Джованни опять стоял перед дверью дома с железным кольцом. Только сейчас он заметил, как она обветшала: на темной, покрытой сыростью древесине обнажались трещины и следы жуков-древоточцев, каменный портик посерел от плесени и крошился. Он сделал шаг назад и поднял голову вверх. Над дверью висел, размытый дождями и расколотый немилосердной рукой, полустертый родовой герб. Герб его рода, его предков, о которых в семье было не принято говорить вслух. Только вспоминая странные сказки, рассказываемые матерью в темноте для слуха старших, когда она ложилась рядом с ними, обнимая младших, чтобы те спокойно засыпали, Джованни смог приоткрыть занавесь тайны, сотканной его родителями ради защиты благополучия своих детей.
В своих грёзах юноша продолжал разглядывать дом, всё больше осознавая, что он был разрушен уже давно, и пустые окна, на которых ещё удерживались на сгнивших петлях покосившиеся рамы ставен, и глубокие трещины в каменной кладке от верха до низа, и поломанная черная черепица, свисающая с крыши, были тому явным свидетельством. Но дверь притягивала, манила открыть, призывала преодолеть последние капли страха, таящиеся в сердце, говорила с ним чужими голосами на разный лад, что больше не осталось ничего дорогого, с чем он боялся бы расстаться, и падать дальше некуда, когда достиг дна.
Джованни взялся за кольцо и толкнул, открывая противно скрипящую несмазанными петлями дверь.
В стародавние времена, когда дед его деда ещё не был рождён, на италийских землях царила смута. Будто два разящих меча слова Божьего исторглись из Его уст [1], чтобы скреститься в схватке: император [2] и понтифик [3], власть светская и церковная, развернули между собой борьбу. Так началась схизма [4], которая потрясла не только верхи власти, но и весь народ. В Урбеветери тоже появились две стороны: la parte eclesiastica и la parte imperiale, объявившие друг друга еретиками, пока одна из них не изгнала другую из города [5], заставив покинуть свои дома и искать лучшей доли в соседних городах, не менее неспокойных, где одна из партий также брала вверх над другой. И девять долгих лет изгнанники-сторонники императора (fuorisciti), знатнейшие семьи Карентана, Доната, Понция, Армата, Тоста, Велла и другие, поддерживая друг друга в своих скитаниях, не могли вернуться в родной город, пока новый император [6] не осадил Урбеветери и не замирился с понтификом [7], приняв из его рук корону власти. И, хотя всем изгнанникам было обещан возврат их имущества, даже каменных домов, разрешения вернуться в Урбеветери их семьи так и не получили. Семья Мональдески жила в городе и была тогда очень богатой и влиятельной, наряду с еще одной семьёй Филиппески, связавшись с ней крепкими брачными узами.
Но страсти в городе не утихали, даже несмотря на увещевания ярого «борца с ересью» епископа Рикардо, кардинала и племянника понтифика. В Урбеветери появилась и иная «зараза»: бродячие еретики-проповедники, мужчины и женщины, смущавшие разум простых горожан. Doctrina manicheorum учила следующему: таинство евхаристии — ничего не значит, крещение, которое проводится католической Церковью — не ведет к спасению, молитвы и пожертвования, чтобы просить милости, не помогают усопшим, блаженный Сильвестр и все его последователи вечно связаны карающими узами [8]; всё видимое сотворено диаволом и находится под его властью, все благое идет от апостола Петра, а все злое — от Иуды.
В это время не запрещалось проповедовать на площадях, а также — слушать любых проповедников. Эти люди перемещались из города в город, бродя по стране. Епископ Рикардо долго наблюдал за распространением ереси: пока еретические настроения не начали мешать католическому служению. Тогда он собрал совет каноников и судей, а потом приговорил всех еретиков и их последователей к разнообразным наказаниям — сожжению на костре, отрубанию головы, повешению и ссылке.
Однако из-за продолжающихся распрей на город Урбеветери был наложен интердикт [9], епископ покинул город, но из города Витербо появился Петр Ломбардский, который начал собирать огромные толпы людей на свои проповеди. Этот manichaeorum doctor навсегда сохранился в народной памяти, поскольку именно из-за его дерзких речей произошли события, потрясшие своей жестокостью очень многих, и их последствия разрушительным эхом прокатились по семьям потомков уроженцев Урбеветери.
