— И тебе доброго дня, Гумилиата! — ответил ей с улыбкой слуга короля и показал рукой на Джованни, заставив того замереть на месте от удивления. — Это моя проблема!

— Новых людей на работу не принимаю, — заявила Гумилиата, раздевая юношу оценивающим взглядом.

— У твоих клиентов денег не хватит, чтобы заплатить за его услуги, — спокойно парировал де Мезьер.

— Тогда в чём проблема? — женщина повернула лицо к Готье, одаривая широкой улыбкой.

— В нём. Видишь ли, — Джованни впервые увидел, что де Мезьер может стушеваться, не зная, как точнее выразить собственную мысль, и нахмурился, поскольку не понимал, что происходит.

— Он что, девственник? Да ну! Не смеши меня! — Гумилиата откинулась на спинку стула и снова смерила любопытствующим взглядом юношу.

— Как раз нет. Шлюха. Очень дорогая и своенравная. И я не знаю, что с ним делать, — Готье говорил медленно, подбирая слова. — Точнее знаю, но не знаю, как без насилия. Я же только с женщинами…

— Понятно. Мальчик, — обратилась она к Джованни, который только сидел и изумлённо хлопал ресницами. — А ты что — работы своей не знаешь? Если ты весь из себя такой недешевый, то должен уметь подстроиться под клиента. Или ты мозги господину пудришь?

Джованни внезапно почувствовал себя уверенно и улыбнулся, выслушав отповедь мадам, сделанную голосом строгой матери:

— Я не хочу, — кратко ответил он.

— Тебе денег мало предлагают?

— Не в этом дело. Я вынужден подчиняться приказам этого господина, но ремеслом заниматься не хочу, — твердо ответил Джованни и покосился на де Мезьера.

— Он считает, что принадлежит другому человеку, которому с превеликим удовольствием подставил бы свой зад, будь он рядом, — объяснил Готье, заметив тень полного непонимания на лице мадам.

— Ах, вот оно что? — она сощурила глаза и кивнула головой. — Теперь я поняла: ты, господин, хочешь открыть дверь, к которой у тебя нет ключа. Ты не хочешь её взломать, но просишь меня подобрать к замку отмычку. Так?

— Ты бываешь очень проницательной, Гумилиата. И именно за это ты мне нравишься, — де Мезьер накрыл ее руку своей огромной ладонью. — Справишься?

Она томно на него взглянула:

— Сопротивляться не будет?

Готье отрицательно покачал головой, поглаживая ее руку, и одновременно больно наступил на ногу Джованни, который хотел что-то возразить.

Они прошли через заднюю дверь и поднялись наверх в одну из комнат. Посередине обнаружилась большая кровать, украшенная резными столбами, без балдахина, со множеством подушек разных размеров, застеленная бордовым покрывалом, свисающим до пола. Перед кроватью стояло большое и удобное кресло, в котором сразу же разместился де Мезьер.

Гумилиата, которая на голову была ниже Джованни, а рядом с Готье вообще казалась хрупкой девочкой, жестом указала юноше встать в центре комнаты.

— Пусть снимет камизу, — обратилась она то ли к Джованни, то ли к Готье, но голос у неё был настолько звонким и уверенным, что не давал права что-либо возразить. Повинуясь красноречивому жесту рыцаря, юноша медленно стянул с себя рубашку. Мадам сделала несколько кругов вокруг, разглядывая его и спереди, и сзади, потом поднялась на цыпочки и лизнула в щёку, потом в шею, в область ключицы, при этом ее рука едва коснулась его паха, но эти властные прикосновения отозвались в теле Джованни ярко вспыхнувшим огнём. От внимания Гумилиаты не укрылся его тихий судорожный вдох.

— Эти отметины, — ее пальцы нежно провели по спине юноши, вызвав невольную судорогу и ощущение, что вдоль прошлась холодная трепещущая волна, — от прежнего владельца?

Готье кивнул.

— Странно, — продолжила мадам, — зачем так портить? Или тебе нравилось? — Джованни блаженно вздохнул, вспомнив первую ночь, когда позволил Михаэлису творить с ним всё, что угодно. — Ну, теперь мне ясно. Нам нужно только его хорошо подготовить. Замок мы вскроем, а ты уже потом сам довершишь. Согласен?

