– Когда народ брался за вилы и топоры, – дополнил Берт.

– Теперь стараются не доводить до такого. Кстати, говоря «народ», я имею в виду не только белых и богатых.

– Значит, они разрешили неграм ходить по улицам и голосовать, – фыркнул Стеф. – Сколько понадобилось лет, чтобы добиться того, что было в Тортуге?

– Негров выбирают в парламент? – спросил Мэл.

– Возможно, – Риччи пожала плечами. – Им точно не запрещено. Хотя и сложно выиграть. И не называйте только их «неграми» или «черными», – спохватилась она. – Иначе получите штраф. Или в морду.

– Эй, разве это не свободная страна? – возмутился Стеф. – Почему я не могу называть их так, как мне хочется?!

– Потому что они не хотят это слышать. А твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода других. В этом мире достаточно ограничений и правил. Даже насчет одежды…

– Что-то я не заметил никаких ограничений, – проворчал Стеф, явно имея в виду девушку из камеры. – Серьезно, приличная леди в таком постеснялись бы перед мужем показаться, а не то, что выйти на улицу.

– Ну, ходить по улицам в купальных костюмах все же запрещено.

– В купальных костюмах? – оживился Стеф.

Риччи указала на витрину магазина, около которого они остановились, дожидаясь зеленого света. Ярко освещенные манекены демонстрировали «бикини» и мужские плавки.

– Скажи, что в этом купаются лишь в частных бассейнах, – почти взмолился Берт.

– Пляжи – общественное место, – обрушила его надежды Риччи.

– Я все еще не знаю, в ужасе я или восторге от этого мира, – задумчиво произнес Стеф.

***

В телефонной книге города Сентил нашлось шесть антикварных лавок, но только в одной кто-то поднял трубку и объяснил, как к нему дойти от угла с телефонной будкой.

По расписанию лавка закрывалась полчаса назад, но внутри горел свет и дверь открылась.

– Вы работаете сверхурочно? – спросила Риччи, входя в большое помещение, набитое обычным ассортиментом антикварных лавок – то есть большей частью хламом. Потрепанной и устаревшей мебелью, причудливыми люстрами, тусклыми зеркалами в массивных рамах, потемневшими картинами и облезлыми чучелами.

– Не каждый день звонят с вопросом, как добраться до меня из другого конца города пешком, – сказал немолодой лысоватый мужчина за прилавком, оглядывая их компанию, уставшую и покрытую пылью, располагающуюся на диване, кресле и прямо на полу. – Я решил, что стоит дождаться таких покупателей.

Риччи облокотилась на стол и задумалась, остались ли у владельца деньги после покупки всего этого великолепия.

– Вы хотите что-то купить? – спросил антиквар, выразительно бросив взгляд на часы.

– Мы хотим кое-что продать, – ответила Риччи.

По дороге она уже перебрала в уме все предметы, что они могли предложить к продаже. Их оружие выглядело слишком новым, чтобы коллекционеры его оценили, изумруды в серьгах Юлианы были не такими уж и чистыми, а вот золото ценится всегда.

Продавать серьги Риччи не хотелось еще и потому, что она сама когда преподнесла их в подарок, поэтому они относились к личным и неприкосновенным вещам, как и массивный золотой фамильный перстень Стефа, серебряный медальон Берта и увесистое распятье Мэла.

– Вы разбираетесь в монетах? – спросила она.

Найденные в отсеке для мелочи центы закончились до того, как она успела задать этот вопрос по телефону.

Невозмутимость явно стоила продавцу усилий. Он еще раз оглядел их компанию, изо всех делающую вид, что они совершенно не подозрительны, а их оружие, проглядывающее через все обмотки – бутафорское.

– Ныряльщики иногда приносят мне найденные монеты, – ответил он. – И у меня есть несколько журналов.

– Отлично! – обрадовалось Риччи, которой вовсе не хотелось идти еще полгорода в поисках другого магазина, и выложила на прилавок золотой соверен и несколько серебряных крон.

Антиквар посмотрел на монеты с откровенным недоверием. Он вытащил лупу и долго разглядывал в нее соверен. Потом принялся листать журнал. Все это время Риччи старалась не зевать и жалела о том, что в магазинах старья не принято предлагать посетителям напитки.