После того как ересь завладела умами многих, оставшиеся верными католической Церкви люди отправили делегацию в Рим с просьбой снять интердикт. Понтифик ответил положительно на их просьбы и послал своего нунция (посланника) по имени Пьетро Парензо как «господина и учителя», чтобы «очистить от брожения ереси» город.
— Его звали Пьетро, как и тебя, мой маленький, — рассказывала Фиданзола своим детям, обращаясь к самому младшему из братьев, — он был юным по годам, но старым по мудрости. Стан его был изящен, но силен, руки искусны во владении мечом, ноги стройны, по широким плечам его струились золотые кудри, но нравом посланник Папы был кроток и щедро одарен разными христианскими добродетелями.
Такого благонравного юношу встречал весь город от мала до велика с ветвями оливы и лавра, с радостью и восхищением, будто Спасителя. Пьетро, встав на возвышение на главной площади, торжественно объявил о снятии интердикта и наложил запрет на поединки между горожанами с оружием в руках на публичных играх (состязаниях). Но «еретики» замыслили испортить праздник католикам и устроили состязания перед сорокадневным постом, а на месте публичных собраний — сражение с мечами, копьями и камнями, опять вспомнив старые обиды. Пьетро Парензо въехал в толпу на коне и заставил всех остановиться. Потом созвал совет, и многие участники были осуждены — кого-то заковали в кандалы, кому-то устроили публичную порку розгами, кого-то выгнали из города, наложили денежный штраф, а у тех, кто искренне плакал из-за утраты изобилия богатств, разрушили дома.
После Пасхи Пьетро уехал в Рим и вернулся в мае. Этот мученик, столь крепкий в вере, сродни льву, борющийся со всякими мерзостями, но по душе кроткий, как агнец, не испугался угроз, на которые были столь щедры его недруги, плетущие козни за его спиной, подобно волчьей стае. Парензо имел слугу Радульфо, который предал его и помог проникнуть его недругам-еретикам во дворец. Он привел вооруженных заговорщиков в опочивальню, где уже приготовился ко сну его господин. Там Пьетро схватили за горло, чтобы он не кричал, связали, надели на голову мешок и потащили из города за его пределы. Похищение произошло настолько тихо, что никто из жителей города или стражников не поднял тревогу. Более того, когда заговорщики оказались за пределами города — между ними произошел разлад: часть предлагала отвести жертву в тайное убежище, где ее никто не будет искать, а другая часть — в крепость в окрестностях Витербо. В конце концов, устав спорить, они отвели Пьетро в хижину и объявили о своих требованиях.
Требования «еретиков» сводились к вещам не духовным, а материальным: отдать все деньги, которые тот отнял своим судом, оставить город и дать клятву, что он больше никогда не вернется обратно в Урбеветери, если хочет сохранить свою жизнь, и больше не будет их тревожить, скорее — проявит благоразумие и милость. Но Пьетро проявил смелость и стойкость, поэтому заявил, что скорее их секта потерпит поражение, чем он собьётся с пути истинного. «Еретикам» больше ничего не оставалось делать, как жестоко избить Парензо, а затем убить папского нунция.
Обезображенное тело его, покрытое нечистотами внутри и снаружи, было найдено путниками спустя несколько дней и торжественно принесено в город. Наказание последовало незамедлительно, ведь возглавляли заговорщиков синьоры, графы и главы нескольких родов, старинных, наиболее богатых и имеющих многочисленную собственность. Всё их движимое и недвижимое имущество было конфисковано, их семьи были отмечены «черной меткой» как враждебные Церкви и республике, и эти люди из нобилитета стали предателями родины. Тогда и была разделена собственность самых богатых синьоров Префетти де Вико между семьями Мональдески и Филиппески, а других «еретиков» — продана церковными властями. Знатные семьи Урбеветери, напрямую не принимавшие участия в убийстве Парензо, не утратили гражданства республики, но потеряли привилегии как нобили и лица, занимающие официальные должности, на десять лет, как и их наследники, и держатели их денег из всадников, также не могли занимать должности в управлении, как и их сторонники, осужденные в городе Урбеветери и за его пределами. И было установлено, что их сторонники, но твёрдые в католической вере, могут убить этих еретиков и позднее заслужить прощение, также все те, кто это сделает, получат в награду свое имущество в городе. И поскольку триста человек этой секты были названы виновными в смерти Пьетро Парензо, через короткое время они все понесли кару по приговору Господа.
