Кутузов обо всем этом был прекрасно осведомлен и, когда к нему через полчаса зашел Беннигсен, фельдмаршал не удержался, чтобы не съязвить даже при мне:
– Мы с вами никогда не сговоримся, барон: вы все печетесь о пользе Англии, а по мне, пойдет она нынче на дно морское, так я и не заплачу!
Тот, вспылив, высочил прочь, громко хлопнув дверью.
Кутузов только покачал седой головой, потом обратился ко мне:
– Меня даже не столько раздражает этот самонадеянный ганноверец, как приставленный соглядатай Вильсон, чьим нашептыванием Беннигсен внимает. Вильсона интересует лишь одно – разгром Наполеона во имя разрушения континентальной блокады Англии. Вильсону не терпится поскорей поймать Наполеона и уничтожить его империю. Ни судьба России, ни русская кровь его совершенно не волнуют. Говорят, что в одном из приватных разговоров он упрекал меня в мягкотелости за то, что я, по его словам, жалею русских солдат. Говорит, чего, мол, жалеть-то, в России баб много – они всегда новых нарожают. Вот ведь, какой союзничек! Помимо всего прочего, Вильсон этот и царю на меня все время доносы строчит и с советами своими бредовыми лезет, да генералов наших, которые и так не слишком дружат, промеж себя стравливает. Короче, сволочь отпетая.
– А избавиться от этого Вильсона никак нельзя?
– Да как от него, от рыжего, избавишься! Он ведь царем для присмотра за мной посажен, так сказать для объективного контроля. Ладно, пускай свои доносы строчит, мне они как горох об стенку. Вот изгоню Наполеона из России, тогда мне никакой Вильсон с его письмами подметными не страшен. Негодование Кутузова я вполне разделял, так как о неблаговидной роли этого английского представителя читал в свое время немало. Пользуясь доверием императора Александра Первого, Вильсон получил разрешение писать ему лично обо всём, что найдет важным и интересным. Этим он собственно все время и занимался. При этом к конкуренту Кутузова генералу Беннигсену англичанин пытал самые добрые чувства, а фельдмаршала откровенно не переносил. Тот, впрочем, платил, английскому полковнику той же монетой. Что касается Беннигсена, то его дружба с Вильсоном началась еще со времен Фридланда и Прейсиш-Эйлау, когда англичанин в первый раз прибыл «смотрящим» в нашу армию и состоял при штабе генерала. Поэтому у долговязого, помимо всего прочего, была и еще одна сокровенная мечта – свалить Кутузова и на его место посадить обожаемого им Беннигсена, который бы слушал его советы и действовал в интересах Лондона. Впрочем, в отношении интриг Вильсона я сейчас особо не напрягался, так как прекрасно знал, что ничего из его бредовой затеи не получится. Меня сейчас больше беспокоила собственная перспектива. Ведь когда я приступлю к осуществлению своих идей, от пронырливого англичанина можно будет ждать серьезных неприятностей.
* * *
Выйдя от Кутузова, я подумал, что возможно, фельдмаршал все же излишне предвзят к англичанину, который выполняет именно то, для чего в ставку русского главнокомандующего он и был послан. Впрочем, а кому, когда вообще нравились контролеры, ревизоры, аудиторы и прочие проверяльщики?
Не успел я закончить свои раздумья по сему предмету, как, навстречу мне появился… полковник Роберт Вильсон собственной персоной: худой и нескладный с лошадиным лицом, свисающим над губой длинным носом и жидкими прилизанными рыжеватыми волосами.
О сем господине я в свое время достаточно читал, кое-что знал и о его пасквилях, причем, не только о тех, которые он уже написал к сегодняшнему дню, и те, которые он еще напишет в будущем. Это давало мне хорошую фору в моих с ним возможных отношениях. Поравнявшись со мной, Вильсон улыбнулся так, как это могут делать только англичане – чуть приподняв уголки губ и не меняя при этом отчужденного выражения лица. Рыбьи, бесцветные глаза англичанина смотрели сквозь меня, куда-то вдаль, как будто я был насквозь прозрачным.
