Райнерий Мональдески (род. 1160)
Джованни, сын Райнерия Мональдески (род. 1180) (пра-прадед)
Стефано, сын Джованни Мональдески (род. 1210) (прадед)
Райнерий, сын Стефано Мональдески (род. 1235). Осуждён за ересь (дед)
Райнерий, сын Райнерия Мональдески (род. 1260) — отец, жена Фиданзола из рода Тоста (род. 1265)
Дети: Райнерий (род. 1285) Джованни (род. 1290) Стефано (род. 1295) Пьетро (род. 1297)
Соответственно, в 1303г Джованни было 13 лет, в 1307г Джованни было 17 лет, в 1311г Джованни 21 год.
Комментарий к Глава 6. В стародавние времена
[1] Откровение 1:13-16.
[2] император Римской империи Фридрих I Барбаросса
[3] папа Александр III
[4] церковная схизма началась, когда появился второй папа – Виктор IV, сторонник императора, а самому Фридриху законным папой была объявлена анафема. Схизма длилась 20 лет, история пополнилась еще двумя антипапами, кровавыми событиями в базилике св. Петра в Риме, созданием Ломбардской Лиги, поражением императора в битве при Леньяно, миром сторон в 1177г.
[5] 1183г
[6] Генрих VI
[7] папа Целестин III
[8] Упоминание папы Сильвестра характерно для учения вальденсов.
[9] В 1196 году на город Орвьето папой Иннокентием III продолжавшийся 9 месяцев
[10] В 1268г в Орвьето состоялся крупный инквизиционный процесс над еретиками. Он известен благодаря тому, что остались подробные записи приговоров, который были хорошо изучены исследователями. Однако, на основании анализа информации, нет убедительных оснований говорить, что ересь в 1268г была эквивалентна по сути процессу 1249г и всем предыдущим осуждениям еретиков. Единственное общее, что связывает все эти эпизоды – семья Tosta, которая упоминается во всех этих событиях, начиная с убийства Пьетро Парензо. Всего с 14 марта 1268г по 2 января 1269г было вынесено 65 приговоров, всего осуждено 87 человек (58 мужчин и 29 женщин).
========== Глава 7. Стрела любви ==========
Поднявшись в сопровождении слуги на второй этаж палаццо, войдя в большую комнату, открывавшуюся широким балконом на великолепный вид: струящийся внизу Арно и сады, Джованни по привычке обвёл ее глазами, томно прикрываясь ресницами. На расстеленных коврах, развалившись на украшенных красивыми вышивками подушках, отдыхали множество влиятельных синьоров из высокородных семей, некоторые в сопровождении дам или своих друзей-юношей, из простых, которые желали скрасить досуг своих покровителей сладкими речами. Здесь были и двое музыкантов с лютнями, устраивавшими состязания между собой. Случилось то, что происходило и в прошлые разы, стоило Джованни сменить обычную одежду на торжественную, купленную для особых случаев, что только подчёркивала ясность его глаз и стройность тонкой фигуры, — не только взоры мужчин, но и женщин обратились к нему. Он удовлетворённо усмехнулся про себя, заливая нежным румянцем щеки, но сделал вид, что не замечает такого внимания и сладость вздохов тех, о тайных пристрастиях которых знал слишком многое.
Джованни занял место рядом с хозяином дома, как это было предписано его ролью на этом празднике, и, устремив на него нежный взгляд, поблагодарил за приглашение и оказанную честь, приняв чашу с вином из рук слуги. Хозяин палаццо слегка склонился к его уху, прошептав слова восхищения, и указал, в какую сторону посмотреть, чтобы обратить внимание на высокого миланского гостя. От Джованни, как говорилось в их договоре на этот вечер, не требовалось ничего особого, как только послужить украшением на радость всем и заставить пресыщенное сердце гостя воспылать завистливым огнем, и лишь поманить, оставив в руках призрачную надежду и любовную муку.
Таким образом, изредка поглядывая на некоторых, и созерцаясь многими, он осторожно поднял глаза на миланского гостя, внезапно встретившись с его пронзительным взглядом и понял, что сам, совершенно постыдным образом, попался в плен, и продолжая его разглядывать, всё больше запутывался в любовных силках.
