И… не об этом ли говорил Малкавис? Не это ли он обещал? «Единственный путь стать свободной – посмотреть в глаза собственному страху и слабости», – вспомнились Джиад слова, услышанные в забытьи. Значит, она выполнила условие бога? И теперь станет воистину свободна?!

– Не за что, – невесело улыбнулся Алестар, отводя взгляд. – Это меньшее, что я могу сделать. Только не торопись, прошу. Отправить в храм деньги – еще куда ни шло, это могут устроить наши слуги на берегу. Но тебя мне им доверять не хочется. Или нужно найти действительно надежных спутников. Пусть твой… друг очнется, может, он что-то посоветует.

– Да, конечно, – поклонилась Джиад.

А рыжий ведь останется со своими бедами один. Та же неясная тоска, что мучила ее все утро, не отступала, грызла потихоньку, царапала сердце, как дурная злая кошка… Да, это дела иреназе, Джиад они не касаются. С самого начала не касались! Она и так сделала, что могла, став Алестару стражем, пока жила здесь. Интриги и заговоры советников, покушения, глубинные боги и их прислужники – все это не ее дело! Да Алестар и сам не просит помощи. Бывшая избранная ему ни в коем случае здесь не нужна, это станет оскорблением настоящей невесты! Маритэль вот-вот приплывет, остались считанные дни… И даже то, что придется задержаться из-за раненого Карраса, может вызвать неудовольствие кариандцев, на что бы там ни намекал Эргиан… Ведь все так, верно?

Ну и что же тогда Алестар смотрит, словно у него сердце пополам рвется, а губы принца держат вежливую улыбку, как приклеенную? Они ведь уже не связаны запечатлением – зачем эта ложь? И разве могут лгать глаза? Это ведь не клятвы…

– Простите, ваше величество, – проговорила Джиад, изнывая от еще более непонятной, чем тоска, вины. – Мне нужно навестить Лилайна. Если он уже проснулся, я хочу узнать у него… про перстень.

– Да, конечно, – кивнул Алестар, запуская пальцы в коробку и бездумно пересыпая камешки риши. – Возвращайся потом, нам тоже есть о чем поговорить. Я надеюсь, эти несколько дней, что ты еще будешь здесь, ты не откажешь мне в советах? Ты ведь тоже, – старательно улыбнулся он, – мой советник. Тринадцатая каи-на Акаланте.

И от этой вымученной улыбки Джиад окончательно сбежала, уговаривая себя, что ничего страшного – это просто у рыжего привычка. Или запечатление уходит не сразу, а как болезнь, от которой выздоравливаешь постепенно. Пройдет. Приплывет Маритэль, и Алестар забудет даже Кассию, не то что связанную с ним дурным случаем двуногую.

«Но он не забыл Кассию, когда был запечатлен с тобой, – возразил тихий упрямый голос ее «внутреннего я». – Значит, настоящей любви запечатление не помеха?»

«Так это любви, – невесело усмехнулась Джиад, подплывая к двери комнаты рядом со своей спальней, где устроили Лилайна. – Я-то здесь причем? Вот рассчитается его величество окончательно со мной и со своей совестью – и сможет жить спокойно. И пусть. Пусть хотя бы от потери Кассии излечится – от души ему желаю. Пусть будет счастлив с Маритэль и постарается сделать ее счастливой. Это жизнь, Джи. Что-то теряешь, а что-то находишь…»

Но последние слова прозвучали в памяти насмешливым голосом Торвальда, любившего эту поговорку, и Джиад вздрогнула, прежде чем открыть дверь.

Лилайн уже не спал. Увидев Джиад, он попытался привстать из кучи подушек, на которые опирался, но тут же снова неуклюже опустился в них и поморщился от боли.

– Лежи! – торопливо попросила она, подплывая и опускаясь рядом. – Ради Малкависа, не дергайся. Как ты?

– Живой, – усмехнулся Каррас, глядя на Джиад лихорадочно блестящими глазами. – А ведь думал, из этой передряги уже не выберусь. Ты-то сама как?

Он протянул здоровую руку, и Джиад легонько сжала горячие пальцы – у алахасца был жар.

– У меня все хорошо, – сказала она чистую правду. – Я здесь почетная гостья. И что-то вроде леди… Прежний король наградил меня титулом за… Долго рассказывать – давай потом? Лил, они наверняка свалят смерть Торвальда на тебя, понимаешь?

– Еще бы, – вымученно усмехнулся алахасец. – Не признаются же, что сами его порешили. А, плевать. Потеряв голову, о серьгах не жалеют, верно? Гостья, значит? И долго тебе еще… гостить?

