Риччи слышала, как выругалась Арни, и как хватаются за оружие Ким и Льюис, ее товарищи и переселенцы. Хватаются со всей возможной скоростью, но все равно слишком медленно – стрелы уже летят в их сторону, и раздаются первые крики боли и предсмертные хрипы.

Но все детали боя, хоть и поступали в ее голову, проходили мимо ее сознания. Посреди творящегося хаоса она приросла к месту, словно залитая смолой муха, никак не участвуя в кипящей вокруг схватке. Она не могла оторвать взгляда от мужчины на черном, как небо в грозовую ночь, коне, одетом в то, что когда-то, по-видимому, было синей рубашкой и форменными брюками, с мечом в левой руке.

Невероятно сильное и странное чувство поглотило ее полностью. Оно совершенно не походило на то, что она испытывала к Стефу: на смесь эстетического любования, дружеской привязанности, уверенности в его поддержке, восхищения и желания увидеть ответное восхищение, радость при виде улыбки, необходимость защищать его любой ценой и знание того, что он будет до последнего стоять за нее – на языке, которым Риччи пользовалась, она могла найти только одно слово, чтобы назвать совокупность всех этих чувств – «любовь». Всем, что осталось в ней человеческого, она любила Стефана Томпсона.

Чувство к Эндрю Лефницки родилось где-то в подсознании, в подкорке ее мозга, и пробилось наружу, словно поток лавы из тысячелетиями спящего вулкана, и разбудило те инстинкты, которые Риччи считала давно отмершими.

Влюбляться в Стефа было, как она неоднократно признавала, неразумно. Влюбляться в Лэя Лонгу было чистой воды самоубийством, и все же Риччи с успехом совершила обе этих вещи.

Поймав его взгляд, она не думала ни о «правиле пяти секунд» Льюиса, ни об аналогиях с рыбной ловлей Арни. Только одна мысль билась в опустевшем разуме: «я влипла, я так сильно влипла».

Лонга, встретившись с ней глазами, на мгновение замер тоже, и внезапно повисшая тишина – по странной случайности именно в эту секунду обеим сторонам потребовалось перезарядить оружие или прицелиться – разрывала барабанные перепонки.

Безмолвие длилось меньше секунды, но Риччи успела подумать, что ее уши отказались служить ей дальше. А потом тишину разорвал выстрел – стреляла Ким, и она целилась в Лонгу.

Но отличного и многоопытного стрелка подвело несовершенное и непривычное оружие. Пуля пришлась не в сердце, куда она целилась, а правее и ниже.

По его одежде начало расползаться кровавое пятно, и схватившись свободной рукой за бок, Лонга повалился с лошади. Ким невозмутимо прицелилась из второго пистолета. На этот раз, поняла Риччи с болезненной отчетливостью, она не промахнется, даже если будет целиться в голову.

Несомненно, на этот раз пуля нашла бы свою цель. Если бы пистолет не вылетел из руки Кимберли и не зарылся в песок. Риччи едва ли смогла бы сознательно выполнить этот трюк так быстро.

Еще мгновение потребовалось ей на то, чтобы пришпорить лошадь, оказаться рядом с Лонгой и дернуть его обратно в седло – с такой силой, что руки обожгло болью.

В его взгляде она читала безмерное удивление: от того, что кто-то из врагов помогает ему, и от того, что рана не спешит затягиваться.

Риччи знала, что она и не исчезнет, она обеспечивает кровопотерю и грозит заражением крови. Но Лонга никогда еще, вероятно, не встречался ни с другими Вернувшимися, ни с их кровниками.

За свою жизнь Риччи насмотрелась на различные ранения и контузии, и понимала, что у него будут серьезные неприятности. Но ее больше беспокоило то, что своим внезапным поступком она поставила свою команду между двух огней. И Арни гораздо быстрее признает их врагами, чем дикари примут их в свою компанию.

У нее осталась пара секунд, пока Ким не добралась до оружия и пока Гиньо не сообразила, что операция идет совершенно не по плану.

Арни трясла головой, пытаясь подняться с земли, куда ее отправила лошадь, получившая стрелу в шею. Льюис, сделавший укрытием колесо фургона, смотрел в другую сторону и не заметил ее смены курса.

