— Ороднор! — вскрикнул синда, силясь приподняться.

В единый миг все случившееся накануне всколыхнулось в сознании и обдало волной невыразимого ужаса.

— Тише, тише, — Артанаро оглаживал его плечи, шепча, — Я здесь, рядом с тобой, — он устроился, положив голову на грудь Орофера.

Не веря своим ушам и зрению, синда протянул руку, чтобы прикоснуться к его лицу, но тут же отдернул ее, испугавшись, сам не зная чего.

— Обними меня… — тихо прошептал нолдо и прижался к широкой груди Владыки Зеленолесья.

Плач застрял у Орофера где-то посреди горла и не желал вырваться криком наружу, ни отступить, вонзившись тупой иглой в сердце. Он задыхался, глотая ртом воздух.

— Я слышал тебя, — лепетал Артанаро, обнимая его, ласкаясь, — как ты лечил меня, как говорил со мной, как плакал…

Орофер всхлипнул.

— И я чувствовал себя таким счастливым, возлюбленный мой, — проговорил сквозь слезы Эрейнион. — Я чувствовал себя исцеленным, даже лучше, чем был прежде, и самым счастливым, а тебя — моим…

И Артанаро робко поцеловал сначала кончик подбородка, потом шею, потом потянулся тонкими пальцами к верхним петлям камзола, расстегивая их, освобождая все новые участки белой кожи, и тут же припадая к ним губами.

Аран Эрин-Гален не понимал, что с ним происходит. Он мотал головой от дикой смеси наивысшего счастья, усиливаемого ласками и поцелуями, что дарил Ороднор, и разъедавшей душу и внутренности горькой боли, сдерживая рвавшийся из горла крик. Слезы потекли из глаз. Их ручейки попадали внутрь ушных раковин, скатывались на затылок, щекотали кожу и терялись в густых серебряных волосах.

— Прости меня… Я тебя недостоин. Я — чудовище, которое не имеет права прикасаться к тебе… Такое нельзя простить… Ороднор… Такого, как я, нельзя любить… — бессвязно, давясь слезами, шептал Орофер, впадая в лихорадку.

— Нет, мельдо, — рывком распахивая его камзол и оглаживая кожу на груди и животе сквозь тонкую нижнюю рубашку, шептал голдо, — Мелетроннин*, обними же меня… — его руки скользнули к поясу Орофера и почти сразу спустились ниже, лаская.

Синда сжал в кулаках покрывала, не смея коснуться тела неистового Артанаро. Еще несколько часов назад он был уверен, что ему никогда не доведется больше сделать этого, хоть теперь он и желал этих прикосновений во сто крат сильнее, чем до того, как причинил голдо страдания и боль.

Орофер хотел любить Артанаро, словно прекрасную женщину, прикасаться к ставшему священным для него телу со всей нежностью, на какую был способен, дать ему ощутить лишь чистое удовольствие без всякой примеси боли или иного ощущения. Эрейнион должен был чувствовать одно лишь наслаждение, соединяясь с ним, но соединение это синда почитал невозможным теперь, после содеянного им страшного зла.

— Нет, прошу тебя, — застонал Орофер, чувствуя, как пальцы Ороднора принялись ласкать восставший помимо его воли орган и спустились ниже, ощупывая мошонку, чувствительное место под ней и, наконец, прикоснулись к его отверстию…

— Ты — мой… — тихо шепнул вслух нолдо и настойчиво потянул вниз штаны, что были на Орофере.

Тот прикрыл глаза в предвкушении, сам не зная чего, и напрягся, сжимая в кулаках покрывала. Мороз прошел по телу.

И вот оно — ощущение сладкого покалывания в ступнях и приятной усталости в мышцах бедер, за которым последовало яркое удовольствие… Язык Артанаро обводил кромку головки пульсирующей от желания плоти, а пальцы сжались вокруг основания, совершая плавные движения вверх-вниз.

— А-ах, — вырвалось само у Орофера.

Не в силах сдерживать себя, он запустил пальцы в темные волосы на макушке своего голдо, стараясь лишь нежно гладить его голову, не причиняя неприятных ощущений. Хотелось направить ее, сделать так, чтобы его рот вобрал его глубже, до основания, чтобы он двигался, массируя и погружая во влажное тепло, создавая и усиливая трение.

