Риччи смотрела в глаза Кошмару, а он смотрел на нее.

Кану Хаорра сказал, что Эндрю сам объездил коня, но едва ли бывший полицейский обладал подходящими навыками для укрощения мустангов. Вот только Эндрю был Вернувшимся, и он мог сам додуматься до способа, который показала Риччи Арни Гиньо. До способа сломать волю животного.

Хотя Кошмар совсем не выглядел сломанным.

«Он никого больше к себе не подпускает», – сказал Кану Хаорра. Но Кошмар не сделал попытки напасть на Риччи. Он смотрел, и в его темных глазах она читала волю и ум.

Возможно, Эндрю пошел по другому пути. У Риччи ведь была команда, которой она не ломала волю.

– Твой хозяин в беде, – сказала она, чувствуя себе глупо. – Я собираюсь спасти его. Пойдешь со мной?

Возможно, это было всего лишь самовнушением, но ей показалось, что конь ее понял. Во всяком случае, он последовал за ними.

***

– Хочешь что-нибудь сказать? – спросил подручный Гиньо, которого она звала Льюисом. – У тебя есть пара минут, пока палач отмеряет и завязывает веревку.

Эндрю обвел глазами людей, собравшихся перед эшафотом, чтобы увидеть, как его повесят.

Здесь присутствовал весь Счастливый – ни о каких работах на железной дороге не шло и речи сегодня. Каждый хотел лично присутствовать при событии, которое станет красной датой в истории завоевания фронтира.

Эндрю хотел произнести что-то, что перевернет их мир – эта минута была его последним шансом как-то, хоть на ничтожную долю изменить мир.

– Вы пришли на эти земли, – произнес он, и остался никем не услышанным.

Разумеется, ему не выдали рупор, и никто даже не пытался соблюдать тишину. Эндрю мог рассчитывать не больше, чем на секунду молчания – в тот момент, когда отделенная от его тела голова упадет в корзину.

– Вы пришли на эти земли! – крикнул он во всю мощь своих легких. На этот раз его услышали, но это не означало, что к нему начали прислушиваться. – Но здесь уже жили люди! И вместо того, чтобы жить с ними в мире, вы принесли на эти земли смерть! Вы ведете себя так, словно вы – хозяева этих земель! Вы не имеете никакого права вести себя так!

Из замолчавшей поначалу толпы – кажется, им действительно было интересно, что скажет приговоренный к смертной казни – послышались крики «Заткните его!» и «Вешайте его уже!».

– Похоже, твое последнее слово затянулось, – произнес Льюис, положив руку на его плечо. – Замолчи, иначе вместо культурной казни мы получим средневековую расправу. Ты же не хочешь стать ее жертвой?

– Я должен показать им, как они неправы.

– У тебя не получается, сам видишь. И не получится.

– Я все же попытаюсь.

– В нашем мире произошло то же, что происходит здесь, – произнес Льюис тихо. – История повторяется. Ты ничего не изменишь.

– Это не причина не пытаться, – ответил Эндрю. – Но, пожалуй, хорошо, что я этого не помню.

– Помнишь ты свое прошлое или нет, ты все равно остался собой, – вдруг произнес Льюис.

– Мы были знакомы раньше?

Риччи говорила, что та женщина, Арни Гиньо, знала его в прошлой жизни. Он не предал этому значения и, возможно, зря.

– Да, – кивнул Льюис.

– Мы дружили?

– Нет. И я не жалею об этом.

Эндрю хотел спросить, кем же они были друг другу, раз уж все равно до казнью осталось несколько секунд, но тут над эшафотом взлетела потрепанная шляпа, которая когда-то была бархатной, с красным пером, и всем стало не до вопросов.

***

Разбившись на две группы, они пробирались сквозь толпу, пряча лица за полами шляп и воротниками плащей. Опыт и везение помогли им добраться до самого эшафота, не подняв суматохи и даже не привлекая особого внимания.

Гиньо могла обклеить объявлениями с их лицами все стены в три слоя, но они были во фронтире – месте, где у большинства не водилось вредной привычки пристально вглядываться в лица встречных. Разумеется, на площади собрали всех солдат и наемников компании, что смогли, но синие мундиры растворились в озере бурых и серых роб, как горсть кубиков льда в ведре виски. К тому же они ожидали появления банды дикарей или другого шумного зрелища, а не нескольких неприметных личностей, желающих занять места получше.

