…

Однажды брат удивил меня

Он принёс мне цветочный ободок

…

Он сплёл его сам, надел мне его сам и заулыбался

Эдвине…

Ласковые розовые фиалки украшали мою голову. И стоило лишь задуматься, какими судьбами мне такое внимание

Как Эдвине поспешил сам всё рассказать, что же с ним стряслось

– А зачем ты собираешь цветы?

– Чтобы сплести маме цветочный ободок.

– Твоя мама попросила тебя это сделать?

– Нет, она просто заслужила это!

– Почему ты так уверена?..

– А ты можешь научить меня плести?

– А кому ты хочешь это подарить?

– Я ведь могу подарить их брату?

– Тебе не хватает его внимания?

– Да. Будет очень приятно его просто удивить!

Солнечные зайчики, блики, его смех и высокая пахучая трава… Весь мир такой огромный, а мы – два смелых солдата. Совсем одни в этих диких джунглях. Вода бурлит, зов приключений уже давно заменил нам пение птиц. Тёплые руки, родные глаза, вечно сияющая, живая улыбка… Эдвине был передо мной, как комок тепла и радости.

– Ты всё делаешь не так, Ботта!

– Мне так нравится это утро-о! Я хочу кружить в танце!

– Почему ты не пойдёшь со мной, Ботта?

– Доброй ночи, братик

– Пообещай найти меня?

С одышкой от испуга, я просыпаюсь от этих непонятных кошмаров. Эдвине был так озабочен утром и танцами, он из меня чуть дух не вытряс в этом сне! Как хорошо, теперь я проснулся. Но почему здесь… так холодно?

Я оказался в каком-то странном месте. Тут были старые деревянные дома, тут было очень много снега и скользко. А я – в какой-то неряшливой и большой тёплой одежде… Ох, это же пуховичок! Я заскользил по дороге к абсолютно мне незнакомому дому, ещё немного прошёл и собрался с духом перед тем, как в него постучаться.

В дверях дома меня встретила готтоская женщина. Она кричала, говорила, что я слишком долго. Чтобы быстрее заходил, потому что снаружи холодно.

Всё было окутано снегом, сплошь и рядом одно запустение. Сломанные дома, сгоревшие, развалившиеся. И лёд… Везде один лёд. Так далеко в готтоское королевство я не заезжал ещё никогда. И, судя по местности, тут были горы неподалёку. Но я ничего не мог разглядеть сейчас дальше своего носа. Ощущение непринадлежности к этому миру ударяло меня по голове снова и снова. Я не понимал, что происходило, но зашёл в дом.

На столе было много еды. Мужчина и женщина, что за ним сейчас сидели, называли меня сыном. Я не мог ничего понять, я просто сидел и молча смотрел в никуда. Интересно, как я здесь и почему? В страхе за своего брата, я понял, что опять сплю. И вот тогда начал пытаться проснуться.

Это удалось, но это была не моя кровать, и не моё окно смотрело сейчас на меня своим блестящим взором. Какие-то странные полупрозрачные картины светились на стене, а вокруг просто сказочные убранства и много игрушек. Таких богатств я не видел даже у королев.

Всё начало размываться перед глазами, я подскочил и пробежал к окну, и понял, что снаружи не мой мир, но тоже всё ужасно размыто, будто кусочки склеивались, сходились друг на друга деревья и странные вывески и дороги исчезали и продолжались в пустоту.

Резко осознав, что это снова сон, я очень сильно испугался, что застрял в своей собственной голове и не смогу более выбраться. Вот от этого страха я и очутился наконец-таки в своём мире рядом с Эдвине.

Брат крепко спал, уже было около четырёх ночи, поэтому, тихо поднявшись с кровати, я ушёл собираться в погоне за собственным тщательным планом, чтобы помешать Редвульфу захватить власть над Доргильсом. Состояние моё, мягко говоря, было не очень, поэтому делал я всё максимально аккуратно, чтобы по усталости своей не сломиться духом, не остаться и не разбудить случайно Эбби или Эдвине, что не дадут и шагу ступить за порог с такой целью, которая у меня сейчас поставлена.