– Где вы их нашли? – спросил торговец.

– Это наше дело.

– Это как-то связано с тем, что вы одеты в театральные костюмы?

Риччи сделала многозначительное движение плечами.

– Там случайно нет еще? – спросил антиквар.

У них осталось еще несколько монет в карманах, но интуиция подсказала ей покачать головой и ответить:

– Нет, там больше нет ничего.

– А можете вы доказать, что добыли их законным путем?

– Нет… но и вы не можете доказать, что мы добыли их незаконно. Так сколько вы даете?

– Пятьсот долларов, – ответил торговец после пары секунд раздумий.

– Это смешно, – фыркнула Риччи. – Вы же знаете настоящую цену? Если вы хоть немного разбираетесь в старых монетах, то понимаете, что она намного выше.

Риччи понятия не имела, во сколько оцениваются подобные монеты на сегодняшний день, но она знала, как заключаются сделки, и по одному взгляду могла сказать, что ее пытаются надуть.

– Если монеты настоящие.

– Они настоящие, не сомневайтесь, – Риччи постаралась выглядеть убедительной, хотя идея вырубить старика ударом по голове и обчистить магазин казалась все привлекательнее. – Вы продадите их куда дороже, чем заплатите мне, но и я хочу уйти отсюда не с пустыми карманами.

Антиквар вздохнул, делая вид, что идет на большое одолжение.

– Тысяча долларов, – сказал он.

Риччи покачала головой.

– В вашем журнале я вижу рядом с фотографией моей монеты сумму с четырьмя нулями, – сказала она.

– Тогда можете написать в журнал или найти толстосума, – раздраженно ответил торговец. – Я к таким не отношусь, и больше денег у меня нет.

– Не будем торопиться, – пошла на уступки Риччи. – Деньги у вас, надеюсь, не в банке?

– Я не доверяю банкам, – сказал продавец. Судя по взгляду, который он бросил в глубину магазина, их компании он тоже не слишком доверял.

– А машина у вас есть?

– Пикап, я на нем товар вожу… но он мне самому нужен.

– Купите себе машину побольше и поновее, – сказала Риччи. – А эту отдадите нам в придачу к тысяче долларов – и мы в расчете.

Сомнение в глазах антиквара таяло медленно, словно льдина в весенней воде, но он кивнул.

Их вид потерпевших крушение – и не только в буквальном смысле – сыграл им на руку. Торговец верно истолковал сбитую обувь, беспокойные взгляды, бросаемые на дверь и окна, закрывающую глаза усталость: беда шла за ними по следам, а на людях в беде легко нажиться. Риччи могла бы сейчас продать ему и поддельные монеты, но, к сожалению, у них при себе имелись лишь настоящие.

– Чтобы перерегистрировать машину на вас, придется ждать завтрашнего дня, – сказал антиквар.

– Не нужно ничего ждать, – возразила Риччи. – Просто отдайте нам ключи.

На мгновение ей показалось, что торговец сейчас вытащит из кармана ключи и вручит ей, словно ее голос обладал гипнотическим эффектом, но он тут же очнулся.

– Моя машина стоит не меньше пяти тысяч, – заявил он. – Вы должны мне доплатить.

– Серьезно? – хмыкнула Риччи. – Тот красный пикап у входа?

Кажется, она угадала.

– Три, – пошел на попятную торговец. – И хватит с вас. Мне за эти монеты тоже полной цены не дадут, должен же я что-то заработать.

– Машину и тысячу долларов, – уперлась Риччи. – Или мы отправимся искать другого покупателя.

Она пошла на откровенный блеф: магазины и конторы уже закрылись, а команда, включая ее саму, вымоталась в край. Но разница между суммой, которую требовала Риччи, и суммой, которую он рассчитывал выручить за монеты, была слишком значительной, чтобы рисковать.

– По рукам, – произнес торговец. Риччи едва не протянула ладонь, но вспомнила, что это лишь выражение.

Он вытащил из сейфа, банально спрятанного за одной из картин, пачку замусоленных двадцати-и пятидесяти долларовых купюр, и отсчитал им тысячу. Потом он покопался в карманах и вытащил автомобильные ключи – из того самого кармана, к которому минуту назад дернулась его рука.