Январь 1991, Делрей-Бич, Флорида

Как раз перед началом войны в Персидском заливе позвонила моя мать, которая жила на юге Флориды, и сказала:

– У меня рак мочевого пузыря. Операция назначена на шестнадцатое января, и я не знаю, как справлюсь с этим, если буду переживать за тебя и твоих детей – ведь вы в Израиле. Ты можешь прилететь во Флориду?

Наверное, она ни за что не попросила бы меня побыть с ней, если бы ее так не пугала возможность войны и угрозы Саддама Хусейна бомбить Израиль.

– Прилечу с детьми, если смогу купить четыре билета, – ответила я, понимая, что по-другому не получится.

Несколько дней спустя я уволилась с работы, забрала из школы троих детей – Авиталь, Яэля и Гади – и купила билеты до Нью-Йорка.

Я понимала, что в происходящем наверняка есть какой-то глубокий смысл. Почти пять лет я активно занималась духовными практиками. Я много читала, медитировала и занималась тай-чи; раз в неделю у меня дома собиралась группа, в которой мы постигали искусство медитации под руководством опытной наставницы. Как раз во время описываемых событий я читала книгу доктора Берни Сигела «Любовь, медицина и чудеса» об особенных больных раком, и мне хотелось поделиться с кем-то ее мощным посылом. Какое совпадение. Одна из женщин, посещавших наши занятия по медитации, предложила мне взять с собой еще одну книгу, которая теперь стала настоящей классикой, книгу Луизы Хей «Исцели свою жизнь». Я с этой книгой не была знакома, но поверила, что она может оказаться важна для меня, поэтому купила ее в Нью-Йорке перед полетом до Вест-Палм-Бич. Наконец, вооружившись оптимизмом, ощущением серьезной цели и двумя книгами, способными изменить жизнь, мы прибыли в дом моих родителей на юге Флориды. На следующий день маму должны были прооперировать.

После операции врач сообщил нам с папой, что рак у мамы самый агрессивный и что опухоль поразила весь мочевой пузырь. По протоколу полагалось два шестимесячных курса химиотерапии, причем препараты должны были вводиться непосредственно в мочевой пузырь. Если в результате лечения не удастся на сто процентов избавиться от раковых клеток, его придется удалить, но мама останется жива. Мои уши слышали все эти слова, но сердце знало что-то другое. Прежде я никогда не обладала таким «знанием». Я четко понимала: врач не думает, что химиотерапия поможет моей матери, он уверен, что мочевой пузырь придется удалить. Но он на самом деле считал, что мама останется в живых.

Врач вернулся позже, когда она очнулась от наркоза, и повторил все, что раньше сказал мне и отцу. И я вновь ощутила приток иного знания. Когда врач ушел, я посмотрела на мать и поняла, что на каком-то уровне она уловила то же самое. А кроме того я осознала нечто, что меня шокировало.

– Значит, ты уже решила? – спросила я.

Мама молча посмотрела на меня, не понимая, о чем я.

– Значит, уже решила, да? – повторила я. – Решила, что станешь образцовой пациенткой и без всяких жалоб пройдешь все положенные курсы химиотерапии, потому что ты у нас такая храбрая и жаловаться не привыкла, а потом, после двух курсов химии, если останутся раковые клетки, мочевой пузырь тебе удалят, но ты будешь жить, – проворчала я. – Не жалко?

Мама по-прежнему ничего не понимала.

Я попыталась достучаться до нее:

– Мама, если я завтра умру, ты останешься в живых, но качество твоей жизни никогда не будет прежним. Не стоит так легко отказываться от мочевого пузыря. Прими другое решение.

Я понимала, что необходимо изменить ее настрой, и предложила:

– Прими другое решение. Пусть твой мочевой пузырь очистится от раковых клеток на сто процентов после ПЕРВОГО курса химии. Реши, что тебе хватит одного курса. Что тебе терять?

Я увидела, что что-то изменилось в глубине ее глаз. Она ответила:

– Хорошо.

А когда она услышала, что я буду помогать ей всем, чем только смогу, я почувствовала, что новое решение стало для нее реальностью.