Эндрю как раз произносил что-то вроде прощальной речи, хотя оно больше походило на обличающий монолог, пока Льюис не уговорил его замолчать. Очень вовремя. Настроение толпы уже достигло того уровня, когда начинают летать тухлые яйца.

Стеф приподнял шляпу и сквозь толчею поймал взгляд Риччи. Она кивнула, давая понять, что все в порядке, и снова опустила глаза.

Риччи беспокоилась о том, что взгляд выдаст ее вернее, чем смутное сходство с физиономией на плакатах. Что первый же человек, столкнувшийся с ней глазами, поймет, с кем имеет дело и поднимет шум.

Их план, рожденный отчаяньем и верой в удачу, был хорош настолько, насколько мог быть в их положении – с ограниченными ресурсами и еще более ограниченным временем. Но все они были пиратами и привыкли верить в свою удачу. А еще, как пираты, они не могли не ощущать внутреннего родства с человеком, которого собираются сунуть в петлю. Вероятно, это чувство и стало решающей причиной того, что они вызвались участвовать в самой рискованной из когда-либо задуманных Риччи авантюр.

Разумеется, ее план полетел ко всем чертям через десять секунд после того, как Риччи закинула на эшафот свою шляпу и тем самым подала сигнал к началу второй фазы.

Две минуты назад, до того, как нырнуть в толпу, она проделала «трюк», требующий почти полной концентрации: поджечь что-то на расстоянии – даже если это рассыпанный порох – гораздо сложнее, чем обойтись без карманной зажигалки.

Риччи не начинала атаки, пока не дождалась момента, когда кто-то заметил поднимающиеся с разных концов поселка струйки дыма, и не раздались первые испуганные крики. Было бы надежней дождаться, пока дымовая пелена не накроет площадь, и у всех присутствующих не найдется более неотложных занятий, чем казнь, но они и без того сильно задержались – Эндрю уже стоял с петлей на шее, а рука Арни, должно быть, тянулась к рычагу.

– Пожар! – крикнула Риччи, повышая градус паники в толпе, перед тем, как подсадить на эшафот Мэла и в один прыжок оказаться на нем самой – даже раньше, чем тот закончил подтягиваться.

К чести Арни она или изначально ждала их появления, либо сориентировалась моментально. Во всяком случае, она не стала тратить сил на лишние эмоции и бесполезные вопросы, а выхватила пистолет.

Мэл старался обезвредить ее, как они и планировали. Также следуя плану, Риччи сбила с ног Ким, не давая ей использовать оружие, пока Стеф и Берт занимали Льюиса и шерифа, а Юли освобождала Эндрю от цепей и веревок.

Быстро распространяющийся в сухом лагере пожар отвлек поселенцев, их перестало интересовать разворачивающееся на помосте зрелище, и целых десять секунд Риччи казалось, что все пройдет именно так, как было наскоро придумано и рассказано на ходу.

Пока Арни слишком быстрым для Мэла движением не сшибла с его переносицы очки, поймала его взгляд и не приказала «Убирайся!». Первое, что пришло ей в голову, должно быть.

Мэл отступил назад – на его лице отразилась внутренняя борьба, но он не мог справиться с собственным телом.

Синие глаза Эндрю, которые зажглись надеждой при их появлении – Риччи сравнила бы их с двумя первыми ночными звездами, если бы у нее была время для красивых метафор – снова потухли, словно кто-то задул свечу.

Арни посмотрела прямо в глаза Риччи.

– Я заставлю тебя убить всю твою шайку, – произнесла она, зло скалясь. – Тупица! Надо было тебе бежать, пока могла.

Впервые Риччи ощутила на себе эффект ее способности. Воля Гиньо давила на ее сознание, как промышленный пресс на груду металлолома, и Риччи, изо всех сил цепляясь за свое самосознание, чувствовала, что вот-вот ее силы иссякнут. Она подчинится, и настанет конец.

Риччи сжала ладонями виски и рухнула на колени. Ее предел был близко. Но и на висках Арни блестели капли пота, которые вызвала не жара.