И в этот момент мне подумалось о том, что в затеваемой мной игре Вильсон объективно является сейчас главным противником, а поэтому хорошо бы иметь его хотя бы на первое время в знакомцах, ибо, чем ближе к нам противник, тем лучше будет за ним присмотр. Разумеется, разница в нашем положении в настоящее время достаточно существенная. Он – полковник с боевым стажем и полномочный представитель английского короля, а также доверенное лицо нашего императора. Но и я все же имею в своем активе флигель-адъютантство, то есть силу своих золотых аксельбантов так же являюсь «глазами и ушами» императора при ставке, ну, а кроме того у меня еще и неофициальный статус – любимчик главнокомандующего. Не факт, что Вильсон пойдет со мной на контакт, но, как говорится, попытка не пытка. Напрягая память, чтобы, использовать по максимуму мой весьма примитивный английский, я лихо приложил два пальца к своей треуголке:
– Рад приветствовать представителя союзной Англии!
– Здравствуйте, господин флигель-адъютант, – снисходительно опустил свой лошадиный подбородок англичанин.
Он хотел было продолжить свой путь мимо меня, но не успел:
– Давно мечтал познакомиться с вами поближе, а то, сами понимаете, все суета да суета каждый день, некогда даже дух перевести, – заступил я ему достаточно бесцеремонно дорогу.
Вильсон с удивлением воззрился на меня. Теперь надо было не терять времени, а постараться заинтересовать его своей особой. Для этого, как известно, существует испытанный психологический прием – начать разговор на тему наиболее близкую и интересную для собеседника. Что же любит этот долговязый англичанин? В какое-то мгновение в памяти всплыли факты его биографии с начала службы Вильсона в драгунах до его кончины в должности губернатора Гибралтара. Вся жизнь этого господина была весьма любопытна, но сейчас меня интересовали, так сказать, «реперные точки» его биографии исключительно до 1812 года. Так, вспомнил! Ведь Вильсон, помимо всего прочего, претендовал на лавры военного писателя. Книги его я, разумеется, не читал, но не раз встречал ссылки на них в научных трактатах, а потому в общих чертах имел о них представление. Итак, начинаем операцию «Долговязый англичанин». Поехали!
– Господин полковник, дело в том, что в свое время моей настольной книгой было ваше потрясающие по правдивости и глубокое по осмыслению «Описание английской экспедиции в Египте в 1799 году». Признаюсь честно, что ни до, ни после, мне не приходилось читать столь талантливо написанной книге о войне! – беспардонно врал я, честно при этом глядя англичанину в глаза.
«Черт возьми, похоже, я несколько перегнул палку в своих неуместных восторгах в отношении его, в общем-то, самой заурядной и порядком тенденциозной брошюры. Сейчас он меня раскусит и, высмеяв, уйдет!» Но к моему удивлению, Вильсон окончательно остановился. Взгляд его, обращенный на меня, мгновенно изменился. Теперь британец со вниманием изучал мою особу, при этом глаза его излучали тепло, настолько, насколько вообще могут изучать теплоту глаза английского джентльмена.
– Вы действительно читали мою книгу? – спросил он с таким выражением лица, словно его посредственная книжка была предназначена исключительно для небожителей.
– Ваша книга потрясла меня, – развел я в стороны руками, чтобы наглядно продемонстрировать, как именно меня эта книга потрясла. – Признаюсь вам, господин Вильсон, у меня даже была мысль написать вам письмо, разрешить мне перевести ее для наших офицеров на русский язык. Однако плохое знание английского и служебные дела не дали возможности осуществить это желание!
«Ну-ка посмотрим, схватишь ли ты и эту наживку! Как отреагируешь на неожиданное появление своего поклонника, который имеет неформальный доступ к фельдмаршалу, ведь если его правильно направить, он может стать идеальным потенциальным информатором».
Я смотрел на Вильсона и буквально чувствовал, как в его голове сейчас происходит обработка полученной информации и выработка линии поведения со мной. Прошло несколько секунд, а англичанин все еще, как завороженный, молча смотрел на меня. При этом лицо его все еще ничего не выражало. Что-то уж больно медленно функционируют его мозговые клетки. Наконец, по лицу Вильсона расплылась деланно добродушная улыбка. Рыбьи глаза начали излучать радость.