К самому же Михаэлису у Готье не было неприязни — они были одного сословия, лишь родились в разных краях, да и наказание, наложенное на палача из Агда, было совершенно справедливым, с чем тот был полностью согласен, когда выслушивал приговор.
Теперь же предстояло показать Мональдески, что своё удовольствие он может получить иным способом, не связанным с Михаэлисом, и распорядителем этого удовольствия станет де Мезьер. Его пленник должен был опять стать обычной шлюхой, не имеющей привязанностей и выполняющей волю своего хозяина. А для этого необходимо было выяснить, чем так привлёк циничного и бесчувственного Мональдески, судя по рассказам тех, кто знавал его в прошлом, мужчина из Агда.
Женщина тихо прошла мимо и оказалась позади юноши. Заставила его встать на колени на кровать и немного расставить ноги. Джованни кожей чувствовал, что народу в комнате прибавилось, но не успел повернуться: Гумилиата приказала закрыть глаза и завязала их плотной лентой. Он ослеп, обратившись в чувства.
— Разведи руки в стороны! — она ласково поглаживала и целовала его спину, успокаивая, пока он не оказался привязанным за запястья к столбикам кровати. Джованни подёргал путы: они были крепкими и хорошо растягивали его тело, не давая сесть на колени, отзываясь болью в суставах, если он попытался бы опуститься вниз.
Его оставили ненадолго, видимо решая, с чего начать. Джованни осмелел: покрутил и поиграл бедрами, нарочно бодро произнёс:
— Ну, и что нового собратья по цеху в Тулузе смогут показать флорентийской шлюхе? Кроме как устроить групповое соитие?
Гумилиата коснулась его шеи губами, тщательно вылизывая твёрдым и слегка шершавым кончиком языка, а юноша почувствовал, как птичье перо заскользило по его бокам и рёбрам, вызывая приятную щекотку. Ощущения накапливались, превращаясь в дрожь во всём теле. Кто-то спереди прильнул к его губам в жарком поцелуе, лаская пальцами грудь, легко похлопывая и слегка прищипывая за соски. Это явно была женщина: маленькие и нежные руки гладили его, притягивали к себе, заставляя тело прижиматься крепче к упругим полукружиям грудей, а наливающийся силой член как раз оказался слегка прижатым между бедер. Она заставила своего любовника двигаться, медленно покачиваясь, будто кружась в танце, потом немного приподнялась, и, не прерывая поцелуев, пропустила между своих ног незримую третью, которая умело завладела членом Джованни, активно облизывая ствол, посасывая яички, оттягивая ладонью и обнажая головку.
В голове всё помутилось, по телу разливался знакомый жар, сердце опять начало отплясывать в груди в бешеном ритме, Джованни тихо застонал и покрылся липким потом, словно лягушонок. Но Гумилиата или еще кто-то за его спиной, пошли в своих ласках дальше. Перо продолжало расчерчивать узоры на боках, но поцелуи спустились ниже, ягодицы оказались широко раздвинутыми и к кольцу ануса приник чей-то горячий язык.
Джованни уже не сдерживался, отвечая на удовольствие, стонал в голос и принялся двигать взад и вперед бедрами, вколачивая свой наполненный до краёв, возбуждённый член кому-то в глотку. Но его наслаждение четко контролировалось: сначала мошонку сильно оттянули назад, а потом и вовсе перевязали лентой, чтобы не дать возможность выплеснуть всё наружу, заставив продолжать накапливать внутри себя.
— Вот сволочи тулузские! Ну и пожалуйста! — возмущенно простонал Джованни, двигаясь навстречу двум хорошо смазанным пальцам, растрахивающим его зад. Он уже ничего не соображал, пребывая в состоянии оглушения. Губами ощутил перед собой возбуждённую головку члена и принялся активно посасывать, вбирая внутрь себя.
Тот член, что был подготовлен к соитию, осторожно пристроился сзади, плавно входя и задевая то, что Михаэлис как-то назвал «орехом счастья» внутри мужского тела, а его место во рту занял новый. На закоулках сознания промелькнула предупреждающая мысль: де Мезьер! Но уже заглоченного — не выплюнешь, тем более, что кому-то, тому, что трудится позади, он уже отсосал.
