Однако русалки атаковали ее гораздо осторожней и не так агрессивно, словно видели в ней угрозу, а не добычу, как в Томпсоне. Потому что она была девушкой? Или потому что она была Вернувшейся?

Стеф поймал ее взгляд и хотел что-то произнести, но покачнулся и упал в воду лицом вниз.

Риччи пришлось потрудиться, поднимая его голову над водой. В процессе она уронила саблю и едва отыскала ее в тине, порезавшись о лезвие. Если бы одна из русалок решила попасть в этот момент, Риччи стала бы легкой добычей, но все они держались на расстоянии.

Их тут была целая стая, Риччи была в этом уверена – оно видела идущую по воде рябь и сомневалась, что это плещется большая озерная форель.

Пульс Томпсона был слабым, он дышал неглубоко и редко.

«Похоже на действие яда», – подумала она.

Теперь стало ясно, почему прекратили атаковать русалки. Они считали, что добились своего, и теперь просто ждали, когда она оставит тело товарища им на съедение.

«Черта с два», – подумала Риччи и, взвалив Томпсона на себя, потащила его к берегу.

Опустив, точнее, просто уронив Стефа на песок, Риччи поняла, что переоценила свои силы, рассчитывая донести его до корабля. С другой стороны, что бы ей это дало? Ни ром, ни рвотное ему бы не помогли, а других лекарств в их распоряжении не имелось.

Риччи снова проверила пульс, и он показался ей еще более редким.

«Он умрет через несколько часов, а «Барракуда» уйдет чуть более, чем через час», – прикинула она.

Следовало выбирать: бросить своего товарища – может и не слишком верного и приятного в общении – на съедение монстрам или искать другой способ выбраться с материка после того, как он умрет у нее на руках.

«Но у меня есть и третий вариант».

Она помнила о том, что произошло в индийской хижине – противоестественное и жуткое зрелище. Но Стеф умирал, и она предпочла рискнуть.

Риччи вытащила нож, надрезала запястье и влила ему в рот столько крови, сколько смогла.

«Получилось!», – подумала она, глядя на то, как затягиваются кровоточащие следы зубов на его предплечье.

«Черт возьми, он же помнит, что его укусили», – спохватилась она. Ей не хотелось сообщать Томпсону о том, каким способом он остался в живых, если возможно избежать излишних откровений.

Пользуясь тем, что он продолжал пребывать без сознания, она ножом сделала несколько неглубоких надрезов. Они не слишком походили на следы зубов, но Риччи брезговала кусать его, и надеялась, что никто не станет присматриваться. Она оторвала лоскут от его рубашки и перевязала его предплечье. Потом заметила, что ее запястье все еще кровоточит, и оторвала еще один лоскут.

***

Стеф, придя в сознание, обнаружил себя лежащим на берегу с резкой болью в руке и привкусом крови во рту. Рядом сидела Риччи, обматывая запястье чем-то, подозрительно напоминающим остатки его рубашки.

– Собирай свои тряпки, нам надо успеть на корабль, – сказала Риччи, когда он сел, настороженным взглядом обводя берег и не выпуская сабли из рук.

Стеф отметил, что при виде его, разоблаченного до кальсон, она не краснела и не отводила глаз, как поступила бы Юлиана.

Впрочем, не стоило ожидать, что девушка, которая побеждала на дуэлях опытных противников, и претендовала на место капитана пиратского корабля, будет вести себя как леди.

***

– Куда нам спешить? – спросил Томпсон. – Едва ли русалки рискнут снова на нас напасть.

– Если их много, рискнут, – ответила Риччи. – Но я спешу не поэтому. Нас будут ждать два часа, и первый уже истек.

– Они не рискнут отправиться втроем до Кюросао, – хмыкнул Томпсон. – Ты бы рискнула, будь с тобой испанец или громила. Но они не станут.

– Все равно не копайся. Из-за тебя задерживается отплытие, между прочим.

Томпсон натянул на себя мокрую одежду.

Риччи посмотрела на безнадежно испорченные ботинки, найденные на корабле, и вздохнула.

– Куплю себе хорошие сапоги в Кюросао, – пробормотала она.

Идти в мокрой и липкой обуви было неприятно. Уставшие они двигались слишком медленно, чтобы успеть к сроку, и оставалось полагаться только на то, что Берто, Малкольм и Юлиана не посмеют отплыть без нее.

