Фареска бросил взгляд в ту сторону и неожиданно побледнел так сильно, что даже при его смуглой коже было заметно.

– В чем дело? – спросила она.

– Это преподобный миссионер, – ответил он.

– Ты боишься проповедей?

– Они занимаются и ловлей людей, преданных Церковью анафеме. Таких, как мы.

– То есть, это… охотник за головами от церкви?

Она обернулась в его сторону, и увидела фигуру в черном гораздо ближе, чем ожидала. Так близко, что Риччи могла рассмотреть его сухое сморщенное лицо с черными глазами, похожими на два куска угля.

– Альберто Фареска Эскобар и Риччи Рейнер, – объявил он. – Бог благоволит мне, сегодня я смогу покарать сразу двоих!

Риччи покосилась на штурмана, который застыл на месте, словно столб.

«Он же всего-то проповедник, у него даже оружия нет. Что он вообще может нам сделать?»

Преподобный сложил руки, словно собираясь молиться, а потом вытянул руки в их сторону, произнес несколько странно звучащих слов – Риччи разобрала в нем только призыв к Богу – и из его сомкнутых ладоней ударил луч огня.

Может, Фареска и считал миссионера карой небесной, но от удара небесного грома он отшатнулся. Риччи отпрыгнула в другую сторону, стараясь придумать, что ей делать теперь.

Очевидно, награда за Фареску была больше, потому что преподобный начал с него. На этот раз штурман не успел увернуться, и ярко светящийся луч ударил прямо ему в грудь.

– Берто! – крикнула Риччи, забыв о том, что ей не следует привлекать внимание.

Но Фареска поднялся. Волосы его измазались в пыли и растрепались, изо рта текла струйка крови, он нетвердо стоял на ногах, но был еще жив.

– Недостаточно, – произнес он.

На мгновение штурман поймал ее взгляд и сделал жест, который Риччи расшифровала, как «Беги!».

Но она не стала бежать. Пристань была длинной и безлюдной, без возможности где-то спрятаться, и нырять с пристани в воду было бессмысленно.

Фареска выхватил меч и бросился на преподобного, который снова зашептал на латыни. Новый луч ударил в штурмана, и тот распластался по земле, ткнувшись лицом в песок.

«Попробуй остановить вот это», – подумала Риччи, выхватывая пистолет и целясь в черную фигуру.

Пуля отлетела от его темного балахона. Не пролетела мимо, не застряла в оказавшемся под мешковиной доспехе, а отлетела, словно от силового поля.

Преподобный повернулся к ней, и Риччи осенило идеей – может, и не лучшей в ее жизни – как камнем по голове.

– Постой! – крикнула она. – Этот парень, Фареска – Вернувшийся! Давай объединимся, чтобы справится с ним!

Миссионер скорчил рожу, похожую на усмешку.

– Если бы этот грешник был Вернувшимся, демон бы уберег его от моей силы.

– Отлично! – улыбнулась Риччи.

Она вытащила саблю и кинулась вперед, не став уклоняться от луча священного света. Он прошел сквозь нее без всякого ущерба и ударился в землю за ее спиной, подняв волну мелкой песчаной пыли.

Глаза преподобного округлились, он снова зашептал еще быстрее. Он продолжал шептать даже тогда, когда Риччи ткнула клинком в его грудь – тот, однако, не вошел в плоть священника с замечательным хлюпающим звуком, а отклонился в сторону, как и пуля прежде.

Не удержав равновесия Риччи свалилась на преподобного, сбив его с ног. От досады она стукнула его кулаком, почти ожидая, что и тот поведет в сторону, но лицо миссионера украсилось знатной ссадиной от кольца Уайтсноу.

Их взгляды пересеклись, и обоим пришло в голову одно и то же – оружие Риччи бесполезно так же, как и его чудодейственные молитвы.

Риччи была подростком, а преподобному перевалило за пятьдесят. Она усиленно занималась фехтованием в последние месяцы, а он несколько десятков лет не поднимал ничего, тяжелее молитвенника. Ее руки сомкнулись на его горле, в то время, как он пытался придушить ее.

«Берт мертв или почти мертв», – думала она, надавливая со всех сил. – «И я присоединись к нему, если старикашка пересилит».