Джованни невольным жестом прикоснулся к левому плечу и расправил невидимые складки на тончайшей и бархатистой на ощупь ткани дорогой камизы с расшитым золотой нитью воротом. Его ладонь заскользила вниз по плечу, сцепилась пальцами с другой.
— Это Франческо, старший сын правителя Милана Гвидо делла Торре, — Луциано присел рядом со своим другом, вводя того в курс дела, поскольку был более посвященным во все скрытые дела, не имея такого придирчивого в выборе клиентов отца, как Райнерий. Джованни ещё раз заставил себя пристально взглянуть в сторону гостя, замедляя на нем свой взор, на его говорящих глазах: «Ты услада для глаз моих», отвечая на него «А ты — моих», почувствовал, как свет, вышедший из его глаз, скрестился со светом глаз других, распаляя пламенное желание. Испытанное чувство было настолько необычным, что Джованни зарделся и смежил веки от изумления, будучи отравленным любовным ядом.
— Единственным оправданием моему согласию стать презренной шлюхой был голод, — промолвил Джованни, чувствуя у себя под головой крепкое участливое плечо своего внимательного слушателя — Готье де Мезьера. — Из-за гордыни, завистливости и корыстолюбия моих сограждан и их других многочисленных грехов, по попущению суда Божьего. Полный четверик зерна стоил больше двадцати шести сольди при том, что золотой флорин равнялся пятидесяти двум сольди. Я никогда не испытывал ни радости, ни удовольствия, отдавая моё тело в пользование тем, кто за него платил, но в тот день что-то во мне изменилось, и любовь разожгла во мне чувства сродни полыхающему пожару, в котором горели моя душа и моё тело.
Двое музыкантов с лютнями умолкли и удалились прочь, но перед гостями появился ещё один с необычным инструментом в руках. Он был высоким и худым, с тёмной от поцелуев солнца кожей, чуть волнистые густые светло-каштановые волосы укрывали его плечи, но в них серебрились седые пряди, что не совсем гармонировало с его молодым лицом.
— Хочу представить вам Антуана, — заговорил хозяин палаццо Ванни Моцци, — он кефаред, и в руках его вы видите то, что называется кефарой — инструментом бога мудрости и красноречия, солнцеликого Феба [1]. Он был приглашен сюда из Прованса, где уже успел прославить себя своей игрой, и, сопровождая свиту нашего гостя, Франческо делла Торре, прибыл в наш благословенный город, дабы усладить слух его жителей песнями и сказаниями, собранными со всех земель.
Антуан поклонился своим слушателям и присел на установленный посередине залы табурет, поставил кефару на левую ногу и запустил в ее струны пальцы левой руки, в правую же взял тонкую и длинную дощечку, одним концом привязанную ниткой к инструменту, который чарующе запел, повинуясь своему мастеру. В памяти Антуана было много легенд: про рыцарей и прекрасных дам, рогатых мужей и обманутых жён, потом в его рассказах появились древние боги и древние герои, о чьих деяниях многие присутствующие знали и могли подолгу рассуждать, но таким простым людям, как Джованни и Луциано, эти легенды были неизвестны.
— И что же такое любовь? Разве можем мы ей противиться? — вопрошал своих слушателей Антуан, перебирая струны. — Кто заявит, что он сильнее Юпитера, мудрее Феба, богаче Юноны и краше Венеры, что может уклониться от крылатого духа, вооруженного острейшими стрелами и не знающего промаха? У каждого есть жена и у каждой есть муж, и святые законы и обеты это запрещают. Но любовь сильнее всех этих законов, и диктует свой: сами мужья, будучи женаты, часто любят других, в пример — Ясон, Тесей, Гектор и сам Улисс, но и жены, имея мужей, тоже подвержены любви пламенной и страстной, вспомните о Пасифае, Федре или той же Венере! Поэтому будьте смелее, дорогие мои, ибо любовь, как самая сильная и вечная, всецело правит в нашем мире.
В ту ночь Джованни не сомкнул глаз, изнемогая под тяжестью страданий по причине любовного жара, захватившего его тело и душу. А наутро отправился на другой берег Арно испросить совета у Луциано: что делать? Тот только осуждающе покачал головой и предостерёг:
