– И помните, – напутствовал их Эмилиу, обходя ряды и в очередной раз раздраженно поправляя позиции. – Держите строй. Потому что, если вы потеряете строй, вас уже ничто не спасет.

«Лучшая новость дня», – подумала Риччи молча, потому что на язык лезли цитаты из фильмов, которые она даже не смотрела полностью, но брякнуть в их ситуации про «идущих на смерть» или «ужин в аду» было бы неуместно.

Стоило подумать о том, сколько раз ее убьют, и скольких человек из команды она не досчитается, и не придется ли ей лично убить кого-нибудь, увидевшего лишнее, а в голову лезла всякая чушь, вроде того, что в этой поднявшейся жуткой пыли ей очень пригодились бы солнечные очки.

Когда из клубов пыли вынырнула лошадь, несущая кавалериста с занесенной пикой, Риччи разрядила мушкет в него, от неожиданности даже не прицелившись, но лошадь встала на дыбы, и унеслась.

Она перезаряжала мушкет и стреляла еще несколько раз, не думая ни о чем, кроме того, чтобы не рассыпать порох и не выпустить пулю в небо. Потом один из кавалеристов все-таки достал ее пикой, сбив с ног – и не будь она Вернувшейся, не отделалась бы порванной курткой – а когда рана затянулась, и Риччи снова поднялась на ноги, то увидела, что пыль оседает, и по полю сражения носится только несколько одиноких лошадей.

Риччи опустила мушкет, оперлась на него, чтобы снова не рухнуть, и закрыла слезящиеся от пыли и пороховой гари глаза.

– Победа! – донесся до нее первый неуверенный вопль, и Риччи невольно улыбнулась слышащейся в нем любви к жизни.

Через секунду его подхватили люди вокруг нее, и еще через пару мгновений Риччи с изумлением обнаружила, что сама кричит: «Победа!», запрокинув голову, в безразличное к развязавшейся под ним битве небо.

***

Но между ними и золотом, бренчание которого им уже чудилось в своих карманах, стояло последнее и значительное препятствие – городские ворота Панамы.

Риччи смутно помнила, как на одном из самых первых стратегических совещаний, Айриш небрежно бросил «Взорвем их» и перешел к другим вопросам.

Взрыв был бы действительно неплохим решением, если бы кто-нибудь догадался приберечь несколько бочонков пороха для этого. Но Айриш нашел выход из ситуации, приказав, когда еще не успела осесть пыль от схватки, изловить оставшихся в живых лошадей, и собрать относительно целые испанские доспехи.

Риччи, стягивая с мертвеца сапоги, могла только мысленно посмеяться над аллюзией с Троянским конем.

– Если повезет, испашки пустят вас внутрь. Если раскусят раньше… все равно вы подойдете ближе, чем кто-либо, – сказал Айриш. Голова его была замотана грязной тряпкой, и Риччи задалась несвоевременным вопросом: в качестве кого участвовал в бою он? – Остальные залягут, и будут изображать из себя мертвецов, пока ворота не откроют или не начнут стрелять со стен. Вам надо продержаться, пока мы не подойдем.

Это звучало просто, если не думать о том, что для того, что подоспеть отрядам Айриша потребуется не меньше часа часов.

Но Риччи не стала озвучивать свои подсчеты, как не стала спрашивать у Айриша, почему он не возглавит отряд фальшивых испанцев.

– Собираешься пойти с ними? – спросил Стеф, глядя, как она примеряет сапоги.

Все ее офицеры остались живы, и Риччи не могла не радоваться этому.

«Многим из тех, кого привела сюда твоя жадность, придется умереть. Но когда ты не знаешь их имен, принять их смерть гораздо легче, верно?» – уколола ее совесть.

«Они все знали, на что идут», – ответила ей Риччи.

Сапоги оказались великоваты, но ей случалось носить и более неудобную обувь. К ее счастью, среди кавалеристов было полно довольно щуплых ребят. И очень молодых, как она заметила, хоть и старалась не смотреть на их лица.

– Пойду, – кивнула Риччи. – Ведь этот поход, в конце концов, был моей идеей.

