— Ты не села рядом.

— Ривер, не все в мире вертится вокруг тебя.

— Я… я так и не думаю.

— Правда?

Я протянул руку, чтобы коснуться плеча девушки, но остановил себя, и рука повисла в воздухе. Мне захотелось положить ладонь ей на шею и взять в руку ее волосы.

— В чем дело? Пожалуйста, скажи, — попросил я.

Дафна повернулась. Ее жесткость никуда не исчезла, и все же она выглядела так, будто вот-вот расплачется.

— Моя жизнь, — сказала она. — Вся моя жизнь. Вот в чем дело.

К этому я не был готов. Что тут можно ответить? Твоя жизнь замечательная!

— Мне кажется… ты мне нравишься, Дафна, — сказал я.

Она не по-доброму рассмеялась.

— Получается так… что я не могу перестать о тебе думать, а когда я думаю о тебе, то не думаю… о ней.

Дафна смотрела на меня, нахмурив брови, словно я говорил что-то непонятное на другом языке.

— Значит, я отвлекаю тебя от девушки, по которой ты страдаешь несколько месяцев…

— На самом деле всего месяц.

— А, понятно. Всего месяц.

Мне очень не хотелось думать сейчас о Пенни, но я вспомнил, как взял ее за руку на тротуаре перед домом, где только что погасили свет, и сказал: «Я собираюсь тебя поцеловать», а она ответила:

«Так чего же ты ждешь?»

Я взял Дафну за руку.

— Я собираюсь тебя поцеловать, — сказал я.

Она выдернула руку и ударила меня в грудь:

— Черта с два!

— Эй!

— Больно?

— Типа того.

— Хорошо. А теперь иди отсюда. Мне все это не нужно. И ты тоже.

— Дафна…

— Что?

— Вчера вечером я отлично провел с тобой время. Можно сказать, лучшего вечера у меня давно уже не было. И по-моему, я не смог тебе это объяснить.

— Смог. Мы ходили на танцы и заставили ревновать твою подружку. Невероятный успех.

— Дафна… ты мне нравишься. Ты.

— Я тебе нравлюсь?

— Да.

— Знаешь, что я сегодня сделала, Ривер?

— Нет.

Черт! Мне надо было позвонить ей после танцев. Или написать. Надо было спросить, как прошел ее день.

— Украла три компакт-диска из «Уолгринс».

— Почему? — Я говорил как Натали.

Дафна рассмеялась:

— Да потому, что иногда я хочу, чтобы все было легко. А иногда просто не могу делать все то, что должна.

Я вновь подавил в себе желание прикоснуться к девушке.

— То, что ты сделала… или делаешь… ничего не меняет.

— Я тебе нравлюсь. Почему?

— Потому что ты умная. С тобой весело. Ты очень красивая. И ты знаешь куда больше о том, как устроен мир, чем я. А когда я с тобой…

— Ты не думаешь о ней?

— Нет, не думаю. Но я не это хотел сказать. Когда я с тобой, мне хочется, чтобы время остановилось.

Как только я это произнес, послышался звук автобусных тормозов, похожий на выдох. Я обернулся и увидел фары, сиявшие, словно глаза чудовища.

— Мне пора.

— Можно с тобой?

— Нет. Езжай домой, Ривер.

Дафна вошла в автобус и приложила проездной. Повернулась, посмотрела на меня.

Двери начали закрываться.

— Ты мне нравишься потому, что ты такая, какая есть, — выпалил я.

Дафна махнула мне рукой. Может, прощаясь. Может, прогоняя.

А может, понадеялся я, соединяя мои слова с чем-то истинным внутри себя.

Почему я до сих пор любил Пенни?

Это был отличный вопрос.

Я до сих пор любил Пенни, поскольку видел себя как человека, который любит Пенни Броквэй, и не знал, как быть кем-то другим. Я любил Пенни, потому что любовь к ней придавала смысл моей жизни. Я преуспел в любви к Пенни. Я все еще любил ее, поскольку боялся ее не любить.

Когда двери автобуса закрылись за Дафной, я вернулся ко «Второму шансу». На тротуаре стояли Мейсон и Кристофер. Кристофер выдохнул в мою сторону дым.

— Что это между вами? — спросил он.

— Ничего.

Разумеется, мне никто не поверил.

— Похоже, девчонка расстроилась. — Кристофер вытащил из кармана рубашки телефон и сделал несколько шагов в сторону. — Я ей сейчас позвоню.

Он отошел от меня, чтобы я не слышал их разговора, а я смотрел на его кроссовки — Nike Dunk, черные с зеленым, — испытывая непонятный стыд. Что скажет ему Дафна?

