Довольно вяло негодует, что уж там. Всё-таки это не просто другой альфа, а наша пара; здесь можно немного послабить территориальную агрессию.

Вот с простой агрессией посложнее справиться. Гон отшибает мозги, но не память — и представление, устроенное на радость клятому лорду Тамриту, в ней всё ещё свежо. А потому очень хочется сделать из засранца Маграта когтеточку. Да, ещё одна причина, по которой я вырядился в полосатую шкуру и пошёл месить снег.

Шкура, кстати, загляденье. Линял я нещадно весь октябрь, зато обзавёлся непривычно густой зимней шубой, и теперь бродить по снегу вполне себе тепло. Разве только лапы покалывает. Но к этому вполне можно привыкнуть. Привык же я ко всему прочему, включая холод, разгул нечисти и невыносимую наглость местных альфачей?..

Нет, всё-таки Маграт будет моей когтеточкой! Сожри Хаос этого засранца!

Да, я зол. Имею право, уж как по мне. Что бы ни происходило между нами в спальне, а на людях ни один альфа-коврик мной командовать не будет! Понимаю, гон ещё никому ума не прибавил, но… кошки, как известно, злопамятны. И чтобы проглотить последнюю выходку Дара, потребуется какое-то время.

Времени, само собой, нет. И обиженно дуться в уголке, вырубив комм, — привилегия школоты. Взрослым мужикам не положено. Да и поговорить мне с ним найдётся о чём, и даже без наших ебанутых с любой стороны отношений. И есть хочется, опять же… Мелькала мысль поймать какое-нибудь несчастное копытное, но с голодухи охотиться — глупая затея. Охота — дело небыстрое, требует терпения.

Поэтому, обойдя наконец все свои — ах, блин, наши — владения, раздражённо махнул хвостом и неохотно поплёлся обратно к Дару. Может, ещё спит? Медведи это дело любят ещё побольше нашей кошачьей братии.

Не спит. До дома толком дойти не успел, а уже почуял запах жареного бекона, тостов, меда и вишневого джема. Мой драгоценный полюбовничек проснулся и вовсю хлопочет по хозяйству. Даже заглянуть к нему захотелось. В конце концов, еда — это святое, бекон не виноват в наших с альфа-мишкой разборках.

Не стал, прошёл в гостиную. Прямиком к камину, где уже потрескивают в пламени дубовые поленья, исходя запахом дыма и дерева. Хорошо. Шкуру тигриную греет только так — а я, хоть и та ещё меховая напасть в полосатой шубе, тепло люблю. И уют. Всё как и положено любому коту, независимо от силы, возраста и самомнения.

Приближающиеся шаги услышал сквозь дрёму, но подняться или хотя бы повернуть голову к вошедшему даже не подумал. Много чести. И я всё еще зол.

Передо мной поставили тарелку, чашку с ароматным кофе. Нет, это без всяких намеков, мол, жри из блюдца, раз уж расхаживаешь в кошачьей шкуре. Просто тут, у камина, мы и впрямь завтракали, обедали и ужинали не раз — романтика же, чтоб её. Сейчас, правда, никакой романтикой и не пахнет. Дар не в настроении, его нервозность чувствуется в воздухе, и даже провидцем быть не надо, чтобы понять — дело во мне.

— Оборачивайся и ешь, раз уж не ушёл, — буркнул он, усаживаясь рядом и устраивая вторую тарелку на своих коленях.

Ах, вот так вот, значит?

Ну да, есть и впрямь охота. Однако я лишь насмешливо фыркнул и демонстративно опустил голову на сложенные лапы.

Рядом со мной завозились. Проворчали нечто невнятное, даже острый кошачий слух не уловил. Вздохнули так демонстративно, что был бы я человеком — непременно умилился бы.

— Блядь, Изар… — Дар потер пальцами переносицу, отставил свою тарелку в сторону. — Извини, ладно? Я дурак и не лечусь, и колеса твои — дерьмо собачье… Да и хрен бы с ними, хорошо же потрахались!

Действительно. Да как будто бы я говорил, что плохо! И захотел бы сказать — не вышло бы, я же кот. Поэтому только и смог лениво перевалиться на правый бок да понадеяться, что выражение лица… тьфу, морды у меня достаточно красноречивое. Кайся, мол, убедительнее, дерзкий раб; и побыстрее, а то еда остынет.

