По версии Джейн, разрыв грянул внезапно, в ноябре 1995 года, в их последнем общем доме – большом эдвардианском особняке с шестью спальнями в Севеноукс, там, где наконец осуществились все мечты Джейн о семейной жизни.

– Я собиралась установить там плиту «Ага»[4], – рассказывала она с горькой насмешкой над собственной наивностью. – Хотела свить семейное гнездо. Я бы крутилась на кухне, готовила еду на плите, а рядом бегали бы дети, а потом и внуки. Но вышло совсем по-другому.

Воскресным днем семья из пяти человек сидела в гостиной. В камине горел огонь. Джейн приготовила обожаемые детьми «цветные тосты» с прослойкой из джема трех разных оттенков.

– Мы смотрели сериал «Чудесные годы»[5], который мне очень нравился, – вспоминала Джейн. – Нам всем он очень нравился. Руперт устроился у Тима на коленях, остальные сидели рядом, и я никогда не забуду слов мужа. Он сказал: «Как хорошо, что у нас семья». До сих пор помню. «Как хорошо, что у нас семья». Так и сказал. А на следующий день семья распалась.

В понедельник утром Джейн позвонил неизвестный мужчина и сообщил, что Тим спит с его женой. В тот вечер, когда жена встретила его обвинениями, Тим вначале все отрицал, но потом признался. Джейн потребовала, чтобы он немедленно ушел из дома. Разгорелся скандал, и в тот же вечер в окно полетели пакеты для мусора, набитые вещами Тима.

– Я считала Тима заботливым и верным мужем, – жаловалась Джейн. – Но после девятнадцати лет брака вдруг обнаружила, что жила с тем, кого на самом деле никогда не существовало.

Тим признал, что обманывал жену. Но он говорил не о внезапном крахе счастливого брака, а о долгом мучительном движении ко все большей неприязни и отчуждению.

– Когда Джейн что-то не нравилось, она просто меня игнорировала, – вспоминал он. – Целые выходные могла ходить с каменным лицом и молчать. Иногда это длилось неделями, а потом и месяцами – по нескольку месяцев кряду. Конечно, с юридической точки зрения вина лежит на мне, и я был виновной стороной при разводе, но никто даже не поинтересовался, что предшествовало разрыву. Уверен, в глазах детей именно я разрушил семью. Но в жизни не бывает черного и белого, и те, кто оказывался в похожей ситуации, меня поймут.

Джейн с тремя детьми отметила невеселое Рождество в большом эдвардианском доме среди призраков неродившихся внуков. Денег от Тима практически не поступало, его компания к тому времени была ликвидирована, и Джейн пришлось продать особняк и снять дом поскромнее, мрачную кирпичную клетушку в гораздо менее респектабельном районе Севеноукс. У здания была своя история: его последняя владелица Диана Голдсмит, сорокачетырехлетняя алкоголичка, отвезла детей в школу и исчезла при невыясненных обстоятельствах. Когда туда въехала Джейн с детьми, на окнах все еще оставались следы порошка, которым пользовались детективы для снятия отпечатков пальцев.

– Мы с детьми часто шутили: «Надеюсь, она не под ванной», – рассказывала Джейн. – Но в этой шутке была доля правды.

В следующем году тело Дианы Голдсмит нашли закопанным в саду в районе Бромли. Бывшего любовника Дианы арестовали, но позже оправдали.

– Этот дом ненавидели все, – признавалась Джейн. – Грязный до неприличия, да еще такое ужасное прошлое. Я не такая уж меркантильная, но мне нравятся красивые вещи, которые радуют глаз. А этот дом прямо-таки оскорблял мои эстетические чувства. Дочка его ненавидела.

Это был последний родной дом для Люси.

– Развод порождает множество вопросов, – поясняла Софи Блэкман. – Когда растешь в семье, все ясно: вот мама, вот папа, вот брат и сестра. У тебя есть свой мир. Когда он рушится, встает вопрос: кто ты такой и зачем существуешь. Руперту тогда было тринадцать, он пролил немало слез, но все-таки смирился. Мне исполнилось пятнадцать, и я как раз переживала такой период, когда и без того все вокруг наперекосяк, и я даже не знала, куда кинуться. Люси в свои семнадцать была чуть старше. Не то чтобы она заняла сторону мамы – об этом речь не шла. Но Люси ей сочувствовала. Потому что сама была нам с Рупертом вроде второй матери.