Руки преподобного ослабили хватку, а потом начали бесполезно хватать воздух. Но она не отпустила его горло до тех пор, пока его глаза не закатились и не потускнели, а жилка под ее ладонями перестала биться.

Тогда Риччи отпустила его и кинулась к Фареске, лежащему все так же неподвижно, практически уверенная, что осталась без штурмана и проводника по испанским землям. Перевернув его на спину, она выяснила, что Фареска дышит – медленно со странным присвистом и тихим хрипом.

«Сломанные ребра», – сделала вывод Риччи. – «Сотрясение мозга. Вероятно, сломанный позвоночник».

На губах Берто появилась кровавая пена.

«Даже если это только ребра, выздоровление маловероятно», – подумала она. – «В этой дыре вряд ли найдется нормальный врач. Который согласится его лечить. Которого я найду вовремя».

Она оглянулась по сторонам. Пристань оставалась такой же безлюдной, как и четверть часа назад.

«Он мне нужен, чтобы добраться до Панамы, и нужен целым», – подумала она. – «Со Стефом же удалось?»

Риччи вытащила нож и обновила едва зажившую рану. Кровь тонкой струйкой полилась в рот Фарески.

Через пять секунд штурман закашлялся и попытался сесть. Риччи быстро убрала нож, одернула рукав и помогла ему.

– Капитан? – спросил он, сфокусировав взгляд на ней.

– Он промахнулся, и я его задушила, – кратко объяснила Риччи, опустив лишние подробности.

Взгляд Фарески был недоверчивым. Риччи сделала вид, что не замечает этого, и что нет ничего странного в том, что она совладала с отправленным Церковью охотником за головами.

– Давай обыщем труп, и утопим его, – сказала она, поднимаясь, – пока кто-нибудь не заявился.

О том, что она способна задушить кого-то голыми руками, и о том, что местные священники вооружены чем-то посильнее молитвенника, она решила подумать позже.

Риччи не рассчитывала найти что-то достойное внимания у человека, который носит хламиду цвета угольной пыли и стоптанные до дыр сандалии, поэтому вид увесистого кошелька стал для нее приятной неожиданностью.

«Охота за преступниками – затратное занятие», – подумала она, глядя на приятно блестящие золотые дублоны. – «Интересно, не бренчат ли их братья в кармане Стефа? Хотя вряд ли он стал бы уменьшать наши шансы добраться до Панамы».

– Возьми два камня и тащи сюда, – велела она Фареска, пряча кошелек в куртку.

– Хотите утопить его прямо здесь?

– Волочь его куда-то гораздо опаснее, – пожала плечами Риччи. – Концы в воду.

Кусками его собственной хламиды они примотали один камень к ногам преподобного, другой к его груди и бросили его с причала.

– Кто-то наверняка нас видел, – сказала Риччи.

– Может, нам повезет, и он не станет лезть не в свое дело, – ответил Фареска.

Риччи вспомнила о том, что система наказания правонарушений находится еще в зачаточном состоянии, особенно в местах вроде Кюросао, и слегка успокоилась.

– Спасибо, капитан, – сказал Фареска, когда водная поверхность разгладилась.

– Не за что, Берто, – откликнулась она. – Я ведь могу звать тебя Бертом?

Тот кивнул в ответ.

– Можешь звать меня Риччи, – предложила она.

На Берта накатил очередной приступ молчания, и он только кивнул снова.

Казалось, что он собирается с мыслями – или с духом – чтобы заговорить о чем-то важном, но тут появилась Юлиана, а через пару минут подошел Стеф в новой рубашке и все они стали махать руками и кричать, чтобы Мэл приплыл за ними на шлюпке.

***

Вербовка оказалась не таким уж захватывающим занятием – они заходили в таверну, находили какого-нибудь типа, похожего на моряка, ставили ему выпивку, а потом сулили золотые горы и предлагали записаться в команду.

Трое оказались не матросами, один попытался поцеловать Юлиану, получил от Стефа рукояткой кинжала по затылку и сполз под стол, двое упорно обращались не к Риччи, а к Берту или Стефу, игнорируя ее, и Риччи проигнорировала их. Таким образом, командный список пополнился всего четырьмя именами, когда таверны начали закрываться.