— Я с ним закончил. Унесите в тепло. Забинтуйте. Лекарства не давать.
— Но, Изар… — подала было голос девчонка-бета, имени которой я не знаю. И тут же увяла под моим тяжёлым взглядом.
— Я не привык повторять дважды.
Но, видимо, придётся. Ибо неохота по пять раз на дню пачкаться в крови.
— Пока Дар не придёт в себя, вы будете подчиняться мне, его альфа-паре, — сурово зыркнул на каждого стоящего передо мной медведя, убеждаясь, что они услышали. — Никто кроме него не смеет отменять моих приказов. Лишь он и Кэмерин могут мне возражать. Если я велел прыгать, вы спрашиваете: «Как высоко, альфа?» Если я не велел лечить этого мудака, а вы ослушались — значит, ляжете рядом с ним. Проверять не советую: я убивал и за меньшее.
Выдержал паузу, позволяя оборотням отложить в головах информацию. Вполне нехитрую, уж как по мне.
— Вам всё ясно? Ну так делайте что велено!
Стоило мне рявкнуть разок, половину мишек тотчас же как ветром сдуло. Слава богам, наконец-то можно вернуться к Дару.
Проследив, чтобы Боргура не оставили валяться в снегу — не садист же я, в самом деле, — кивнул сам себе и поднял валяющуюся неподалёку куртку. Набросил её на плечи, обернулся и тут же напоролся на задумчивый взгляд местной пророчицы, ну или кем она там подвизается.
Тьфу ты, а я уже про неё забыл. Похоже, хрен мне, а не Дар.
Морально приготовившись к нотациям, я мрачно уставился на Ору. И даже подготовил ответную речь, чтобы осадить её, если вздумает указывать моё место. Своё место я знаю: оно подле моего альфы! Но она лишь улыбнулась, мягко и малость блаженно — словно устроенное мной представление только порадовало её.
— Теперь я понимаю, зачем ты Прядильщику…
Правда? Вот я бы тоже не прочь узнать.
— Давно пора было проучить Боргура. Зря не убил, только Дару работы прибавил.
— Мне здесь ни к чему толпа безутешных родственничков, — хмуро заявил я, скрестив руки на груди. — Когда Дар очнётся, пусть сам с ними разбирается. Его родня, не моя. А теперь скажи уже что хотела, раз так не терпелось, и я пойду к нему.
— Боюсь, Дару придется немного подождать. Разговор будет долгий. И не со мной.
Она привела меня к дому, небольшому, но крепко сложенному, как и всё здесь. С пятиугольными оконцами и дверью, чтоб эту местную архитектуру. Внутри на удивление чисто, пахнет сушёными травами и немного едой.
Ора усадила меня на диван, обитый цветастым гобеленом, и принялась разжигать камин. И словно забыла обо мне на какое-то время, оставив пялиться по сторонам.
Ничего интересного в доме пророчицы нет, если подумать. Ни книг по всякой астрологии и прочей ерунде, ни банок с заспиртованными глазами и крысиными хвостиками. Только травы, глиняные чашки да небольшой каменный алтарь с выбитым на нём пауком — похоже, так местные видят Судьбы Прядущего. Логично, если называть его Прядильщиком. И жутковато — не люблю пауков ни в каком виде.
— Пей, — мне протянули одну из глиняных чашечек. Жидкость странно пахнет и странно же выглядит: на перламутровой глади ярко мерцают серебристые искры, будто кто-то рассыпал в питье блестки. — Пей, кот.
Я молча выпил. Не потравит же она меня, ну в самом деле? Хотя не удивлюсь, на вкус та ещё дрянь.
— Нормально себя чувствуешь? — спросила Ора спустя какое-то время.
Я кивнул чуть нерешительно. Вполне себе… голова, правда, немного кружится.
Едва я сел на диван и с силой растёр виски, медвежья прорицательница вдруг заторопилась на выход.
— Куда ты? — спросил я без особого интереса. Как-то резко стало на всё наплевать.
— Подобное таинство требует уединения. Я вернусь позже.
Да и пожалуйста. Посижу один как дурак, с меня не убудет. Только чур недолго, мне же нужно… куда-то. Очень нужно. Куда-то…
Взгляд бездумно заскользил вокруг, то и дело спотыкаясь о пёстрый узор гобеленовой обивки. Я в раздражении помотал головой, откинулся на мягкую спинку дивана и прикрыл глаза. Калейдоскоп ярких пятен, однако, никуда не делся: он отпечатался на изнанке век и принялся весело кружить туда-сюда. Тело вдруг стало непослушным и тяжёлым, чужим каким-то. Я будто очутился где-то за его пределами, но при этом не перестал ощущать запахи трав и еды, сухость в горле, и ломоту в висках, и грубую текстуру гобелена под ладонями…
Чьи-то руки на коже.