Софи Блэкман внешне очень похожа на Люси. Разница в возрасте у них меньше двух лет, и почти всю жизнь провели вместе. Все, кто их знал, говорил о поразительном сходстве сестер – отчасти в чертах лица, но главным образом благодаря одинаковым жестам и манере говорить, что характерно для большинства братьев и сестер.

Софи отличалась холодностью, колючим характером и безграничной преданностью сестре. Многие близкие друзья Люси нуждались в ней куда больше Софи, но сестра понимала ее лучше всех.

Однако темперамент у них очень различался. Люси с самого детства была настоящей маминой дочкой, послушной и прилежной. А Софи росла упрямой агрессивной пацанкой. В юности она без конца скандалила и раздражалась, высказываясь по любому поводу с убийственным сарказмом и без сантиментов. Как и Джейн, она не выносила идиотов, однако не менее едко отзывалась об «ахинее», которой увлекалась мать, – суевериях и сверхъестественных явлениях. По характеру она скорее походила на отца, а с Джейн яростно спорила. После развода родителей стычки между матерью и дочерью только ужесточились и участились.

Вместе с браком рухнула мечта Джейн об эдвардианском уюте, и крушение надежд привело к неожиданным переменам в семье. Мать, всегда строгая и требовательная к детям, вдруг стала поразительно либеральной и терпимой. Друзьям и подружкам стало можно и даже нужно оставаться на ночь, а юный Руперт едва не сгорел от стыда, когда мать вручила ему пачку презервативов. Друзья отмечали, что Люси с Джейн близки не как мать и дочь, а скорее как подруги.

– Они и разговаривали как подружки, Люси вечно хихикала, когда звонила матери, – рассказывала Кэролайн Лоуренс, которая училась с Люси в одной школе. – Они часто обменивались одеждой и даже ходили вместе куда-нибудь по вечерам. Я все понимаю, потому что мы с мамой тоже очень близки, но в клуб я бы с ней не пошла.

С подростками не избежать конфликтов, но чаще всего ссорились Джейн и Софи, а миротворцем в битвах выступала Люси. Некоторые даже считали, что для Джейн она не просто дочь.

– На самом деле Люси заняла место матери в доме, – рассказывала Вэл Берман, подруга Джейн. – Когда Софи кричала и ругалась с Джейн, Люси успокаивала их обеих. После ухода Тима она очень быстро повзрослела. Словно она была матерью, а Джейн – ребенком.

Люси не могла похвастать ни стройной фигурой, ни тонкими чертами лица настоящей красавицы, и все-таки ее внешность многих привлекала. Тщательный уход за собой имел для Люси огромное значение. Друзья даже иронизировали над тем, что она обязательно делает прическу и красится перед походом в магазин или утренней пробежкой. Когда Люси смеялась, она встряхивала длинными волосами, которые рассыпались по плечам. Благодаря высокому росту и прекрасным светлым волосам Люси очень выделялась среди ровесников. По словам Джейн, она «освещала все вокруг».

– Когда мы только познакомились, она меня просто заворожила, – призналась мне Вэл Берман. – Я слушала ее с раскрытым ртом. Язык у Люси был отлично подвешен. О чем бы она ни говорила, и ее хотелось слушать. Она могла рассказать целую историю про кусок сахара.

Поток слов сопровождался изящными движениями пальцев с отполированными до блеска ногтями.

– Все замечали ее маникюр – она будто разговаривала руками, – рассказывала Кэролайн Лоуренс. – А какие волосы… Я помню, как однажды ждала ее в «Дорсет армз». В пабе было огромное окно, а Люси как раз переходила дорогу, и вот клянусь, буквально весь паб застыл и уставился на нее. Даже девушки. Еще бы, такое зрелище: высокая блондинка, настоящая секс-бомба, уверенно плывет через дорогу.