Эти мысли, одновременно, вдохновляли и пугали. Ведь речь шла о том, чтобы бросить все, изменить весь уклад своей жизни, по сути, шагнуть в пропасть, в надежде, что вырастут крылья. К тому же, страшила мысль о том, как отреагируют на такое решение родители.

И тогда я решил попробовать написать рассказ. Проверить, есть у меня талант или нет. В процессе творчества я испытал неожиданно острое ощущение свободы.

«Мне нравится, что ты решил попробовать себя в литературе, – писала мне Надя. – Кто знает, может быть, ты станешь известным писателем! Обязательно пришли мне свой рассказ!». Я узнал о существовании Литературного института. И, в конце концов, позвонил домой и сообщил, что всерьез обдумываю вариант отказаться от учебы в МИФИ ради писательства.

Через пару дней ко мне в Москву приехал встревоженный отец. Было невозможно сказать ему, что я молюсь Богу и чувствую, что Он хочет, чтобы я был писателем. И я сослался на усилившийся невроз, и, в частности, вспомнил психотерапевта, который еще до моего поступления в МИФИ, выразил сомнение в том, что это мое призвание.

– Козел! – охарактеризовал отец психотерапевта. – Запудрил тебе мозги! Внушил, что папа во всем виноват! Папа-враг пихает тебя в физики! Да пойми ты, что это единственное нормальное образование! Отучись на физика, а там хоть клоуном становись! Можно, ведь, стать писателем и после МИФИ! И даже лучше! Потому, что ты будешь умным писателем!

– Но стоит ли мне тратить столько лет на физику, если я не собираюсь ей заниматься? – спросил я.

– Пойми, это нужно просто, чтобы быть нормальным человеком! «Математику уже за тем учить надо, что она ум в порядок приводит!» – Ломоносов говорил. А иначе будешь козлом с кашей в голове. Вроде этого твоего профессора!

Однако, я настаивал. Тогда отец забрал меня на несколько дней домой в Саров, надеясь, что мне просто нужно немного отдохнуть и все будет нормально. Дома я показал свой первый рассказ маме. Прочитав, она посмотрела на меня как на опасно больного, которому нужно сообщить о его болезни.

– Честно сказать, твой рассказ, это какая-то ерунда, – сказала мама. – Местами – да, ты красиво описываешь, но в целом – ерунда.

Рассказ, и правда, был абсолютно графоманский. История знакомства олимпийского чемпиона по боксу по имени Джамми (как все начинающие авторы, я дал героям нерусские имена), из-за проблем со здоровьем оставившего большой ринг и красавицы Шейлы. При этом, Джамми был провинциалом, а Шейла, конечно же, москвичкой. Персонажи встретились в купе поезда Москва – Симферополь (поездка в Крым, вокзальное предвкушение скорого отдыха на Черном море было самым прекрасным, что, на тот момент, испытал в жизни сам автор). Рассказ велся от лица недавно умершего бывшего молодого человека Шейлы, который наблюдал за ней с Небес и желал ей счастья. Кульминацией было то, как ночью в поезде у Джамми разболелась голова и Шейла, которая тоже не спала из-за того, что думала о своем умершем парне, дала Джамми обезболивающую таблетку. Кончалось все тем, что Джамми предложили работу тренера в Америке, куда он и увез с собой Шейлу. А ее мертвый бывший, успокоившись, что девушка обрела счастье, окончательно вознесся на небо.

В общем, такой рассказ не мог быть причиной бросать физику. При этом, я продолжал ежедневно достаточно подолгу страстно молиться Богу, спрашивая Его, как мне быть. Молился засыпая, молился проснувшись и подолгу, иногда часа по два по три, лежа в кровати, молился, часами гуляя с собакой по лесу или сидя на кухне один с чашкой чая, когда родители были на работе.

И чувствовал, что Бог, по-прежнему, толкает меня в сторону литературной деятельности. Этот рассказ не удался, но, возможно, следующий будет лучше, думал я. И даже если у меня нет писательского таланта, таланта физика у меня тем более нет! Самое главное, нет интереса. Если же мне все-таки не дано быть писателем, может быть, мне стать, хотя-бы, переводчиком?

