– Ты кричал? – Паола успокоилась, но ее взгляд все так же растерян.

– Да, черт возьми. Этот замок сведет меня с ума! Я говорил, что не хочу здесь жить. Говорил! А ты уперлась, как…

Стефано замолкает. Рубашка натянута на спине, по широкой ладони стекает струйка бордовой крови.

Мужчина швыряет осколок в стену и встает. Он не видит Нику, и она отступает в глубь лестницы, коря себя за чрезмерное любопытство.

– Я разбил лампу. Опять померещилось, – бормочет Стефано.

Паола подбегает к нему и нежно обнимает за плечи.

– Прости меня, эгоистку. Но мне так страшно, без тебя я не справлюсь.

Женщина вздрагивает и оглядывается на Нику. Туманные глаза проясняются.

– Ника, все в порядке. Мы только зря испугались.

Стефано разворачивается и впивается в нее едким взглядом:

– Какого черта! Что она здесь делает?

Лицо кривится от злости, искажая красивые черты. Серебристые глаза темнеют, превращаются в холодную сталь. Ярость, необратимая ярость направлена на Нику. Она прижимается к стене, скользит ладонями по шершавым камням. Ступени уходят из-под ног.

– Простите.

Звон в ушах глушит слова, которые вылетают изо рта Паолы, словно Ника попадает в немое кино. Она отворачивается и, спотыкаясь, бежит по лестнице.

Дверь, еще дверь, снова дверь…

Ника возвращается в комнату, где оставила графин, и жадно пьет воду. Приступ затихает. Глубокий вдох. Выдох. Алчность и любопытство ее погубят.

Ника согласилась на эту работу, соблазнившись деньгами и перспективами, и совершенно не думала о собственных страхах. Мама была права. Нике не стоило возвращаться в страну, которая принесла столько боли.

– Ника, вы так быстро бегаете. – Паола влетает в комнату. – Не сердитесь на Стефано. Он ненавидит, когда кто-то становится свидетелем его слабости.

– Я не сержусь, я…

– Испугались? – Паола понимающе улыбается. – Все в порядке. Я узнаю этот взгляд из тысячи. В нашей семье он – частый спутник.

– Мне и правда не стоило идти за вами. – Ника выключает фонарик и засовывает смартфон в карман джинсов.

– Ничего страшного. Мы же не знали, что Стефано всего лишь разбил лампу, – смеется Паола. – Ой, мне надо принести бинты. Не забивайте голову нашими чудачествами, Ника. Сладких снов.

И она проходит мимо с той же грацией, словно она в вечернем платье.

Всего лишь разбил лампу…

Ложь в устах Паолы звучит как терпкий мед. Сладкая, но с легкой горчинкой. Интересно, хоть что-то из сказанного было правдой?

Ника идет в свою комнату и, только закрыв двери, чувствует себя хоть немного в безопасности. Что же такое померещилось Стефано, что он разбил лампу и поранил руку?

Она открывает кран и, пока горячая вода журчащей струйкой стекает в ванну, скидывает с себя одежду. В черном окне видит отражение. Призрачные очертания лица. Растрепанные волосы. Шрамы на теле.

Ника только второй день в Кастелло ди Карлини, но складывается чувство, что целую вечность.

Ника проводит пальцами вниз по фотопленкам, которые узкими змейками свисают с тонкой веревки, натянутой между штангами ванной. В крохотных квадратиках, как узники, томятся снимки.

Она улавливает самый первый кадр незнакомки возле аэропорта. И даже от маленького изображения ощущает невидимую вибрацию.

Ника невольно отступает назад и натыкается на стол в углу ванной комнаты, на который она водрузила фотоувеличитель. К нему жмутся бочки-гармошки с залитой в них химией, кюветы, аккуратно расставленные друг за дружкой, и проявочный бачок со светонепроницаемым рукавом. Красный фонарь грустит погасшим глазом. Ника выравнивает щипцы для фотографий и поднимает упавший на бок таймер. Все на месте. Даже сердце бьется ровнее. Когда пленка высохнет, она приступит к печати, а сейчас есть время сфотографировать еще несколько комнат.

Ника выходит из ванной и замирает напротив окна.

