сладостного пика, готовое вот-вот выгнуться в судороге, Орофер ускорил частоту движений пальцами внутри него и глубже вобрал в себя его плоть, позволяя подрагивавшему органу коснуться гортани. Ему хотелось одновременно и скорее ощутить знакомый, сладковатый вкус семени прекрасного Ороднора, и длить этот глубокий поцелуй вечно, оставаясь в шаге от того, чтобы самому достигнуть экстаза.