Мейсон смотрел на меня, качая головой:

— Я это знал. Знал, что с тобой что-то не так, Ривер. Не пойми меня неправильно. Ты мне нравишься. Просто мне кажется, что ты лжец.

Вернулся Кристофер:

— Я оставил ей сообщение. Попросил перезвонить, если ей понадобится с кем-то поговорить. — Он пристально посмотрел на меня. — Потому что мы так делаем. Не знаю, читал ли ты памятку, Ривер, но мы приходим сюда, чтобы помогать друг другу в трудные минуты. Слушать! А не пытаться с кем-то перепихнуться.

— Или якшаться с мексиканкой, — ухмыльнулся Мейсон.

— Эй! — Я сделал шаг к нему. — Что у тебя за проблема?

— Меня рвет едой.

— Я не это имею в виду.

Большое круглое лицо Мейсона смягчилось. Его голос был тише обычного.

— Извини, Ривер. Но давай без шуток. Честно. Ты влюбился в Дафну?

Я посмотрел на бульвар Пико, на полосу его красных огней, и решил сказать правду:

— Может, и влюбился.

— Тебе нельзя с ней встречаться, — сказал Кристофер. — Ты это понимаешь? И не пытайся затащить ее в постель.

— Дело не в этом.

Как признаться ребятам, что за все два года с Пенни у нас не было секса? Конечно же я хотел. Но Пенни не была готова, и я это понимал. А теперь, быть может, она собирается заняться сексом с Эваном Локвудом… или уже занималась… а я даже не знаю, важно мне это или нет, поскольку все стало бессмысленным.

— Тогда в чем? — мягко спросил Мейсон.

— Просто она мне нравится, — вздохнул я.

— Мне тоже нравится Дафна. — Кристофер загасил недокуренную сигарету и вернул ее в пачку. — Я хочу помочь ей перестать беспричинно воровать, потому что однажды она окажется в тюрьме. Это правда. И это одно из многих отличий между нами. Если ты или я стащим из магазина какое-нибудь барахло, нас никто не посадит. А Дафна? К ней эти правила не применяются. Поэтому она должна прекратить. И если она для тебя важна, сосредоточься на этом, а не на том, чтобы найти замену своей подружке.

— Угу.

Внезапно я возненавидел «Второй шанс». Возненавидел себя, ходившего сюда каждую неделю. Надо было пройти мимо этих дверей.

— Слушай, Ривер, — сказал Мейсон, — если Дафна тебе нравится, действительно нравится, сделай ей одолжение, не показывай своих чувств. Это будет правильно. И на самом деле это единственный верный вариант.

Воскресным утром Леонард спросил, не хочу ли я сходить с ним на рынок. Мне же хотелось только одного — остаться в своей комнате и делать то, чего, по словам Пенни, я никогда не делал: размышлять.

Мы купили маленькую морковь, длинный редис, яйца, снесенные сегодня утром (по крайней мере, так утверждала девушка-продавец во фланелевой рубашке), клубнику, свежий песто с рукколой и булочку с корицей для Натали. Все это стало для Леонарда поводом обсудить с глазу на глаз самую нелюбимую мной тему — мое будущее.

— Что ж, осталось несколько недель, — произнес Леонард, рассматривая лимон, ничем не отличавшийся от всех остальных.

— Несколько недель до чего? — удивился я.

Отчим изучающе посмотрел на меня, пытаясь определить, разгадал ли я его намек.

— До писем о приеме в колледж, — улыбнулся он.

— Или об отказе в приеме.

— Ривер, — вздохнул Леонард. Было только одиннадцать утра, а я его уже рассердил. — Ты должен этого хотеть. Это слишком важно, слишком непросто и очень дорого, чтобы можно было совершить ошибку.

— О чем ты беспокоишься? Тебе это все равно ничего не стоит.

Проклятие. Зачем я это сказал?

Я тут же попытался оправдаться:

— Извини. Я не имел в виду ничего такого. Я правда очень благодарен…

— Замолчи, Ривер. Пожалуйста. — Леонард повернулся спиной к витрине с фруктами и посмотрел на меня: — Я знаю, что ты не имел в виду ничего такого, и знаю, как это странно, когда твой биологический отец платит за колледж. Если бы я мог сказать ему, чтобы он забрал свои деньги и сунул их себе в задницу, поверь, я бы так и сделал, но я не могу, как не могу позволить гордости, твоей или моей, помешать использовать эту удивительную возможность. И никогда не благодари меня за то, что я веду себя с тобой как отец, потому что это одна из величайших привилегий в моей жизни.