Однако, все было не так просто. Родители сначала уговорили меня вместо бросания института взять академ, якобы по состоянию здоровья. А потом, когда я, будучи в академе, приехал домой, обдумывал, куда поступить, и обсуждал с родителями вариант Литературного института, отец после долгих увещеваний, уговров, а потом и скандалов, поставил ультиматум – если я пойду в Литинститут, он перестанет меня содержать. В итоге, на семейном совете было решено, что я не вернусь в МИФИ, а буду поступать в МФТИ! «В МИФИ одни придурки. Поэтому ты и не смог там учиться. А МФТИ – это, по сути, монастырь Физики, где собраны самые блестящие ребята со всей страны и созданы все условия, чтобы не заниматься ничем, кроме учебы. Там ни что тебя не отвлечет», – убеждал отец. Окно с видом на мечту о писательстве захлопнулось.

Еще около полугода я провел дома, не учась и не работая, ведя образ жизни, похожий на тот, что вел до поступления в МИФИ.

Молиться Богу стал гораздо меньше, потому как Он, как мне казалось, толкал меня на действия неосуществимые из-за запрета отца. Молитва, как мне тогда казалось, ничего не могла изменить, а только повышала нервное напряжение и травила душу. Поэтому я постарался оставить ее и подчинить свои действия здравому смыслу.

Мой невроз не проходил. Принесшая временное мощное облегчение попытка слушать голос Бога и следовать своей Судьбе оказалась неудачной. Как неудачный побег из тюрьмы, оборачивается для заключенного ужесточением условий и продлением срока.

Однако, весной того года я пережил еще одно мощное озарение. Благодаря нижегородскому психотерапевту, к которому я продолжал примерно раз в полгода ездить на консультации, мне под руку попалась популярная книжка по психологии, что-то вроде кратенького учебника жизни… Сейчас я не помню ни автора, ни названия. Не помню, хороша или плоха была книга… Из всей книги мне запомнилась и глубоко поразила меня (настолько, что повлияла на всю мою последующую судьбу) мысль о том, что в жизни, чтобы быть счастливым, не обязательно с кем-то соревноваться, не обязательно быть первым и лучшим. В момент, когда я глубоко осознал это, я почувствовал себя исцелившимся от невроза.

Полным и окончательным исцелением это, конечно, не было. Невроз возвращался во всей своей мощи еще много раз на протяжении лет. Но хотя это не было победой в войне, это было победой в одном из ключевых сражений. Победой, о которой мне до сих пор, через больше чем десять лет, радостно вспоминать. Я чувствовал себя освобожденным. В острые моменты, когда я был на людях, когда страхи усиливались, я повторял про себя формулу «Я ни с кем не соревнуюсь!», и мне становилось легче, страхи отступали.

Я приехал в Нижний Новгород, в Центр неврозов к своему психотерапевту, и заявил, что излечился. И даже выступил перед группой невротиков, проходивших в тот момент психотерапию в Центре, с рассказом о своем излечении.

Все это происходило весной, и я был совсем юн. Казалось, это начало новой, радостной жизни…

***

Однако летом перед вступительными экзаменами в МФТИ фобии опять усилились. Так или иначе, все равно нужно было соревноваться с другими абитуриентами. Однако, на этот раз я не стал приматывать к члену презерватив. И даже, как бы назло своему страху, пошел на экзамен в тонких светлых летних штанах. И скоро пожалел о своей дерзости…

В гудящей от нервного напряжения тишине экзамена страх перед возможным оргазмом съел весь запас моей смелости минут за пятнадцать. Осознание того, что на этот раз я никак не защищен, и если оргазм случится, то сперма точно проступит наружу, и все всё увидят, повергло меня в парализующий ужас. Ничего не соображая, в холодном липком поту, с расплывающимся условием задачи перед глазами я лихорадочно повторял про себя: «Я ни с кем не соревнуюсь! Я ни с кем не соревнуюсь! Я ни с кем не соревнуюсь…», – потом, так же лихорадочно стал молиться первыми пришедшими в голову неумелыми словами… И тут я как будто увидел себя со стороны.

Бледного, потного и дрожащего, парализованного страхом, унизительным из-за сочетания подавляющей личность мерзкой силы с карикатурной мелкостью повода. Вдруг страх сменился возмущением. Злостью на судьбу, которая так унижает, беспросветно мучает меня уже не первый год, на Бога, за то, что видит это и не отвечает на молитву. На какое-то время злость выдавила страх из души. С истерически-торопливой радостной решимостью, пользуясь моментом, пока приподнятое состояние не прошло, я принялся решать задачи. И в итоге, еле-еле, но сдал экзамен…