– Не беспокойся, Лорен. Мы с этим делом справимся, – твердо говорю я и, взяв ее влажную, дрожащую ладонь, крепко-крепко ее пожимаю.
Свадьба № 2
Шарлотта и Эймонн.
Здание городской администрации, Большой Манчестер.
Главная черта: малобюджетность. Церемония проходит в среду, что уже говорит обо всем сразу. А еще все вокруг со слезами на глазах толкуют о «счастье найти второй раз большую любовь» как о каком-то совершенно небывалом чуде – и это просто потому, что жениху с невестой уже за пятьдесят.
Меню: на закуску копченый лосось, далее – цыпленок, и меренги на десерт. Для вегетарианцев – красный перец, начиненный козьим сыром.
Подарок: совместное членство в Национальном фонде[8] с отдельными привилегиями. Цена: 135 фунтов.
Из сплетен: Несмотря на свои весьма немолодые годы, невеста на девичнике вздумала исполнить пол-дэнс. Как и следовало ожидать, в разгар танца она съехала с шеста и разбила нос. Теперь у нее оба глаза с бланшем, и на протяжении всего дня свадьбы она преследовала фотографа, всячески умоляя его отфотошопить снимки.
Мой банковский баланс: 305 фунтов стерлингов.
Глава 3
Когда Том, открыв входную дверь, видит перед собой меня, губы у него начинают мелко дрожать. Господи, благослови моего младшего братишку – как же с ним все не слава богу! Заметив рядом со мной еще двоих, он быстро берет себя в руки и с горячностью восклицает:
– О, привет! Подкрепление прибыло! – В его голосе заметно сквозит облегчение.
Я прихватила с собой Лорен – причем она сама настояла на том, чтобы пойти со мной. Мол, мне не следует «разбираться с этими придурками в одиночку». Я ей сказала, что для поддержки со мною отправится Уилл, но Лорен лишь махнула рукой.
– Твой бойфренд, конечно, чудный парень, Лайла, – снисходительно молвила она, – но для подобных ситуаций он слишком уж деликатен, слишком дипломатичен. Я этих ненормальных знаю половину своей жизни и уже давно научилась с ними управляться. Я тебя прикрою, если что, и о тебе позабочусь.
Чертовски люблю свою подругу Лорен!
Том, кстати, тоже очень любит Лорен – но уже не столь платонической любовью, – и, впуская меня с моими телохранителями в дом, обнимает ее на пару секунд дольше, чем следует.
– Слава богу, вы приехали, – говорит мне брат, отпустив наконец Лорен. И, притянув меня к себе, зловеще шепчет в ухо: – Они тут оба!
Чуть отстранившись от Тома, я кладу ему ладонь на плечо и устанавливаю прямой зрительный контакт, словно я армейский капитан, вдохновляющий своих солдат броситься на вражеские окопы и сгинуть в этой безнадежной атаке. Что на самом деле даже не является и аналогией – это как раз именно то, что происходит.
– Не боись, прорвемся, – решительно говорю я. – Они что, как всегда, разошлись по разные углы, демонстративно друг друга избегая?
Том, глядя на меня во все глаза, кивает:
– Да, именно! А еще каждый все время подзывает меня в свой угол, чтобы другого обо*рать. Я пытался делать вид, будто не замечаю, но это не прокатывает. Ты должна меня спасти! Папа говорит, что, когда матушка в следующий раз отправится в сортир, он пойдет порежет ей все шины!
Проясню с самого начала: родители у меня – вот уж сквернее не придумаешь! Я люблю их, разумеется, потому что они мои папа и мама, но тут уж ничего не попишешь – они совершенно ужасные люди! Развелись они несколько лет назад, и с тех пор для них словно ничего больше не существует. Единственное, что им интересно в жизни, так это лютая ненависть друг к другу, и только это дает им силы проживать каждый новый день. И тем не менее всякий раз, когда случается событие, подобное нынешнему – а сегодня моему брату исполняется двадцать пять, – родители настаивают на том, чтобы непременно оказаться вместе в одних стенах, всячески стараясь доказать, кто из них важнее и значительней. Когда я на неделе обзванивала их обоих, чтобы обсудить день рождения Тома, с каждым из них в отдельности разговор выглядел примерно так:
Я: Да, я знаю, что ему двадцать пять, но он на самом деле не хочет устраивать по поводу этой даты чего-то этакого. Он говорит, что был бы очень рад просто с каждым из нас по отдельности сходить посидеть за ланчем.