Бехельф остался в лагере, позволив ей испытывать чувство превосходства над ним.

– Это еще рисковей, чем идти на Сан-Лоренцо, – сказал Стеф. – Если ты пытаешься покончить с собой такими методами, я не собираюсь тебе помогать.

Но помочь поймать лошадь он все-таки согласился.

– Присмотри за Юлианой, – велела ему Риччи, взгромождаясь в седло. – И за остальными.

– Все будет в полном порядке, капитан, – отрапортовал Стеф под взглядами команды. – Можете на меня рассчитывать.

Риччи больше рассчитывала на то, что испортить что-то он просто не успеет.

«Интересно, что скажут Айриш и Эмилиу, если я останусь единственной стоящей на ногах… то есть сидящей в седле к их приходу?» – подумала она.

Она не верила в удачность затеи с их «троянским конем», но испанцы верили в свою победу – они были нацией еще не научившейся проигрывать, а все победившие армии, покрытые коркой пыли и крови, похожи одна на другую.

Подмена открылась сразу после того, как они прошли через ворота, но пираты смогли зацепиться на клочке земли за ними, соорудив редут из попавшихся под руку телег и мертвых лошадей, и отстаивать его до тех пор, пока не пришла помощь.

За это время Риччи получили три пули, каждая из которых стала бы смертельной для другого пирата.

Первыми к ним подоспел отряд индейцев, а не Айриша. Из их отряда к этому моменту осталась в живых меньше половины – Риччи не даже не запомнила никого из них в лицо, не говоря об имени, хотя они сражались плечом к плечу.

Взятие Панамы состоялась, но этот факт совершенно не грел сердце Риччи. Может быть, потому что сбывшаяся мечта теряет большую часть своей прелести, или потому что она истратила на ее достижение последние силы.

У добравшихся до города пиратов открылось второе дыхание, позволившее им заняться грабежом, развратом и истреблением последних защитников города, но Риччи не имела возможности присоединиться к ним.

Она бы легла прямо на улице, рядом с мертвецами, пока ее матросы пили за здоровье Айриша, но Стеф, Берт, Мэл и Юлиана с Уа отыскали ее и дотащили до ближайшего большого богатого дома, который они, выставив хозяев, объявили своей резиденцией. Риччи рухнула в кровать, в которой еще утром спал испанский торговец, а они отправились инспектировать его погреба и пить за здоровье капитана Риччи.

========== Старый храм ==========

Айриш, не скромничая, занял под штаб губернаторский дворец. В нем хранили добытые со всего города драгоценные металлы, и в нем же размещалась его команда, так что на главной городской площади постоянно валялся кто-нибудь, не сумевший добраться до своей койки.

Риччи знала, что они не мертвы, а только мертвецки пьяны, но, пересекая площадь, постоянно старалась невзначай удостовериться в том, что они еще дышат.

В городе не слышалось других звуков, кроме пьяных воплей и стука лопат – из соображений санитарии Айриш разрешил испанцам похоронить своих мертвецов. После того, как кто-нибудь обыщет их тела.

Айриш… Риччи поморщилась, вспомнив «адмирала», как он теперь велел себя называть. Заполучив Панаму, Айриш не выглядел ни на каплю счастливее, чем тогда, когда они заблудились в болоте. Он был недоволен всем – недостатком золота, сложностью его перевозки, отсутствием дисциплины, большими потерями среди своих людей, претензиями индейцев. И все нападки сыпались на Риччи.

Конечно, она наловчилась перекладывать ответственность, оправдываться и избегать Айриша большую часть времени, но складывающая ситуация изрядно действовала ей на нервы.

«Почему именно мне приходится вешать лапшу на уши индейцам и организовывать досмотр трупов перед погребением?» – раздраженно спрашивала она себя, шагая к их временному пристанищу. – «Куда делся Бехельф? Не может же он до сих пор отлеживаться после Сан-Лоренцо! Это и его затея тоже, так что по справедливости ему и расхлебывать все проблемы вместе со мной».

Радость от совершенного дела к ней так и не пришла. Сцены разграбления города вызывали в ней брезгливость, и даже все растущая куча золота во дворце не приносила чувства удовлетворения.