– Здравствуйте. Я пришел вернуть Вам мешок, который вчера одолжил. – Сказал я и немного протянул вперед руку с мешком.
– Уже закончил уборку в квартире? – Спросила старушка меня тихим несколько заторможенным голосом. – Ты проходи, Альберт, рассказывай. – Все тем же голосом продолжила она и медленно распахнула дверь, после чего я вошел. – Будешь чай? Проходи на кухню. – Затем взяла у меня мешок, сложила и стала убирать в шкаф. Тем временем я уже зашел на кухню и сел на ближайший к выходу стул.
– Крупный мусор я вынес, но там теперь без ремонта не обойтись. – Ответил я на ее вопрос и поднял глаза на большие круглые часы, висящие над выходом из кухни, было уже двадцать минут четвертого.
– С этим ты справишься, я не сомневаюсь. Парень молодой, здоровый. – Ответила старушка, заходя в кухню. – Ты с чем чай будешь? Есть варенье из смородины, есть мед этого года: хороший, тягучий, есть немного сливочного масла, можно бутерброды сделать. – Продолжила она, доставая кружки из старого невзрачного шкафчика над раковиной.
– Я бы скомбинировал. – Ответил я с радостной улыбкой, ведь уже больше суток ничего не ел. В это время она уже ставила кружки на стол.
– Ну, вот тогда тебе варенье и мед. – Произнесла и повернулась к тумбочке рядом с раковиной, и достала из нее две литровые банки, затем поставила их на стол передо мной и продолжила. – Посмотри там, на банках, на наклеенных бумажках должно быть написано, что в них, а то я плохо вижу. Сейчас еще масло и хлеб достану. – Сказала и затем опять повернулась туда, и из шкафчика над той же тумбочкой достала целый батон белого хлеба и масленку с основанием из металлической прямоугольной блестящей пластины и крышкой-куполом той же формы, но из стекла и с маленьким металлическим, как и основание, шариком в центре сверху, через которую был виден кусочек масла размером чуть меньше чем вдвое той самой масленки. – Держи, делай бутерброды, какие хочешь, а я пока наведу чай. – Добавила она и принялась разливать по кружкам заварку и воду из чайников. – Девушку себе еще не нашел?
– Девушек я встретил много, но моей среди них не было… – Ответил я, намазывая мед поверх масла на куске хлеба.
– Не отчаивайся и продолжай искать. Жизнь в одиночестве не сладка. Мне вот теперь, после смерти мужа, и поговорить зачастую не с кем. Ни детей, ни внуков. – Тоской в голосе отозвались ее эти слова про детей.
– Я понимаю, что одному не сладко, как и жизнь с кем-то тоже не без проблем. Уверен, что я не раз бы еще пожалел о том, что жил бы с ней, однако еще не раз был бы этому очень рад. Я знаю, о чем говорю, потому что знаю ту, которая навела меня на эту мысль…
– Так и хватай ее!
– У нас то чувство не взаимно. Возможно, даже противоположно. – С тоской и грустью рассказывал я. – Я рад и благодарен, что она была в моей жизни, и буду помнить только хорошее. – Сказал и надкусил бутерброд, держа уже наготове кружку чая.
– Никак влюбился в нее. И куда она только смотрела?… – Сочувствуя, произнесла старушка и сделала небольшой глоток чая.
Было видно, что, несмотря на печальный окрас темы разговора, старушка расцветала и становилась веселей, может даже счастливей. Наверное, она нуждалась во мне в тот момент не меньше чем я в ней. Ее мешок и чаепитие, можно сказать, помогли мне физически, но мое присутствие в ее жизни в тот момент, наверняка было не менее важным. Да и я был не менее одинок, чем она. Ведь из живых родных у меня были только родственники по линии деда. Кто знает, как бы все могло сложиться, не будь тогда у меня необходимости обратиться к ней в поисках помощи. Очевидно, мы все нуждаемся друг в друге, но как жаль, что помогаем, зачастую, только тогда, когда эта нужда взаимна!
– Альберт, я вот что вспомнила! Позавчера вечером, когда уже стемнело, я выходила из квартиры, чтобы пойти подкормить кошек на улице, как из твоей квартиры вдруг выскочил парень твоих лет в хорошем костюме. И мы почти столкнулись лицом к лицу, потому я его почти смогла рассмотреть. Кажется я его видела утром за день до того у нашего подъезда. И затем он побежал по лестнице вверх. Я тогда очень удивилась и не сразу поняла. Не успела ничего сказать, как его уже и след простыл. Я на всякий случай прикрыла дверь в твою квартиру, чтобы никто не знал, что она открыта и не шнырял туда.
– Кажется, я догадываюсь, кто бы это мог быть… И понятно теперь откуда этот ключ и консервы… Все начинает понемногу вставать на свои места. Спасибо Вам большое, что рассказали. Это может быть очень полезно. – Сказал я и сразу оживился. Я даже подскочил со стула и начал ходить туда и обратно по коридору возле кухни.
– Что за ключ? – не понимая спросила старушка.
– Вчера я нашел в своей квартире какой-то незнакомый мне ключ и банку из под рыбных консервов "Морская легенда". Похоже, он хотел мне что-то этим сказать, а теперь неизвестно даже где он. Но почему он побежал вверх?
– Так выход на крышу там, на верхнем этаже. – Подметила старушка.
– Точно! Все сходится. Значит все-таки это не было самоубийством!
– О чем ты, Альберт?! – Взволнованно спросила она.
– Этот парень – помощник нотариуса, у которого было завещание моего деда и которого убили в тот день, когда Вы столкнулись с тем парнем у дверей.
– Страсти-то какие… Что же это творится с людьми?! – Разволновавшись, произнесла старушка.
– Что и всегда – внутривидовая борьба и стремление к власти. Спасибо Вам за все! Я побегу! Возможно мне удастся разгадать этот ребус! – Воодушевленно ответил я и направился к выходу.
– Будь осторожнее! Береги себя! – Донеслось мне вслед с кухни ее пожелание.
– Постараюсь! До свидания! Я еще забегу к Вам! – Громким голосом ответил я, остановившись у двери, и затем быстро вышел вон.
Глава 3. Принципы судьбы.
Часть I
Альберт выбегает из подъезда своего дома, останавливается и оглядывается по сторонам. В руках у него шнурок, на котором висит ключ, и этикетка от консервной банки, которая как лента свисает и развевается на слабом, но почти непрерывном ветру. Он поднимает руки, расправляет и натягивает между ними этикетку, зажав оба ее конца в руках, и начинает всматриваться в ее содержимое.
– Тут должен быть адрес офиса или завода. Хоть какая-то подсказка. Имеет смысл начать поиски оттуда. Только что конкретно искать? Или кого… Более очевидно было бы искать самого помощника нотариуса, вот только я даже не знаю как его зовут. Все что я о нем знаю – это небольшое описание его внешности и то у кого он работал до недавнего времени. Не густо, конечно, но и не безнадежно. – Рассуждал я вслух, бубня себе все это под нос. – А вот и адрес: «Вилонтбург, Порт стрит 17». Не так уж и далеко, но и не так уж близко, особенно когда нет денег на извозчика. Это же опять надо направляться в те трущобы… – Негодовал я все так же себе под нос тихим голосом. – Тем более уже скоро вечер. Пожалуй, стоит отложить это на другой день, возможно даже получится на завтра. А сейчас лучше всего было бы вернуться в дом Гюго. Возможно мне даже удастся занять у него немного денег. Это бы значительно облегчило и ускорило мои поиски завещания. – Произнес и после чего положил ключ и этикетку в правый карман брюк, и быстрыми шагами направился к Гюго.
Дорога к дому Гюго заняла больше времени, чем я рассчитывал. Быстрые шаги вскоре пришлось сменить на медленную, вальяжную походку из-за того, что начало сводить икры. Но это меня ничуть не огорчило, ведь теперь я мог себе позволить насладиться неспешностью бытия нашего города с умеренно оживленными улицами, по которым время от времени проезжали конные экипажи, а порой и конная полиция, и самим днем, очередным который мне было отведено прожить. И потому, независимо от погоды он был желанным. Я проходил мимо самых обыкновенных закусочных, где сквозь большие окна было видно, как в полупустых теплых и уютных залах сидели за столиками и наверняка мило беседовали за десертом влюбленные парочки разных возрастов. От молодых и только начинающих строить свои отношения, до пожилых, но все еще счастливых пар. На них было приятно смотреть. В какие-то моменты мне даже казалось, что я и сам был поочередно на их местах, но затем мой взгляд остановился на одиноко сидящем мужчине, угрюмо попивающем что-то из своей чашки и с газетой в левой руке, которой он слегка как бы отгородился от мира, но при этом все же оставил себе возможность поглядывать по сторонам. И меня тут же пронзила нотка грусти с привкусом горечи, которая затем встала комом в горле и мгновенно вернула меня на мое место, где я будто так же одиноко сидел за своим столиком, пытаясь уйти в себя, но все еще надеясь на перемены.
