Так и не пришлось Ярославу перенять воинскую науку от дядьки. Пока не стала Волга на большой барке в сопровождении шести княжеских гридей в качестве охраны в Хлынов отправился молодой купец Ярослав Тихонович. Охрану можно бы было дать и поболе, ибо князь не поскупился и отвалил серебра две сотни.
6
Чудом разминулись посланцы великого князя нижегородского с войском булгарского хана Булат-Тимура. Видя, что правитель Орды удовлетворился выдачей ему четырех десятков ушкуйников, хан булгарский потерял сон и покой. Он был возмущён и негодовал при всяком упоминании об ушкуйниках, которые обосновались под боком, в Хлынове. Булат-Тимур всё лето готовил войско, но пошёл не на своих обидчиков, разоривших Жукотин, а в Великое княжество Нижегородское. Войдя в мордовские земли, хан напомнил князю Сигизбею, что мордва – данник Волжской Булгарии и потому кормит войско, проводит его по своей земле, а если того потребует дело, то даст воинов. Как ни старался Булат-Тимур тайно провести войско к Нижнему Новгороду, но первое же столкновение на Пьяне с охотниками и оханщиками, обитавшими в тех местах, выявило его планы. И князь Дмитрий Константинович начал спешно собирать войско. На его зов привёл свою дружину князь Борис из Городца.
Объединённое войско встретило хана Булат-Тимура на Тёше. Булгары, не успев принять воинский порядок, были подвержены слаженному удару пешей рати, а как только сражение началось, на фланг ханского войска налетела конница городецкого князя, до того укрытая лесом. Не выдержав давления княжеских дружинников, булгары побежали. Их гнали до реки Пьяны. Многие вторгшиеся в нижегородские земли, так и не смогли переправиться через эту неширокую, но быструю и коварную речку, вьющуюся, словно змея, в мордовских лесах.
Хан Булат-Тимур, побитый и униженный, приехал в Орду просить помощи у хана Мюрида против нижегородских князей. Хан был взбешён, и не тем, что булгары были побиты нижегородцами, а тем, что Булат-Тимур пошёл на улус Джучи без его – великого ордынского хана – на то дозволения. Булат-Тимур был схвачен и брошен в каменный застенок, а позже по приказу преемника Мюрида хана Азиза казнён.
Глава V. Хлыновские повольники
1
Подойдя к Хлынову, тайные посланцы великого князя Дмитрия Константиновича растерялись: негде было пристать, весь берег забит ушкуями, лодиями, татарскими и булгарскими пабусами, кербасами, мишанами, бафьтами, каюками… С великим трудом отыскав брешь, ярославовы товарищи вытащили судно на берег и остались при нём. Ярослав же отправился в город. Надо было прежде всего подумать о жилье – зима-то не за горами. Но если ты не ушкуйник, пристанище найти было трудно. Ярослав обходил двор за двором раскинувшегося посада и везде получал отказ. Один из словоохотливых хлыновцев посоветовал:
– Ты молодец, Богом силой не обижен, так чего тебе… Выкопай землянку и зимуй, а хошь и избу сруби. Земля у нас общая, и лес общий, то есть ничейный. Иди, вали сколь хошь, ставь хоч терем… никто слова супротив не скажет.
– Срубить избу – дело непростое. А пока-то как от непогоды укрыться?
– Иди в ушкуйники. Ты крепкий, молодой – такие в ватаге надобны. Хошь к Осипу Варфаломеевичу, хошь к Василию Федоровичу, а то и к Александру Абакуновичу под руку становись. Он апосля похода за Камень богат стал непомерно: оденет, обует, накормит, службу даст, а уж о жилье и речи нет – ушкуйники себе изб нарубили и ещё жилье ладят. Да чего там жильё – крепость новую возводят, вона вишь на холмах. Поболе прежней будет. И то сказать, ушкуйников было двести, а ноне две тыщи.
– Скажи мне, добрый человек, а купцов в городе много?