Губы Джованни опять были перехвачены нежным поцелуем, поглощающим все последующие громкие стоны, поскольку де Мезьер, в свою очередь, войдя в него, был более активен, хлёстко вбивался бедрами в ягодицы, создавая характерный звук удара плоти о плоть, крепко держал за живот. После того как он закончил и вышел, ленту, стягивающую яички, быстро сняли, член покрыли поцелуями, и Джованни сразу излился, в изнеможении повиснув на веревках.
— Теперь погладь и приласкай, — разобрал он голос Гумилиаты, пробивающийся сквозь толщу мерцающего черного облака, в котором он содрогался, словно под ударами молний. Когда повязка с глаз была снята, они снова были втроём в комнате. Гумилиата развязывала верёвки, а де Мезьер сидел в кресле, удовлетворённо оглаживая собственный член. Джованни упал ничком на кровать, не находя в себе сил подняться. А мадам уже надиктовывала свои советы:
— Прежний хозяин связывал и долго ласкал тело. Тщательно готовил. Лучше использовать свежее оливковое масло. А когда войдёшь, активней двигайся. Не обращай внимания, что у него нет грудей, как у женщины…
— Это всё интересно, но… — перебил ее де Мезьер, — я этим сам заниматься не буду. Давай договоримся так, если в следующий раз я предпочту этот зад лону женщины, то опять приведу юношу сюда. Но как узнать, исполнена ли моя просьба?
Гумилиата легко забралась ему на колени, ласково поглаживая пальцами подбородок:
— Оставь мальчика нам на пару дней, мы из него сделаем послушного любовника, и тогда тебе не придётся вообще прилагать никаких усилий!
— Видишь ли, солнышко, — Готье одарил ее поцелуем, — я не могу оставить этого мальчика без своего присмотра ни на миг.
— А если мы его свяжем и не будем развязывать? — уста Гумилиаты источали мёд и обещали райские кущи.
— Без своего присмотра, — строго повторил де Мезьер.
— Ну, тогда ты заглядывай к нам почаще, мой лев, а мы, между делом, твоего мальчика будем приручать.
— Воркуете как два голубка! — подал голос Джованни, — Ты уже, милая, просчитала, сколько солидов с каждого клиента получишь за мой зад, пока господин рыцарь будет отвлечён прелестями твоих товарок? — он с трудом сел на кровать свесив ноги вниз. — Всё было прекрасно, ты про меня точно рассказала, но только у него, — он пальцем указал на де Мезьера, — есть какое-то, грёбанное, на меня право. А имели меня сегодня двое. Так что, Готье, если она потребует двойную плату, не соглашайся.
Гумилиата повернулась к нему и надула губки:
— Какой ты жадный! А чем за собственное удовольствие расплачиваться будешь? Ты же, мой сладкий, весь обстонался от счастья, когда почувствовал, что тебе зад лижут. Бьюсь об заклад, твой прежний владелец на такое не расщедривался. Так что — возьму как с клиента.
— Тогда только с одного, с меня! Готье сегодня не прикоснулся ни к одной из твоих подружек! — не уступал Джованни, услаждая себя словесной перепалкой с мадам.
— Как же вы хорошо считаете мои деньги! — удовлетворённо заявил де Мезьер и успокаивающе погладил Гумилиату по спине. — Я же тебе говорил: наглая и своенравная шлюха. Вы поладите, не сомневаюсь. Так смогу ли я им управлять?
— Ну же, милая, соври уже чего-нибудь! — Джованни, сообразивший, наконец, что де Мезьер всё это затеял не только ради чувственного удовольствия, опять вмешался в их разговор. — Или признай, что ни он меня не хочет, ни я его. И никогда его ко мне не притянет с поцелуями, а меня к нему — тем более!
Но в глазах Гумилиаты зажглись недобрые огоньки:
— Подойди сюда, встань к нам боком. Вот так, мой сладкий, этот ларчик так открывается, — Джованни помедлил, но подчинился. Женщина одной рукой активно заскользила по стволу его члена, вновь, приводя в возбуждение, а пальцы другой ввела в анус. Джованни застонал от удовольствия, когда она умело начала ими водить внутри, — укладываешь его рядом. Вводишь сначала один, вот так, — юноша почувствовал, как палец де Мезьера, поощряемого Гумилиатой, вторгся в его зад, и подавил в себе ощущение гадливости. — Чувствуешь, как мальчик от твоих поглаживаний начинает плавиться? И за это он тебе, радость моя, сделает всё, что пожелаешь, всё свое искусство покажет.