Иначе придется возвращаться в индийскую деревню. На чем-то же Монни выходил в море?

– Если из-за тебя у меня начнется гангрена, я тебя убью, – пообещала Риччи, морщась от боли в запястье.

– А если у меня начнется? Вот если бы у нас был ром…

– Ромом то я промою, но не уверена, что это поможет.

– Конечно, поможет! Ром мне всегда помогает… Минутку, у нас на корабле есть ром?

– Ты получишь ровно столько, чтобы промыть рану.

Томпсон надулся.

– И остатки бутылки в качестве обезболивающего, – сдалась Риччи через несколько минут.

Тот просиял.

– Кстати, я же еще не поблагодарил тебя за спасение, Риччи! – спохватился он.

– Раз уж ты так благодарен, мог бы звать меня капитаном, – буркнула она, скрывая смущение.

– Мы же наедине, – ответил Томпсон. – Я буду звать тебя капитаном при команде, но я полагал, что мы друзья, и в общении между собой нам не нужны звания. Особенно после того, как ты героически примчалась мне на помощь.

– Тогда я могу звать тебя «Стефи»?

– Конечно! Хотя, между нами, я предпочел бы «Стеф». Это звучит куда мужественней, верно?

– Хорошо… Стеф.

Капитан Уайтсноу никогда бы не пошла на подобную фамильярность с подчиненными. Она ни стала бы звать Стефа иначе, чем «мистер Томпсон». Но, пожалуй, стоило к этому уже привыкнуть – ей никогда не стать такой, как капитан Мэри-Энн.

– Кстати, почему такое имя? Риччи?

– «Ричард» по-твоему лучше?

– Имя первого убитого?

– Нет. От первой убитой у меня фамилия. Ричард – это имя человека, которого Элис Рейнер предательски и бессмысленно убила. И мне достались его вещи, его койка и его должность.

– Оно тебе просто нравится.

– Ну, да. Мне нравятся баллады о Ричарде Львиное Сердце.

– Об этом пьянице и развратнике, который промотал половину состояния на бессмысленные походы?

– Странно слышать такое от англичанина.

– Я не в Англии. И не уверен, что вернусь туда когда-нибудь. А если каким-нибудь королем и стоит восхищаться, то королем Артуром.

– Который, может быть, и не существовал. К тому же у имени Артур нет женского варианта.

– Ты могла бы зваться «Арти», было бы мило.

– Это все равно мужское имя.

– У тебя и профессия неженская.

«Барракуда» стояла все на том же месте, хотя они опоздали на полчала. Томпсон усмехнулся и подмигнул ей.

***

– А потом эта тварь взяла и цапнула меня, – закончил рассказывать Стефан. – Так что если бы не Риччи, эта водяная красотка сожрала бы меня в буквальном смысле.

– Риччи просто сумасшедшая, – произнес Мэл со смесью неодобрения и восхищения.

– Ты выдумываешь, – сказал Фареска. – Или бредишь. После укуса русалки не выживают.

– Я говорю только о том, что со мной произошло. Меня укусила русалка и Риччи вытащила меня на берег. Откуда это, по-твоему?

Стефан ткнул пальцем в повязку на руке, при помощи которой он второй день избегал практически любой работы.

– Не знаю, – ответил Фареска. – Но все знают, невозможно пережить укус русалки. Спроси любого врача. Любого пирата на Тортуге.

– Я выжил, – упрямо повторил Стефан. – Риччи меня спасла…

– Она справилась с русалками? – спросил Мэл, затаив дыхание.

– Она убила нескольких… Кажется, они ее испугались.

Фареска фыркнул. Мэл расхохотался.

– Все знают, что русалки никого не боятся, – сказал он, отсмеявшись. – Признайся, Риччи догнала тебя до озера, и вы вместе придумали эту историю, да?

Под насмешливое фырканье испанца и смех боцмана Стефан поднялся и в досаде ушел от них на нос судна.

– Не так уж часто я говорю правду, но чтобы мне при этом мне еще и никто не верил, – пробормотал он. Он размотал пропитанную кровью и ромом повязку и осмотрел рану.

На след укуса она не слишком походила, скорее на порезы от ножа, но он точно помнил, что русалка укусила его именно сюда.