Каяться Дар и не думал. Да и я бы сильно удивился, если бы он вдруг превратился в плюшевого мишку. Вместо этого он устроил ладонь на моей шее, вцепился пальцами в загривок, точно перед ним не тигр, а нашкодивший котенок. Взъерошил шерсть, дёрнул за ухо.

— Можешь дуться хоть тысячу лет, а только я всё равно тебя уже присвоил. Смирись, котик. И ешь уже, на кабана в следующий раз пойдём.

Ну ладно, так и быть, для разнообразия послушаюсь и буду есть.

Правда, сначала пришлось пойти и переодеться из тигриной шкуры в человечью одёжку. Стесняться немного поздновато, но всё же куда удобнее беседовать (а уж тем более — выяснять отношения), когда твой зад худо-бедно прикрыт.

Дар, судя по укоризненному взгляду, моего целомудрия не оценил. Ну да кого это волнует вообще? Меня так точно нет.

— Просто для ясности: по-прежнему охота поточить об тебя когти, — сообщил я, снова плюхнувшись возле камина и сжевав полоску ещё тёплого бекона. — Грёбаный Тамрит наверняка до сих пор не проржался после твоего выступления.

Со стыдом Маграт если и знаком, то весьма опосредованно. Дёрнул бровью — мол, кого тут волнуют какие-то клыкастые ублюдки; помолчал для приличия, будто бы раздумывая над ответом, после чего отозвался холодно, аж мурашки по спине побежали:

— Переживёт. Пусть скажет спасибо, что я его прямо там не порешил.

Видимо, вытаращился я на него красноречиво. Настолько, что ему пришлось спешно объяснять своё желание устроить межрасовые разборки в Грейморе:

— Не приосанивайся, не только в тебе дело. Вампиры… бесят.

— С каких это пор? Помнится, ты его сыну подвизаешься чуть не лучшим другом.

— С тех самых, — с Дара слетели остатки утренней расслаблености. — Кьяра была связана с теми ублюдками, что ты скормил Гаррету. Александр рассказал тебе?

Александр рассказал. Он вообще удивительно болтлив как для тысячелетнего вампира. И настолько же осведомлён. Быть может, не как Маграт, который порой пугает своими знаниями о каждом первом жителе Моэргрина… И тем не менее Тамрит прекрасно знал о дружбе своей дочери и госпожи Тессы Дендарион. Последняя, уроженка столичных земель, Греймор вместе с его порядками не выносит на дух. И тут её можно понять — я тоже не в восторге от местных нравов, холодов и архитектурных решений. Но я оборотень, меня более чем устраивают и хаос, во всех его смыслах, и Маграты, что всем здесь заправляют.

Но не тёмную магичку, молодую и амбициозную, которую те самые Маграты знатно прокатили со всеми её планами на роль первой леди региона. Сначала Кэм обошла её любовника на выборах, потом Шандар внезапно перестал быть грязным животным с берлогой на отшибе. Нет, берлога никуда не делась, как и медвежья шкура, однако что-то мне подсказывает: с Даром-ищейкой Тесса смирилась бы куда охотнее, чем с простым оборотнем.

Она хочет власти. И она не идиотка, а потому планировать переворот в гордом одиночестве не стала. Союзников выбрала удивительно точно: молодую вампиршу, которая ещё помнила, каково быть человеком, и тоже мечтала скинуть оборотней с верхушки власти. Стефан Ландар же, похоже, был суров и самостоятелен только с виду, а на деле запросто вёлся на женские уловки. Ни разу не удивительно, ведь Кьяра была не просто женщиной, но и вампиршей не из последних. Поломать мозги человеку — задачка нетрудная; тем более если этот самый человек не может на тебя надышаться…

План Тессы, нехитрый и действенный, вполне мог удаться. Поди пойми, как она собиралась избавиться от Кэм и Дара, но если бы они потеряли контроль над регионом, власть оборотней в Грейморе дала бы трещину. Особенно при поддержке столицы, которой уже очень не нравится ситуация с почти независимым Севером. Однако Стефану наверняка не понравилась идея с массовым беспорядками — кому как не ликвидатору знать, на что способна разъярённая нечисть?..

Когда союзники становятся неудобными, проще всего избавиться от них. От Стефана, потом и от Киары — по-видимому, та начала догадываться, кто порешил её муженька. Или не начала, но Тесса кажется дамой предусмотрительной.

— А я знал, что это она, — выдал Дар, когда с моей охуительной историей было покончено.