Мы с ней вместе прочли книгу доктора Сигела и поработали над отношением к сложившейся ситуации. В процессе первого курса химиотерапии я учила маму медитировать. Кроме того мы изучили причину заболевания с помощью справочника в книге Луизы Хей «Исцели свою жизнь». Этот справочник соединяет различные части тела и болезни с образом мышления и убеждениями. Я прочитала маме, что Хей пишет о раке: она считает, что причиной онкологии становятся «тяжелые психологические травмы, длительный гнев, глубокая тайна или тоска, самоистязание»[3]. Произнеся это вслух, я сразу подумала: «Тут Луиза Хей промахнулась. Это совсем не про маму».

Я обернулась к ней и увидела, что она всхлипывает. Мама поведала мне старую детскую тайну: один мужчина домогался ее, и память об этом сжигала ее изнутри почти семь десятков лет. Эта темная история стала серьезным полем для целительства.

Я позвонила другу детства, музыканту и композитору Стивену Хэлперну, сочинявшему музыку в стиле «new age», и рассказала ему о маминой болезни. Он прислал мне записи своей исцеляющей музыки, апеллирующей к бессознательному. Мама постоянно слушала эти композиции и представляла себе, что каждый звон колокольчика превращает раковые клетки в здоровые. Мы разработали «диету счастья», которая заключалась в избегании напряжения и стресса и в том, чтобы маму окружал сплошной позитив. Я попросила ее не смотреть по телевизору и в кино ничего более грустного, чем диснеевские мультики и фильмы с участием Барбры Стрейзанд. Она впитывала все, что я ей давала, и развила собственные навыки визуализации. Через две недели я с детьми вернулась в Израиль, обстреливаемый ракетами «Скад». С мамой мы постоянно говорили по телефону и продолжали работу по развитию отношения к болезни, исцелению, свободе и прощению.

Прошло время, и я как-то раз подумала во время медитации о том, как дела у мамы. И увидела себя внутри хрустальной пещеры.

Через несколько дней она позвонила:

– Угадай, что я тебе скажу. Я закончила первый курс химиотерапии, и мой мочевой пузырь чист! Ни одной раковой клетки. Ты можешь поверить? Мой врач – нет. Он удивлен и сбит с толку, но на всякий пожарный рекомендует мне все-таки пройти второй курс химии.

Врач не понимал, что произошло, но мы-то с мамой отлично знали, какую работу она проделала! И главное – я ощутила могущество связи тела и разума. «На всякий пожарный» моя мать прошла и второй курс химиотерапии. С того дня у нее не было ни одного рецидива рака. Она умерла в 2013 году в возрасте 91 года.

Я непроизвольно сказала:

– Если я смогла руководить мамой, смогу и собой руководить. Если у нее получилось, получится и у меня.

Врач-гематолог продолжала говорить…

Я ощутила связь с ней, доверие. Почувствовала ее убежденность в том лечении, которое она предлагала. Она сказала, что я в ближайшее время начну получать высокие дозы стероидов. В этот же день, но чуть позже меня должны были перевезти на неотложке в находящуюся неподалеку больницу «Тель а-Шомер», там мне предстояло начать курс облучений. На фоне этого лечения опухоли в моем позвоночнике должны были значительно уменьшиться и, как следствие, должна была утихнуть боль. В то мгновение, когда врач вышла из палаты, у меня к глотке подкатил ком. Слова «неизлечимый»[4]… «поддающийся контролю»… «РАК»… взорвались в моем сознании, и я расплакалась. Один из самых страшных сценариев – ситуация, когда тебе сообщают, что у тебя неизлечимый рак – только что стала реальной для меня.

Я плакала и плакала. Я выплакала все слезы.

А когда они высохли, я оказалась в совершенно новой реальности.

Какие-то эмоции, завладевшие мной, ушли вместе со слезами, и мне полегчало. Из опыта общения с матерью я знала, что решения мной уже приняты, осознавала я это или нет. Я должна была ознакомиться с тем, какой у меня есть выбор, чтобы меня не увела в сторону какая-нибудь автоматическая реакция, как это чуть было не случилось с мамой.