– Уже нет, – вздохнула Джиад. – Пока ты не выздоровеешь. И пока не решим, что дальше делать. В Аусдранг тебе нельзя – схватят. Лил, прости… Это я втянула тебя во все это.

Она опустила взгляд к руке алахасца, которую держала. Сильные темные пальцы казались странно тонкими, будто похудевшими, да и лицо Карраса заострилось, а в вырезе рубашки виднелись темные следы на ключицах – то ли шрамы, то ли ожоги.

– Глупости, – улыбнулся тот, мгновенно став прежним Лилайном Каррасом – отважным и азартным. – Что-что, а вляпаться во всякое я и сам умею. Джи, тебя… здесь точно не обижают?

Джиад покачала головой, растерянно подумав, сколько же придется рассказать Лилайну, чтобы алахасец понял, насколько все изменилось с прошлого раза, когда она была пленницей. И непонятно, что именно можно рассказывать, ведь многое – тайна акалантцев.

– Точно, – улыбнулась она. – Я же говорю… Лил, ты быстро поправишься. Здесь отлично лечат, гораздо лучше, чем на земле. И мы сможем… Боги, как же я по тебе соскучилась!

Подчиняясь порыву, она подняла руку алахасца выше, прижалась к ней щекой и замерла, прикрыв глаза. Лилайн… живой! Какое счастье – сознавать, что прямо сейчас им ничто не угрожает. Что можно побыть вместе, поговорить, прикоснуться…

– А нынешним королем у хвостатых, значит, тот самый принц, что тебя… – услышала она напряженный и не по-хорошему холодный голос алахасца.

– Забудь, – поспешно сказала Джиад, вздрогнув. – Просто забудь, ладно? Он…

И вот как объяснить, что Алестар не просто выпросил прощение? Несколькими неделями раньше Джиад сама бы не поверила, скажи кто-то, что она простит рыжего. По-настоящему простит, от души. И что сам иреназе изменится настолько, что пропасть между нынешним Алестаром и тем жестоким испорченным мальчишкой станет глубокой, как эта их Бездна.

– Я его простила, – сказала она наконец, сама понимая, как глупо и фальшиво это звучит, потому что словами, как обычно, всей сути не передашь. – Действительно простила, клянусь. Он… это заслужил.

– Простила?

Недоверчивое изумление и гнев в голосе Карраса ударили Джиад, словно плетью.

– Ты? Простила эту тварь?

Джиад прикусила губу изнутри, и боль отрезвила, напомнила, что для Лилайна не было ничего, что случилось между нею и Алестаром. Наемник просто не понимает. Но ради Малкависа, пусть не смотрит так! Да, Джиад виновата перед ним. Она ушла в море, чтобы заслужить собственную свободу то ли у богов, то ли у судьбы. Бросила Карраса… И в том, что Лилайн попался Торвальду, есть вина Джиад – тяжелая, невыносимо горькая вина… Но ведь все не так, как думает Лилайн! А это он еще не знает, кем здесь Джиад считалась до вчерашнего дня. Ведь только утром она сняла браслет избранной. Можно не сомневаться – вскоре кто-нибудь проболтается. И как тогда смотреть Каррасу в глаза? Особенно, когда наемник узнает об обещании Алестара выкупить Джиад у храма. Что он об этом подумает?!

– Не суди, не зная, – попросила она тихо. – Прошу, Лил, не суди ни его… ни меня. Очень много всего случилось, пока я была здесь. Да и раньше… Сейчас он не враг ни мне, ни тебе. И он здесь король, не забывай. Да не в этом дело… Говорю же – я его простила. Значит, было за что, поверь мне…

– Ладно, как скажешь… – медленно сказал Каррас, не сводя с нее удивленного и недоверчивого взгляда. – А ты изменилась, Джи. Только не пойму – в чем. Значит, уверена, что нас отпустят?

– Он обещал, – кивнула Джиад. – А короли иреназе слово держат, сам знаешь. Только сначала тебе нужно вылечиться. Здесь можно жить, Лил. Не очень удобно и вообще странно, однако можно. Не беспокойся ни о чем, выздоравливай…

И снова собственные слова звучали фальшиво, аж ухо резали. Но Каррас прикрыл глаза, наверное, больше от недостатка сил, чем поверив Джиад. Его рука так и сжимала ее пальцы, и размыкать это касание не хотелось. Может, все-таки обойдется? Только бы они с рыжим не сцепились!