При этом она смотрела в стену, как будто случайно, и не дала прямого ответа, но Риччи не стала настаивать. Они могут вернуться к этому вопросу позже.

– Ладно, – пожала плечами она. – Я здесь не за этим.

Ильга оживилась.

– Что хочешь купить? Я могу достать все: чистую воду, собачатину, челокость, выделанную шкуру, бусы, шахматы, фасоль, лучшую прессовку из водорослей, лечебные настои, кожаные перчатки, даже солонину. Что ты хочешь?

– Знаний, – произнесла Риччи, слегка ошарашенная списком. И это все приходится покупать на черном рынке? – Меня интересует история Вернувшихся и этого города.

– Такими вещами я не торгую, – покачала головой Ильга.

– А какими торгуешь? Книги, свитки, да хоть каменные таблички?

Ильга развела руками.

– Такой товар спросом не пользуется, – признала она. – Не знаю, где и достать, а лишнего я не обещаю.

– Похоже, в этом городе никого не интересует что-то кроме выживания, – вздохнула Риччи.

Неудивительно, учитывая условия, в которые поставлены его обитатели. Но она преодолела огромный путь через несколько миров ради древних знаний Экона и где они?

– Раньше для таких чудиков, как ты, была Библиотека, – вспомнила Ильга.

– А что с ней случилось? – заинтересовалась Риччи.

– Слышала, после визита Грейвинда от нее мало что осталось.

Она не сдержала разочарованный вздох.

– А где Библиотека находилась?

– Где-то в Верхнем городе, между Центральным и Широким каналами.

– Спасибо и на этом, – она поднялась из-за стола, оставив обе кружки недопитого пойла Ильге.

Хоть она провела в незаконном – Риччи могла поставить свой меч на то, что лицензии у «Ублюдков» нет – баре не так уж много времени, ей пришлось проделать долгий путь. До часа отбоя, когда закроются все заведения и добропорядочные граждане, напуганные недавним убийством, запрут двери на все замки, оставались считанные минуты. Ей стоило поспешить домой.

***

Когда Риччи поняла, что слышит за собой не эхо собственных шагов, она не оглянулась и не сбилась с шага.

Город был темен и тих, каждый огонек и каждый громкий звук казался подозрительным и угрожающим. В такой час вне дома можно было искать лишь запрещенных, порицаемых вещей и – неизбежно сопровождающих их – неприятностей. Риччи, судя по следующим за ней шагам, к первому только что приобрела второе.

Она прикинула, что за ней идут трое, отставая на два-три дома. Не слишком осторожничают, уверены в себе. Шаги тяжелые, такие производят тяжелые взрослые люди – им нет причин не полагать ее легкой добычей.

Ведут ли они ее в засаду или просто ждут удобного момента для нападения?

Риччи поставила на второе. Возле ее дома не было подходящего места для засады, никто не знал, каким путем сегодня она вернется домой. Да и ее преследователи гораздо вероятней были шайкой бандитов, поджидающих одиноких прохожих, чем выслеживающими ее наемниками.

«Если они ждут повода, надо дать им повод», – сказала себе Риччи и завернула в крошечный проулок между домами, такой узкий, что даже она не могла там широко расставить локти. Судя по ударившему ей в нос запаху, тупичок пользовался популярностью у тех, кому срочно потребовалось уединение. Не самое приятное место, но для ее цели подходило лучше всего.

Риччи зашла на пять шагов вглубь – под ногами подозрительно захлюпало – остановилась и принялась возиться с поясом. Шаги ускорились и приближались очень быстро. Видимо, ее преследователи тоже знали о предназначении этой щели между домами.

– Занято, – крикнула она, когда силуэты загородили проход – как будто стоял белый день, а в их поведении не наблюдалось ничего подозрительного.

– Эй, красотка, не уделишь нам немного внимания? – развязно предложил тот, кто шел первым.

Вызвать жертву на разговор, заставив поверить, что она может отделаться кошельком – хороший прием. Риччи могла бы даже поверить, если бы при этих словах они не доставали оружие – медленно и тихо, но недостаточно тихо.