Одна ладонь Артанаро оглаживала низ живота с напряженными мышцами, сокращавшимися в такт его движениям, другая продолжала двигаться вместе с его ртом и языком, сводя с ума, вынимая душу из тела.

При этом голдо неустанно шептал в госанна о том, как Орофер красив, как он хорош, как нежна его кожа, как совершенно хроа и как Артанаро нравится доставлять ему удовольствие.

Не вынеся волны нахлынувшего на него наслаждения от этого шепота, от страстных ласк, от языка и рук Артанаро и от сознания его близости и невероятной доброты, которой, как он считал, он был недостоин, Орофер почти против воли болезненно застонал и излился во влажное тепло рта возлюбленного, прикусив собственное запястье, чтобы не закричать.

Когда все кончилось, Артанаро взглянул на него с кроткой и довольной улыбкой, от которой Орофер пристыженно прикрыл глаза. Он понял, что Ороднор не желает останавливаться. Нолдо проворно стащил с Орофера штаны, стянул через голову шелковую рубаху, поцеловал в губы и лег на него сверху так, что его бедра оказались между ног любовника.

«Посмотри на меня, посмотри же… — шептал он в госанна. — Я хочу знать, что ты разрешаешь мне…» И Орофер послушно приоткрыл глаза, встретившись взглядом с сияющими, словно два крупных серо-голубых брильянта, глазами Ороднора. Несколько мгновений они лежали недвижно, глядя друг на друга, и каждый читал что-то во взгляде другого.

— Обними меня… — снова попросил Эрейнион.

— Да, — выдохнул Орофер, смыкая руки на его гибкой спине. Кожа на ней, казалось, пылала.

Сам Владыка синдар тоже пылал каким-то безумным пламенем, которое вновь сумел зажечь в нем Артанаро. Он не чувствовал боли, из-за которой беспокоился его любовник. Если она поначалу и была, то Орофер просто не заметил ее, или посчитал, что заслужил, и воспринял как должное. В его ощущениях был лишь Ороднор с его аккуратными движениями, с его горячей шелковистой кожей, с темными прядями длинных волос, касавшимися груди и живота, с даримой им нежностью безостановочных поцелуев, которой так недоставало в его одинокой жизни.

Принимая его, лежа под ним, он чувствовал, что меняется. Голдо словно возвращал ему отданную для его исцеления жизненную силу, а может быть, делился с ним своей силой. Теперь Орофер понял, что у него ее было в избытке, но Потомок Королей предпочитал не выставлять свою силу напоказ.

Каким-то непостижимым образом он смог сделать с Орофером то, что не было под силу иному. Артанаро смог сделать так, чтобы Орофер вновь ощутил ту первоначальную радость от проживания Вечности, которую чувствовал за заре своей жизни, когда жил при дворе Тингола и был окружен заботой и вниманием Торил и ее подруг.

Владыке Эрин-Гален, лежащему в пьянящих объятиях Эрейниона, казалось, что он тоже превратился в звезду. Он представлял себя яркой кометой, со скоростью мысли пересекающей купол Гилтониэль и оставляющей позади себя длинный шлейф из искрящихся серебром крупинок.

«Тебе хорошо?» — услышал Орофер в госанна его голос.

Нельзя было словами выразить то, что он испытывал, а потому он не мог ответить, охваченный ощущением всепоглощающего счастья, о существовании которого даже не подозревал.

«Я никогда не был так счастлив…» — снова раздалось в госанна.

И тут же синда услышал, как Ороднор коротко вскрикнул. К его крику почти сражу же присоединился протяжный, хриплый стон, издаваемый самим Орофером.

«Это похоже на смерть…» — отчего-то подумалось ему. И мысль эта была последней. За ней наступило безмолвие. Оба они лежали без сил, стараясь восстановить дыхание, обливаясь потом от исходившего от тел нестерпимого жара.

Перед глазами Орофера вспыхивали и мгновенно гасли сияющие ярко-белым светом звезды.

========== Часть 9 - Возвращение домой ==========

Комментарий к Часть 9 - Возвращение домой

Yonnin (синд.) - Сын мой

Melledhil (синд.) - любимая, возлюбленная

Lindon (кв.) - Земля, наполненная музыкой. Поющий край.

Настало утро. Солнце теплом своих лучей проникало в щели между портьерами. За окнами дома на дереве, где они провели ночь, стояла прекрасная весенняя погода. Птицы праздновали и воспевали весну, щебеча на все голоса еще с предрассветных сумерек.