А мне было не до смеха, потому что к Снейпу зачастил следователь из Аврората. Пару раз он заходил и ко мне, сначала исподволь, а потом все настойчивее намекая дать показания против «гнусного Пожирателя смерти». К Северусу в палату я больше не заглядывал. Сейчас я понимаю, что вел себя малодушно и трусливо. Ему была необходима поддержка. Хоть кого-нибудь. Пусть и ненавистного ему когда-то Гарри Поттера. Но я этого не сделал.
Меня выписали. Я обосновался в доме на площади Гриммо, попросил Кричера снабдить меня книгами по магической юриспруденции и принялся разрабатывать стратегию защиты Северуса Снейпа, суд над которым должен был состояться через четыре месяца.
*
Я приготовился к долгой борьбе не на жизнь, а на смерть с магической бюрократической машиной, но все оказалось куда проще, чем я рассчитывал. Нет, разумеется, Визенгамот внимательно выслушал мои показания и даже согласился просмотреть воспоминания Северуса, которые я в последний момент выудил из думосбора и спрятал в кабинете Дамблдора, не слишком хорошо понимая, почему тот сам не позаботился оставить доказательства невиновности Снейпа. Честно говоря, я полагал, что стану единственным свидетелем в пользу Снейпа, но неожиданно и у Кингсли с МакГонагалл тоже проснулась совесть. Шеклболт вспомнил о неоценимой информации прямо из ставки Темного Лорда, которую Снейп самоотверженно поставлял Ордену. По его словам, данная информация помогла предотвратить гибель десятков ни в чем не повинных волшебников и магглов. МакГонагалл же внезапно прозрела и поведала суду о том, как директор Снейп весь год защищал учеников и преподавателей от террора брата и сестры Кэрроу — ставленников Волдеморта. После нашего тройного свидетельства Северуса не просто единогласно оправдали, но даже присвоили ему орден Мерлина первой степени за важнейший вклад в победу над Темным Лордом.
Я видел, что на выходе из зала суда Снейп в нерешительности остановился, явно выискивая кого-то глазами. Меня так и подмывало подойти к нему и поздравить с заслуженным снятием всех обвинений, с признанием его заслуг перед магическим обществом — наверное, впервые в его жизни — но тут к нему с улыбкой приблизился Люциус Малфой и крепко пожал его руку.
Северус немного разочарованно, как мне почему-то показалось, кинул последний взгляд в толпу окруживших его волшебников, быстро что-то сказал Малфою, а уже через минуту они оба исчезли.
*
Итак, мое обещание, данное ему в палате больницы Святого Мунго, было выполнено. Снейпа оправдали, и вскоре он занял весьма престижное место в Министерстве магии. Должность начальника Отдела тайн в высшей степени подходила этому загадочному человеку, которого я продолжал любить и которого мне надлежало вычеркнуть из сердца раз и навсегда. Потому что есть такое понятие, как долг чести и дружбы.
С одиннадцати лет я считал семью моего школьного товарища Рона своей семьей. Его дом стал моим домом. Молли и Артур как могли заменяли мне умерших родителей. Рон был мне словно брат, а Джинни… Если на шестом курсе я действительно что-то к ней испытывал, ну или по крайней мере думал, что испытываю, то где-то в начале нашего почти безнадежного похода за крестражами осознал — я отношусь к Джинни как к сестре. И не более того. А потом была Визжащая хижина. Расползающаяся на полу лужа крови. Еле слышный шепот: «Посмотри на меня». И любовь — отчаянная и безответная — которая накрыла меня с головой…
И вот теперь все окончательно встало на свои места. Северус не нуждался ни во мне, ни в моей любви. И тогда я принял решение: я поступлю так, как того хочет мой лучший друг, его семья и вся магическая Британия в придачу. Я женюсь на Джинни Уизли. Научусь любить ее «правильно» и постараюсь сделать счастливой. «Ну а мое собственное счастье?» — спросите вы. Как это ни грустно звучит, я привык обходиться и без него. Джинни, в сущности, была замечательной девушкой, а я всегда мечтал о большой и дружной семье. В общем, в день ее семнадцатилетия я предложил ей руку и сердце и, видя, как ее глаза наполняются слезами радости, понял, что пути назад уже нет…
========== Глава 2 ==========
Обнаруживающий Амортенцию артефакт мне дал мой домовой эльф Кричер. Еще до обручения с Джинни. Я тогда недавно вернулся из Мунго и вовсю корпел над фолиантами по волшебной юриспруденции. Кричер появился передо мной с негромким хлопком и положил на стол серебряное кольцо с мерцающими по ободку рунами.
— Хозяин Гарри теперь — важная персона в магическом мире, — проквакал он, заметив мой удивленный взгляд. — Победитель Темного Лорда, да к тому же и наследник сразу двух родов. Многие семьи захотят породниться с хозяином Гарри. Некоторые ради этого пойдут на все. Даже на то, чтобы опоить хозяина Гарри любовным зельем. Это кольцо — фамильный артефакт Блэков. Хозяину Гарри нужно напитать его своей кровью и надеть на указательный палец левой руки. Если кто-то подольет хозяину Гарри Амортенцию, оно нагреется и поможет ему распознать обман.
— Спасибо, Кричер, — я благодарно кивнул ему, — это действительно очень ценная вещь.
Честно признаться, мне совершенно не следовало бояться Амортенции. Я не зря провалялся в Мунго около полутора месяцев. За это время главный целитель Сметвик несколько раз просканировал мою магическую ауру и выяснил кое-что любопытное. Оказалось, что, с тех пор как мою руку проткнул клык василиска и его яд попал мне в кровь (а было это еще на втором году учебы в Хогвартсе), я стал неуязвим для большинства отравляющих веществ, в том числе и для Амортенции, которая была опасна для души так же, как яд — для тела. Так что зря я на шестом курсе шарахался от Ромильды Вейн. Ее наполненные зельем конфеты были абсолютно безвредны для меня. Съев их, я бы просто ничего не почувствовал. И не узнал, что мне подлили Амортенцию. Поэтому артефакт Блэков мог сослужить весьма полезную службу. Разумеется, я капнул на него своей кровью и надел, как и подсказывал Кричер, на указательный палец левой руки. Как говорил Аластор Грюм: «Постоянная бдительность!» Кольцо тут же сделалось невидимым для постороннего глаза. Я и не предполагал, что испытать действенность артефакта мне придется в самое ближайшее время…
*
Примерно через неделю после помолвки я пригласил Джинни в уютный маггловский итальянский ресторанчик в Сохо (1). Мы сидели и весело болтали, словно снова перенеслись на несколько лет назад, когда мне казалось, что я влюблен в нее. Я отошел в туалет буквально на пару минут, а едва вернулся и пригубил капучино, кольцо на моем пальце немедленно нагрелось. От удивления и возмущения я чуть не подавился кофе. Вероятно, я не смог справиться со своими чувствами и сильно изменился в лице, потому что моя невеста, только что подмешавшая мне Амортенцию, обеспокоенно спросила:
— Гарри, что случилось?
— Ничего, Джин, кофе слишком горячий. Обжегся, — я почти не соврал. Артефакт действительно ощутимо жег палец, так же, как и обида, разъедавшая мое сердце подобно кислоте. Я недоумевал. Зачем? Зачем она так поступила? Ведь я и так поклялся при свидетелях стать ее мужем. Я не собирался изменять ей. Хотя мне тогда было всего восемнадцать лет, и тело настойчиво требовало секса, а Джинни… Она с большим удовольствием целовалась со мной, но дальше дело не шло. «Пусть у нас все произойдет после свадьбы, ладно? — говорила она с задорной улыбкой. — Заодно будет к чему стремиться!»
«Как скажешь», — отвечал я, мечтая о совершенно другом человеке, в чьей постели мне до смерти хотелось бы очутиться. Я ни на минуту не переставал любить Северуса. Просто я запретил себе думать о нем. Мне, если честно, и без того было плохо. Днем еще удавалось обманывать самого себя, а вот ночью… Снов, где я без капли стыда отдавался ему, я ждал и вместе с тем боялся их. Меня пугала их откровенная чувственность, страсть, с которой мы оба набрасывались друг на друга, нежность, приходившая после соития. Мне казалось, что, занимаясь любовью с призрачным Снейпом, я изменяю Джинни.
Я ощущал себя пойманным в ловушку. Разумеется, будь у меня хоть кто-нибудь, с кем я мог бы обсудить эту невероятно неприятную ситуацию, я бы так и сделал. И, скорее всего, тогда же расторгнул бы помолвку. Потому что любовь, как я в ту пору считал, должна строиться на обоюдном доверии. А о каком тут, к Мордреду, доверии могла идти речь, если моя невеста настолько сомневалась во мне, что изредка потчевала новой порцией Амортенции, а я все время от помолвки до свадьбы грезил о другом человеке, да еще в придачу и мужчине?! Но посоветоваться было катастрофически не с кем. Ну не жаловаться же, в самом деле, Рону, Гермионе или старшим Уизли? Тем более, отмени я свадьбу — и в прессе разразился бы грандиозный скандал. Мое колдофото опять смотрело бы с первых полос всех газет магической Британии. А я совершенно этого не хотел. Мной овладела отвратительная апатия. Я устал и, вместо того чтобы сопротивляться, просто плыл по течению. Я своими руками гробил собственное будущее и, как говорится, получал от этого процесса «массу удовольствия». Чтобы немного отвлечься от кошмара под названием «личная жизнь Гарри Поттера», я поступил на курсы артефактологов. Хоть в чем-то настоял на своем, ведь и Кингсли, и Рон зазывали меня в Академию авроров, а я чувствовал, что к неполным девятнадцати годам вдоволь навоевался. Наверное, это был единственный раз, когда я не оправдал возложенных на меня надежд. Впрочем, учеба на артефактолога тоже считалась достаточно пристойным занятием для «Мальчика, который всех спас и зачем-то выжил сам».