Они ждали ее фразы как сигнала к нападению. Риччи не стала говорить, а, не оборачиваясь, метнула на звук нож, и лишь потом развернулась на каблуках и оказалась к троице лицом.

Говоривший успел прикрыться руками, но нож, пройдя сквозь его ладонь, все равно достиг горла. Риччи понимала, что ее первый противник отделался царапиной, но он забыл об оружии, пытаясь ощупать шеи, и быстрый удар мечом в грудь прекратил его жалкие трепыхания.

Выдернув клинок, Риччи быстро отступила на два с половиной шага вглубь проулка, где ее ноги ощутили островок сухой земли.

Ее противникам пришлось драться, стоя в луже, к тому же теснота тупика мешала им развернуться. Даже одному воину в таком положении следовало быть осторожным, а вдвоем они больше мешали друг другу, чем наносили ущерб. Но их все же было двое, и, помня об этом, Риччи не спешила атаковать, удерживая позицию.

Она не видела их лиц, и даже одежды толком, не могла определить, к какому сословию они относятся, но чувствовала, что они не новички в обращении с мечами. Грабители обычно предпочитают другое оружие – мечи тяжело достать и еще сложнее спрятать.

Она чувствовала за их ударами многодневные тренировки и сытую силу хорошо обедающих и сладко спящих людей, но не боевой опыт, приходящий, когда сбиваешься со счета тех, кому перерезал глотку, и не отчаянную жадность людей, нуждающуюся в ее деньгах.

«Из них могли вырасти стоящие бойцы», – подумала Риччи. – «Если бы в этой дыре им встретилась не я».

Но их было двое – сильных и отдохнувших, а теснота тупика ограничивала маневры Риччи. У них оставалась прекрасная возможность просто-напросто измотать ее и вынудить совершить ошибку. Риччи начала думать об отступлении, но осуществить его ей не пришлось.

Один из «грабителей» решил обойти ее сбоку и прижался к стенке слишком близко. Риччи непременно бы воспользовалась его оплошностью, даже не начни его нога скользить. Прикончить потерявшего равновесие противника было делом секунды: он успел лишь коротко вскрикнуть перед тем, как клинок Риччи нашел уязвимость в его защите, между грудью и подбородком.

Второй едва успел моргнуть, как его товарищ составил компанию первому, растянувшись в луже нечистот и собственной крови, а Риччи выпрямила колено и подняла меч, снова готовая защищаться.

Но последний из ее оппонентов оценил тот факт, что остался один против той, что прикончила двух его товарищей за пять минут, и потерял смелость. Он развернулся и бросился к выходу из проулка.

Бегал он хуже, чем дрался. Риччи дала ему почти достигнуть спасительного тротуара широкой улицы, на которую выходили окна и по которой ходили патрули – только из нежелания забрызгаться еще больше.

Он, должно быть, уже считал себя спасенным, не слыша за собственным топаньем и тяжелым дыханием, ее поступи, когда Риччи нанесла удар.

Она не любила бить в спину, но с трусами иначе никак.

Когда он затих, Риччи на пару секунд замерла, не убирая оружия и прислушиваясь. У них могла быть подмога. Но на улицах было тихо, как на кладбище. Если кто-то и услышал или увидел нечто подозрительное, то решил не выяснять подробностей.

На то, чтобы обшарить три тела не слишком тщательно, не занимаясь прощупыванием швов и каблуков, ей понадобилось около минуты.

На всякий случай выходить тем же путем, что заходила в проулок, Риччи все же не стала. Она перелезла через стену, которой тот заканчивался, оказалась в чьем-то саду и покинула его через заднюю калитку, после чего продолжила путь домой – с потяжелевшими карманами и походкой. Когда Юли начнет ворчать из-за ее позднего возвращения, у нее найдутся весомые доказательства своей встречи с грабителями.

«Хотя для разбойников у них были слишком полные карманы», – заметила про себя она.

***

Когда Риччи подошла к дому, свет не горел ни в одном окне.

«Они решили, что я не приду», – неприятно удивилась она.

Все окна и двери надежно запирались, и Риччи не хотела перебудить всех, выламывая засов, так что она деликатно, но достаточно громко постучала в дверь в расчете на то, что кто-нибудь остался ночевать внизу.