– Как собак, прости Господи, – перекрестился хлыновец. – Понаехало, словно вороньё налетело, не продохнуть. Понавезли всего… Обирают повольников, за гроши добро скупают. Себе избы понастроили, лавки… Ото там, – махнув мужик в сторону новоделов, укрытых за цепочкой уже оголившихся берёз. – Может, ты и сам их родуплемени? – оценивающе оглядел мужик Ярослава, но тот поспешил его успокоить:
– Да нет же, мне бы боярина Абакуновича повидать…
– А-а, то дело другое, – почесал затылок хлыновец, сдвинув шапку на лоб. – Он чаще всего бывает там, – мужик кивнул в сторону строящейся крепости. – И ноне, поди, там. Хозяйственный, до всего есть дело, хоча и боярин. Ну, прощевай, заболтался я совсем, – и хлыновец засеменил в сторону разгружавшегося у выступающего в реку деревянного настила большого купеческого карбаса.
Александр Абакунович узнал молодца. Оценивающе оглядев Ярослава, спросил:
– Где был? Я тебя после Костромы не видывал. С чем пришёл?
От прямых вопросов Ярослав несколько растерялся. Заготовленный рассказ улетучился, словно он и не думал о встрече. Начал говорить что-то об отце, торговом деле… но потом остановился и под пытливом взглядом боярина выпалил:
– Ушёл в Новгород. В городе тебя зрел, да подойти не посмел. С тобой же в поход отец не пустил. А ноне я пришёл…
– Сам или опять отец направил?
– Батюшка, а я и не противился. Сам хотел. Меня Анфим Никитич за собой звал… да вот сгинул…
Боярин рассмеялся.
– Не такой Анфим человек, чтобы сгинуть. Жив-здоров. Хан Хидыбек жаден без меры – потому братьев наших не лишил живота, а продал. Да разве удержишь в неволе повольников?! Ушли молодцы, на Хвалынском море промышляют и в Волгу заходят, дабы о себе напомнить. Ты-то с чем пришёл? – повторил свой вопрос Абакунович.
– Батюшка прислал товара иноземного у повольников купить: посуду, шёлк…
– А денег-то достанет? – улыбнулся боярин. – Товар недешев.
– Достанет, – тряхнул кудрявой головой Ярослав. – Токмо я хочу к вам пристать. Ещё в Костроме решился, да тут дела эти…
– А как же наказ отцовский?
– Так я его исполню, а сам с тобой останусь.
– Ну-ну, токмо помни, что повольники купцов не очень-то жалуют. Могут и не принять в сотоварищи.
Серебро, данное великим князем нижегородским, сыграло добрую службу. Им он расплатился за жильё, которое недёшево уступил ему и его охране один из купцов новгородских, отдав пристрой к дому. Этому купцу и доручил Ярослав скупленное добро, чтобы тот его доставил в Нижний Новгород воеводе Даниле Петровичу Скобе, а отцу в Новгорде Великом передал, что де жив-здоров сын и домой возвертаться не спешит. Коли судьба выпадет, то ждать его через год по осени.
Ещё по зимнику ушёл купеческий обоз. С ним отправились и молодцы охраны. Оставшись один, Ярослав принялся налаживать дружбу с ушкуйниками. Благо дело среди них было немало новгородцев, встречались и знакомцы. Вскоре он стал своим на дружеских пирушках, в свадебных застольях, коих немало проходило в Хлынове: ушкуйники пришли в город надолго, если не навсегда, и потому устраивались основательно, заводя семьи, хозяйство… Воеводы повольников смотрели на это одобрительно.
2
Почти месячная суета сборов наконец-то закончена, и санный поезд вытянулся от княжеского двора к Дмитровской башне. Наступил час прощания. Зарёванные мамки и няньки стояли в стороне и с жалостью смотрели на свою воспитанницу. Великая княгиня Анна кончиком плата вытирала набегавшие слёзы, и только великий князь нижегородский Дмитрий Константинович спокойно взирал на хлюпающую носами челядь, и на своё семейство, и на младшенькую Евдокию, поблескивающую голубыми глазёнками из мехов не по росту большой шубы.
– Как ей там-то, птахе нашей, на чужбине будет? Отроковица, а уж замуж. Ладно бы дородностью да статью вышла, а то, что дитё малое, – причитала боярыня Авдотья Брагина.
Ей вторила княгиня Агриппина, жена Городецкого князя Бориса:
– По возрасту и ничего бы – тринадцать, да в кости мелковата. Ништо, чай, в постельку-то сразу не уложат, а там подрастёт.
Дмитрий Константинович, нагнувшись, поднял дочь на руки и, поцеловав в лоб, напутствовал:
