– Тысяча чертей тебе в глотку, Фареска, неуклюжий ты тупица! – откликнулся Томпсон раздраженно.

– Теперь не сомневаешься, что это я? – обрадовался Берт.

– А кто ж еще?

– Кто-то, очень похоже изображающий меня? – буркнул он от злости.

Он почувствовал, как Томпсон мгновенно застыл, словно окаменел.

Берт знал, что будет дальше: сейчас его мышцы сведет судорогой, и Томпсона пробьет дрожь, а потом он вскочит с места и будет биться в запертую дверь руками и головой, крича и умоляя выпустить его отсюда. Берт мог себя поздравить – он все-таки довел Томпсона до истерики.

– Эй, эй, – забормотал он, оценивая размеры катастрофы. – Это я. Черт возьми, это просто я!

Томпсона начала бить дрожь. Вообще-то, она походила на последствия сдерживаемого смеха, но Берт, лихорадочно вспоминающий средства от истерик, не подумал об этом.

Средства он знал два. Можно было влепить Томпсону пощечину, но в темноте бить кого-то крайне неудобно – с тем же успехом он мог попасть в стену. К тому же, Томпсон, придя в себя, однозначно трактует пощечину как вызов на дуэль.

Оставался второй способ, и Берт, нащупав подбородок Томпсона, несильно, но крепко ухватил его – и поцеловал, сложив все свои небольшие умения.

Томпсон застыл на несколько минут, а потом дернулся – Берт отпустил его при первом же рывке – и принялся отплевываться.

– Ты сдурел? – выпалил он.

– У тебя… была истерика… – растерянно пробормотал Берт, чувствуя себе идиотом.

Он ведь давно понял, что Томпсона дурацкое чувство юмора, как он мог попасться?

– Когда мы выберемся отсюда и я верну себе шпагу, я первым делом вызову тебя на дуэль и убью, – пообещал Томпсон очень искренне.

– И как ты объяснишь это Риччи? – не удержался от вопроса Берт.

– Я скажу… Черт! Черт! Черт! Я не могу ей этого сказать.

– Не будем никому об этом говорить?

– Мы не всегда будем связаны данным ей обещанием. Как только мы перестанем быть командой…

– Я попрошу Риччи быть моим секундантом, и обычно перед смертью выдается возможность сказать пару слов. Например, о произошедшем между нами недоразумении.

– Ладно, забудем, – бросил он. – Я просто использую любую подвернувшуюся возможность, чтобы отправить тебя на тот свет, не вызывая подозрений Риччи.

– Взаимно, – кивнул Берт. – Посмотрим, кому повезет больше. Как и раньше, верно?

– Как и раньше.

– Тогда, нам следует рассесться по разным углам, наверное? – предположил Берт. Несмотря на свои слова, Томпсон продолжал прижиматься к нему боком. Несколько ближе, чем положено приятелю, не говоря уже о заклятом враге. – Я претендую на половину этой охапки соломы.

– Не глупи, – раздраженно буркнул Томпсон. – В этом каменном мешке поодиночке мы окочуримся от холода. И капитан Риччи найдет только наши холодные тела.

– Ты прав, – признал Берт. – Обстоятельства принуждают нас к сотрудничеству.

– Кстати, кто учил тебя целоваться? Ты отвратительно это делаешь!

– Одна девушка… из «веселого квартала» в Мадриде, – признался Берт.

– А, блудница? Надо же, а разве у вас, испанцев, на кораблях не принято…

– Нет, – отрезал Берт. – Не принято.

– Ладно, – произнес Томпсон с какой-то странной интонацией.

***

Риччи отыскала место их бывшего лагеря на рассвете. Площадка уже начала зарастать свежими побегами. К одному из деревьев была привязана пара лошадей, и угли в костре, разведенном неподалеку, еще не прогорели. Бехельф ушел со стоянки несколько часов назад, очевидно, когда взошла луна, давшая Риччи возможность продолжать движение.

Она оставила и свою лошадь тут же, надеясь, что никакие хищники не успеют добраться до животных прежде, чем она вернется, и кинула взгляд на вершину, которую ей предстояло покорить.

На гору не вело ни одной тропы. Неудивительно – индейцы боялись «злых духов», а европейцев гора не интересовала. На ее счастье, Бехельфу тоже пришлось найти дорогу наверх, и поэтому она могла идти по недавно прорубленному пути.