Солнце давным-давно затерялось в бесцветном небе, и туман заявил свои права. Она подходит ближе и раскрывает створки, впуская влажный, зябкий воздух. Вдалеке едва заметно проскальзывает извилистая дорога. Каменная стена заботливо охраняет замок, утопающий в тумане.

Странно. Стоило пройти сквозь ворота поместья, как солнце померкло, и пейзаж за окном не меняется уже третий день. Конечно, сейчас конец сентября, и все же…

Ника пожимает плечами. В прошлый раз она приезжала в Италию летом, так что, возможно, на «сапожке» не всегда испепеляющая жара.

Ника закрывает окно и натягивает синий джемпер, в котором руки напоминают тонкие нитки. Задумчиво потирает запястья. В тот день тоже стоял туман. Сквозь щели в деревянных стенах просачивался горный воздух. Свежий, насыщенный, резкий. От него горело лицо и леденели пальцы. Сведенные за спиной руки онемели давным-давно, и только стертая кожа пылала на запястьях. Единственное, что Ника еще чувствовала.

Как старые фотоснимки, вспышками молний в памяти отпечатываются воспоминания.

Заброшенный бревенчатый дом в горах.

Каменистый склон, по которому скользят разорванные кеды.

Легкая куртка не спасает от порывистого ветра.

Тщетные попытки замазать тональным кремом синяки на лице.

И время, тягучее, как желе, лениво передвигает стрелки на часах в зале ожидания аэропорта.

Стук разбивает липкую паутину отголосков, и Ника растирает плечи, пытаясь прогнать холод.

– Кто там?

Она подходит к двери и осторожно прикасается к ручке.

– Ника, это Стефано. Можно войти?

Жар приливает к щекам. Ника затравленно оглядывается. Ее комната. Временное убежище. Впустить чужака? Переводит дыхание, решительно отщелкивает замок. Стефано – всего лишь мужчина. А она не боится мужчин.

Ника открывает дверь и медленно отступает назад, пока не натыкается на кровать. Неосознанно прижимается к опоре балдахина.

Стефано – мраморная статуя. Когда он говорит, его лицо не двигается, взгляд остается непроницаемым. Смотришь ему в глаза и не видишь свое отражение. Кажется, даже в темноте они светятся серебристыми точками. Призрачный взгляд.

– Вас не было на завтраке. Я хотел извиниться. – Голос низкий, фразы рубленые.

Только теперь Ника замечает, что мужчина застыл в дверном проеме.

Нервничает так же, как и я.

И она разжимает побелевшие пальцы, которые душили деревянную опору.

– За что?

– Вчера… – Стефано замолкает и решительно шагает вперед. – Я не должен был кричать на вас. Все произошло неожиданно.

– Вам не за что извиняться. – Ника улыбается, надеясь, что мужчина не заметит, как ее губы сводит от напряжения. – Не стоило идти за Паолой, но любопытство в очередной раз завело меня не туда, куда надо. Так что… это пустяковое недоразумение, которое не нуждается в объяснении.

Ей и правда не нужны объяснения. Все, чего Ника хочет, это чтобы Стефано ушел.

Граф щурится, и «маска» на его лице трескается от пробившейся наружу улыбки:

– Значит, не откажетесь от прогулки по городу? Вчера вы расстроились, что из-за последних событий не сможете выбраться из замка.

– Не припомню, чтобы мне что-то мешало. Только ваше предостережение насчет Итальянского Потрошителя. Впрочем, оно ничем не обосновано.

– Поверьте, – и вновь его губы превращаются в угрюмую линию, – моя просьба – не пустой звук. Но я не хочу вас лишний раз пугать.

Ника присаживается на кровать. Ноги не держат. До сих пор дрожат от предложения графа погулять.

– Вы совсем не знаете меня, я не из пуганых. – И она поднимает подбородок выше.

– Поэтому вы отшатываетесь всякий раз, когда я нахожусь рядом? Не хочу жаловаться, но я привык к другой реакции от женщин. – Черная бровь изгибается дугой.

– Вам кажется! В пятнадцать лет я прыгнула с парашютом, а в шестнадцать увлеклась… – Ника запинается. Как объяснить Стефано, каким опасным хобби занималась два года. Потерянное слово вертится на языке. – Я каталась на поездах. Незаконно. Цеплялась снаружи за поручни вагона и залезала на крышу.