Риччи повернулась к застывшим от изумления дикарям, растерянным из-за потери предводителя.

– Мы на вашей стороне, – отчетливо жестикулируя, произнесла она, глядя в лицо самому разукрашенному разбойнику с самыми пышными украшениями. Он выглядел моложе, чем она представляла, глядя на листовку.

То ли помогли способности Вернувшейся, то ли вид повисшего на ее плече Лонги оказался достаточно красноречив, но дикарь кивнул и махнул рукой в сторону леса. Он предлагал отступать, и Риччи была с ним полностью солидарна.

Пока она устанавливала контакт с чужой цивилизацией, Ким успела выхватить автоматический пистолет, но когда она попыталась навести прицел, на нее налетел Берт и выбил оружие. Фареска не понимал, что происходит, но, что бы не вытворяла капитан, он никому не позволил бы стрелять в нее.

Риччи уже не могла остаться с конвоем переселенцев, но она не могла уйти в лес без своей команды. А все они, кроме Берта, пропали из виду.

Озираясь в поисках своих людей, Риччи наткнулась на злобный взгляд Арни и проигнорировала его. Она не собиралась вступать в сражение с раненым на руках и крайне сомнительным преимуществом.

Дикари разворачивали лошадей, и Риччи начала бояться, что ей придется сдать Лонгу на руки его подчиненным и остаться собирать команду, но к счастью тут появился Стеф, который мгновенно сообразил, куда повернул сюжет.

– Меняем сторону? – спросил он только. И после ее кивка подхватил лишившегося чувств разбойника с другой стороны. Риччи могла положиться на Томпсона даже тогда, когда не могла положиться на себя.

– Где Юли и Мэл? – спохватилась она. Уже все поселенцы осознали, что их компания творит что-то не то.

К ее облегчению вся ее команда привыкла к резким сменам курса.

Дезориентированные потерями солдаты даже не пытались их преследовать, и почти не стреляли вслед. Очень удачно, потому что их костюмы отчетливо выделялись среди лохмотьев дикарей. Переселенцев устроило то, что разбойники оставили конвой в покое, а Гиньо не была в состоянии бросаться в погоню.

Казалось, скрыться в пустыне нелегко, но Лонга не зря выбрал именно это место для нападения. Миновав небольшой холм, они оказались прямо в расщелине, похожей на русло пересохшей реки, склоны которой укрыли их от взглядов и пуль. Но Риччи выдохнула с облегчением только после того, как они миновали пару поворотов извилистого русла.

Чуть позже ей придется придумать хорошее объяснение тому, что внезапно взбрело ей в голову, но не раньше, чем они окажутся в безопасности от чужих штыков и пуль. За это Риччи и любила свою команду.

«Хорошо, что они не слышали то, как я говорю Арни о том, что наберу новую», – подумала она.

Риччи не могла представить, как влипает в неприятности в другой компании.

***

Когда Арни поднялась на ноги, выдернула из себя обе стрелы и огляделась, то обнаружила, что прерия вокруг представляет классическую картину поля после боя: один из фургонов опрокинут, еще один оттащен в сторону, тут и там лежат лошадиный туши и человеческие тела.

Картина полного и совершенно ничем не оправданного поражения.

«Девчонке стоило пользоваться случаем и прикончить меня», – подумала Гиньо мрачно. – «Потому что теперь я уничтожу их всех».

– Такого вы не ожидали, шеф? – спросила Ким, пряча ухмылку.

– Если бы ты не облажалась с Лефницки, ничего бы этого не было! – рявкнула Арни. – Заткнись, пока я тебя не пристрелила!

Ким тут же куда-то испарилась.

Арни тоже стоило заняться чем-то полезным вместо опоздавшей злости. Они упустили Лонгу, но все еще должны были доставить груз в Счастливый, несмотря на то, что потеряли при нападении много людей и лошадей. И появление шерифа Коннели не добавило ей радости.

– Он был у нас в руках! – воскликнул тот, уставший, раненый – или просто обрызганный чужой кровью – и очень раздраженный.

«В моих руках!», – поправила его мысленно Арни, поморщившись.

– И если бы не предательство ваших людей, Лонга был бы мертв! – продолжил Коннели. – Но чего они добивались?