[Два часа спустя]

Доргильс мне удалось застать уже после рассвета. Я не долго искал укрытие и подготавливал на всякий случай дорожку для побега, ведь вся местность мною за этот месяц уже была исследована.

На главной площади к семи утра проходили гуляния, ждать пришлось недолго. Я не понимал, чему они все радовались. Было раннее утро, а эти предатели уже танцевали. А эти предатели уже играли на музыкальных инструментах. Эти предатели зажгли яркие цветные огоньки и украсили всю площадь, ожидая Его приезда.

А я сидел за кустами, осознавая, как же пожирает меня сейчас эта лютая ненависть к нему, ко всем вокруг. Слышал бы сейчас мои мысли брат, точно бы не узнал меня, точно бы он не поверил, что я стал таким. Он понимал, что со мной происходило что-то, но я, как и всегда, списывал эту свою ненависть за чувство временное и преодолимое, но… это было не так.

Лишь дети не понимали во всей этой суматохе, чему радуются их отцы, их матери, их дяди, тёти, бабушки и дедушки…. Я тоже был ребёнком, и также не понимал ничего, но знал причину этой их радости. Думают, что раз Доргильс отдался в лапы гентас, то теперь всё тут будет мирно и вот так весело. Думают, что с этого между гентас и готтос не начнётся делёжка нашей независимой ранее территории. Территории, где раньше все: и две расы и даже люди, чьё мнение принижают везде, но не на границе двух королевств, – были равны и жили в мире и согласии. Что станет после присоединения к Гентас? Людей могут просто изгнать. Чистокровные не любят всякий смут, отчего спешат первым делом избавиться от них. Белолицые, светловолосые или же с красными волосами, убившие или нечистокровные… С сионами: с одним, если слабы, с двумя, по обыкновению своему, или с тремя-четырьмя, если особо сильные и страшные… Придут на наши земли в военной форме или под обликом чистого начала, именуя своё появление желанием Богини. Их “великие помыслы” спасти нас от “общественного разложения” убьют в нас всю оставшуюся гуманность, сделают из нас таких же узколобых идиотов, подчинивших свою волю убийце-королю, что даже нашу семью не пожалел ради власти, а об остальном я просто промолчу.

Хотелось вскочить ко всем этим людям, что праздновали сейчас и заглушали свои надежды игривыми напитками, да вскричать: “Неверные! Опустившиеся до рабов жалких, до прислужников, в чьи лица будут плевать их хозяева! Одумайтесь! Что вы творите?! Заберите своих детей с площади! Уведите своих матерей и отцов! Помогите противостоять кровавому королю! Помогите отстоять наш город! То единственное место, где все были одного ранга и статуса до прихода Редвульфа Роксофорда”.

Но я конечно же этого не сделаю, я не дурак. Мне дорога моя жизнь, поэтому я делаю всё тихо и решительно. Никто не узнает причину смерти кровавого короля, зато все освободятся от его восгосподствовавшей над нами тирании.

Прошло немного времени, как открытая карета Редвульфа заехала на круговую каменную площадь. Я тяжко вздохнул, достав арбалет. Катана висела у меня за спиной, я молился Богине о том, чтобы мне не пришлось сегодня её использовать. Отсюда были слышны их громкие голоса, даже толпа не перебивала своего нового короля, его речь:

– Народ гентийский. Не важно, кто вы: гентас, готтос или даже люди. Соберитесь все вместе, восславьте нашу честь на этой границе! Нас ждут великие дела: все подчинятся нам и воцарится на земле Авалона прославленный нашими предками покой. Я – Редвульф Роксофорд, – он встал в карете, а я навёл на него прицел, всматриваясь пронзительно на его грудь с пышным жабо. Официальный день, вокруг него стража, а брони на гентийском отродье нет, как нет и совести, и сердца. Подле Редвульфа с холодным, но грустным взглядом, стоял его четырнадцатилетний сын – Данте Роксофорд. У них с отцом отношения были, как у генерала и его приемника, никакого тепла как в нашей семье у этих господ, естественно, не наблюдалось. Я понимал, что я лишу его отца, как его отец лишил нас родителей. Но даже это не заставило меня сменить свой настрой или отвести прицел с груди короля.