Гора была некрупной, но очень крутой, и хотя ей не нужно было разрубать лианы, восхождение выдалось нелегким. Приходилось цепляться за выступы и лианы, подчас долго думая перед тем, как поставить ногу. Несколько раз камень выворачивался у нее из-под сапога или лиана рвалась в ее руке и тогда Риччи повисала над пропастью, опасно балансируя в поисках новой точки опоры.

Солнце уже перевалило за полдень, когда она, наконец, достигла первой площадки, на которой могла передохнуть, не боясь полететь вниз от неосторожного движения.

У нее не раз мелькала мысль бросить глупую затею со скалолазанием и вернуться в Панаму, но нарастающее желанье найти Бехельфа и плюнуть в его лощеную морду тащило ее вперед, несмотря на огромную вероятность свернуть шею. Хотя для нее это означало лишь то, что придется начинать подъем заново.

Риччи подтянулась на руках, предвкушая заслуженный отдых, и окинула площадку взглядом: первой в глаза ей бросилась груда камней, густо покрытая тропической растительностью и выглядящая как остатки чего-то рукотворного. Лишь потом она увидела сидящего в ее тени человека, и проснувшееся у нее хорошее настроение было безнадежно загублено.

– Бехельф, – прорычала она. – Что, не можешь найти чертов храм?

Вернувшийся обернулся, и сказал, глядя ей в глаза.

– Отлично выглядишь, капитан Рейнер.

– Ты тоже, – хмыкнула Риччи.

У него тоже не было ни снаряжения, ни альпинистской подготовки, поэтому его одежда была не менее грязной и изорванной, чем ее. Его прическа пребывала в жутком беспорядке, и он где-то потерял шляпу.

– Что касается храма, – сказал он, пытаясь хоть немного пригладить волосы, – то я его нашел и дожидаюсь только тебя.

Он кивнул на груду камней, и Риччи внезапно поняла, что видит перед собой вход. Покореженные временем колонны просели и заросли, так что от когда-то величественного строения осталось лишь смутное подобие.

– То есть вся вершина горы на самом деле это…

– Горный храм, – кивнул Бехельф. – Поискам которого я посвятил полвека, и к которому вынужден был подойти вместе с совершенно невежественной девчонкой, неспособной отличить алмаз от камня.

– Он действительно выглядит как груда старых камней, – заметила Риччи.

– Важно не то, как выглядит оболочка, а то, что скрывается под ней.

– А что там внутри?

Бехельф удивился.

– Разве ты сама отправилась на перешеек не за этим? – недоверчиво поинтересовался он. – Не за мечом Океана?

– Я понятия не имею ни о каком мече, – призналась Риччи. – Я задумала поход на Панаму как способ раздобыть денег. И найти других Вернувшихся.

Бехельф посмотрел на нее как на ребенка произнесшего глупость и даже не способного осознать глубину своей бестолковости.

– Найти других Вернувшихся? С твоими то силами? Как такое вообще пришло тебе в голову?

– Я хотела бы задать им несколько вопросов?

Бехельф рассмеялся.

– Какие же вопросы волнуют тебя настолько, чтобы рисковать жизнью?

– Например, зачем мне ее вернули?

– На этот вопрос я могу ответить. Демон хаоса вернул нас в этот мир для того, чтобы мы принесли все него страдания и разрушения.

– Не слишком научное объяснение, – заметила Риччи.

На этот раз Бехельф смеялся еще дольше.

– Я был сотрудником научного университета, – сказал он. – Я готовился защищать докторскую по биологии. Я лучше всех знаю, насколько невозможно с точки зрения науки все, что происходит с нами. Забудь о том, чему тебя учили в школе… Надеюсь, ты хотя бы закончила школу? Это существо нарушает все правила и устанавливает свои. Нам остается только последовать его примеру.

– Я закончила школу. Как раз выбирала колледж, когда со мной произошло все это, – она развела руками.

– Даже не студентка, – грустно усмехнулся Бехельф. – И со дня твоего Возрождения не прошло и года. Даже не спортивно.

– Ну, раз, как выяснилось, мы оба цивилизованные люди, то, может, разойдемся мирно? Почему все Вернувшиеся не могут сотрудничать друг с другом? Так мы могли бы добиться гораздо большего.