Мама/папа: А чего это он не хочет ничего устраивать?! Потому что там будет твой отец/твоя мать? Это он/она подговорил/подговорила? Если он/она считает, что я не в состоянии провести вечер в одной комнате с ним/с ней, чтобы отпраздновать двадцатипятилетие своего единственного сына, то может катиться ко всем чертям! Это просто чудовищно несправедливо! Я в высшей степени зрелая и разумная взрослая личность – уж куда более зрелая и разумная, нежели он/она, – и я гораздо более него/нее способна целый вечер держаться в рамках приличий и учтивости. Это он/она, быть может, не сумела/сумел пережить наш развод – но я вполне пережила/пережил. Я живу новой жизнью, и у меня все отлично! И мне на него/нее ну совершенно наплевать!
Я: Да нет, мам/пап, все на самом деле совсем не так. Он/она тут абсолютно ни при чем, честное слово. Просто Тому не хочется в этом году устраивать особый праздник. Да и знаешь, возможно, для вас обоих будет лучше, если вам не придется друг с другом…
Мама/папа: Что ты хочешь этим сказать?! Это твой отец/твоя мать насчет этого уже что-то брякнул/брякнула? А что конкретно? Ну-ка, передай-ка мне в точности.
Я: Да нет, нет, совсем ничего, честное слово. Просто…
Мама/папа: Я взрослый человек, и даже если он/она не способен/способна вести себя прилично, я все же умею быть воспитанной/воспитанным. Я вообще всегда веду себя учтиво. Даже при том, что он/она дерьмо собачье с самым распоганым ртом!
Я: Ладно, отлично. Увидимся тогда в пятницу вечером. До скорого!
Каждый из них словно задался целью доказать, что именно он в выигрыше от развода. И это делает их эгоистами прямо высшей пробы. Думаю, гнев порой творит подобное с людьми. Они начинают видеть исключительно собственные проблемы. Когда я общаюсь с кем-нибудь из родителей, то разговор наш вечно вьется вокруг одного и того же: их неистовой, все испепеляющей ярости по поводу того, на что они убили жизнь. Даже на свадьбе своего двоюродного брата, состоявшейся как раз на днях, мама говорила о том, каким «безнадежным идиотом» был ее бывший муж. Иногда это выглядит забавно, но чаще всего бывает утомительно и попросту стыдно.
Так вот и сегодня: будем сидеть как на иголках в ожидании очередного всплеска ярости, в то время как приятели Тома с предельной поглощенностью станут наблюдать, как двое шестидесятилетних «олдов» сердито зыркают через комнату друг на друга, надувшись, точно маленькие дети. Только, естественно, в совершенно взрослой, цивилизованной манере.
Вместе мы направляемся к большой, открытой планировки гостиной, и Уилл, взяв меня за руку, крепко ее пожимает. Том живет в «урбанистической коммуне», как сам он предпочитает это называть. Не надо сразу закатывать глаза – он на самом деле очень славный парень. Фактически это просто большущий дом со множеством жильцов, которые совершенно свободно туда вселяются и, когда им надо, выезжают. Том у нас человек без определенных занятий, и объясняет он это тем, что якобы «не нашел еще свое призвание». Что, как мне кажется, на самом деле означает, что он просто не желает зарабатывать себе на жизнь. На данный момент он промышляет на карманные расходы как «начинающий шаржист» – и это, да, именно то, что вы сразу и подумали. Это человек, учащийся рисовать шаржи для туристов. Все мы знаем подобного умельца: он вечно усаживается у вас на пути на самом оживленном тротуаре, и у него всегда пришпилен на видном месте не самый, скажем, лучший портрет Джека Николсона. И если вы все же из жалости согласитесь, чтобы он вас нарисовал, то он изобразит вам такой огромный нос, что вы вернетесь домой в слезах и сразу приметесь «прогугливать» пластических хирургов с Харли-стрит[9].