Чужие пальцы касались меня здесь, там, везде. Холодные. Мёртвые. Откуда-то я знал: это мертвецы трогают меня — и сонм мёртвых голосов шумит у меня в ушах. Изар, Изар, Изар… Точно я провалился в один из вереницы ночных кошмаров, что никогда не перестанут меня преследовать.
Посмотри на нас, Изар. Посмотри на всех, кого убил.
Как всегда, самый ненавистный голос звучит громче и чётче всех прочих.
Взгляни мне в глаза, котёночек.
Нет-нет-нет. Нет! Только не ты!
Долгие-долгие годы мне не было так страшно и плохо, как сейчас.
— Ты мёртв, — чуть слышно выговорил я, кое-как разлепив высохшие губы. — Я вышиб тебе мозги.
Чего ты тогда так боишься, котёночек? Открой глаза! Святая срань, ты альфа-тигр или жалкое травоядное?
И правда — чего боюсь? Мёртвого мудака? Я зло прикусил губу и наконец собрался с духом.
У окружающих я вроде как считаюсь непристойно смазливым красавчиком. Но поставь нас двоих рядом — и любой поймёт, что я лишь неудачная копия, бледное подобие своего брата, кудлатого наглеца с гипнотическими чёрными глазами и ослепительной улыбкой. Кирос мог быть невыносимо очаровательным, обаятельным и даже милым… мрази, они почти все такие. Безобидные. Я вот ни безобидным, ни очаровательным сроду не был. Мрачный котик как он есть.
— Брат мой, любовь моя, как устал я ворочаться в гробу, — голос у него тоже великолепный, бархатный и чистый, с протяжным южным говором. — Двенадцать колен безупречной тигриной крови — и всё это отдано в лапы вонючего северного деревенщины! Как тебе только не стыдно!
— Никак мне не стыдно, сучий ты потрох, — рыкнул я, сцепив в замок немилосердно дрожащие руки. — И нет у тебя никакого гроба. Сдох как ничтожество, прикопан в песочке!
Кирос радостно осклабился.
— Точно. Вот так-то ты отблагодарил меня за всё. Убив меня. Опозорив нашу кровь.
Волна горечи поднялась к горлу; рука скользнула на пояс и безвольно повисла, не найдя кобуры с пистолетом. Этот подонок мучил меня, издевался по-всякому, имел как хотел… затем, годы спустя, отыскал меня за проливом, чтобы явиться в мой дом и угрожать моим тигрятам… и я ещё должен быть благодарен?!
— Ты должен быть благодарен, котёночек. Кем бы ты стал, если бы не я, если бы не мы все?..
— Нормальным человеком!
Кирос удручённо помотал головой, тугие чёрные кудри волнами рассыпались по плечам, занавесили смуглое лицо.
— О, вообразил, будто я само зло? Зла не существует, Изар. Добра не существует. Есть лишь Хаос. Всё рождается из Хаоса, им же и кончается…
— Да кто же ты ещё, если не самый злобный сукин сын на свете?!
— Мы твой огонь и лёд.
Его голос, ненавистный и прекрасный, вновь слился с множеством других голосов, принадлежащих тем, кого я убивал. И тем, кого я хоронил.
Миг — и Кироса сменила статная белокурая женщина, так похожая на моих тигрят.
— В огне и льде закалялся клинок Прядильщика. То был тяжёлый путь, но он сделал тебя нашим искусным орудием. Аспекты Хаоса — сила и удача. Кто избран Хаосом, тот в избытке одарён и тем, и другим. Как ты.
Отлично. Всегда мечтал оказаться героем какой-нибудь низкопробной книжонки про Великого Избранного. Ну в самом деле, я ведь так скучно живу!
Хотя поспорить не могу: кот я весьма везучий, порой просто до неприличия. Какая бы хрень ни случалась с моей полосатой особой, а по итогу я всегда в выигрыше. Друзья и коллеги вечно вздыхают — мол, боги тебя, Изар Крэстани, до неприличия любят.
Похоже, и впрямь любят. Или же у них тут просто свой шкурный интерес.
— И что дальше-то? — буркнул я, старательно не глядя в лицо своей приёмной матери. Непросто смотреть на тех, кого убил, но уж совсем невыносимо — на тех, кого не смог спасти. На тех, по кому до сих пор тоскуешь долгими ночами. — Сразу предупреждаю, мир спасать мне конкретно влом. Серьёзно, кто придумал взять в избранные кота? Мы самые ленивые твари на свете!..