Джованни стало смешно при мысли, как же именно обитатели этого весёлого заведения собираются открыть его «тщательно оберегаемую дверь»? Он посмотрел на кровать: на ней будут трахать во все дыры? Всем борделем? Но это уж точно не воспламенит в нём желания отдаваться де Мезьеру!

Мадам была, видно, иного мнения, поэтому оставила их ненадолго в комнате, повелев Джованни снять всю одежду и ожидать ее прихода, рядом с кроватью, повернувшись спиной к слуге короля, который за время, пока Гумилиаты не было, успел прожечь в ней дыру.

Комментарий к Глава 3. Беспокойная жизнь

[1] Левит 18.22. Мужеложники также упоминаются в Новом Завете: 1Кор. 6:9-10 как не наследующие Царства Божия и в 1Тим. 1:9-10 как для тех, которых положено судить по закону. Άρσενοκοίται – активные или вообще, кто практикует противоестественные отношения, μαλακια – пассивные или вообще изнеженные люди.

Варианты кроватей

http://s018.radikal.ru/i518/1706/9f/269245e0c4fa.jpg

http://s018.radikal.ru/i513/1706/0b/d7727b567cba.jpg

http://s019.radikal.ru/i613/1706/81/9ab74b057986.jpg

========== Глава 4. Труд собратьев по цеху ==========

— Вы что удумали, господин де Мезьер? — Джованни, с вызывающим видом, сложив руки на груди, встал перед рыцарем, когда они остались одни. — Денег на камизу для меня жалеете, а на шлюх — нет?

— Тебе же сказали, повернуться ко мне спиной и раздеться, — ответил де Мезьер, прожигая его властным взглядом. Его рука медленно справлялась с завязками на гульфике. — Я буду смотреть.

Яркий свет, вливающийся в комнату из полураскрытых ставен золотил кожу его пленника, еще тронутую загаром с прошлого лета. На спине явно выделялись множественные рубцы, но они ничуть не портили общего вида стройной фигуры, созданной из рельефа мышц на руках, широких плеч, плоского живота, узких бедер. К этому телу хотелось прикасаться, гладить, чувственно вбирая в себя его возбуждающее совершенство.

— Я понял… — ответил юноша, немного успокоившись, разворачиваясь и принимаясь развязывать собственные шнурки на одежде, — любите наблюдать за групповым соитием и не вмешиваться. Тогда в чём моя роль? — он провел рукой по волосам, откидывая со лба непослушную вьющуюся прядь, вызолоченную солнцем.

— А ты как думаешь? — с интересом спросил Готье, неожиданно открывая для себя, что Джованни ничего не понял из его разговора с мадам. Неудивительно, они же перешли на франкский диалект, родной для выходца из Нормандии, обсуждая дела, но который Гумилиата знала в совершенстве в силу своего ремесла, не будучи уроженкой этих мест.

— Вы что-то говорили про дверь. Проще сказать: либо я сейчас буду кого-то трахать, либо меня. Зачем же еще мы оказались в этом месте? — он тяжело вздохнул, продолжая снимать одежду, занимая себя созерцанием кровати, пока не оказался полностью обнаженным перед слугой короля. — Нравлюсь? — Джованни повернул голову в полоборота. — Даже со шрамами? Что-то Вы зачастили меня раздевать, господин рыцарь. Или разглядывать вот так обнаженное тело — грехом не считается?

— Ты за мою душу не беспокойся, индульгенцию я получил заранее, — у Готье был свой исповедник в Тулузе, отец Бернард, человек проницательный и с безупречной репутацией. — На всё уже совершённое и то, что еще не совершено. Мои солдаты тоже, — Готье увидел Гумилиату, замершую на пороге комнаты, которая приложила палец к губам, призывая к молчанию.

Рыцарь выпрямился в кресле, подался немного вперед. Внешне стараясь оставаться спокойным, он почувствовал, как и его охватывает волнение перед предстоящим действием, которое ему пообещала Гумилиата. Ведь конечной целью обращения де Мезьера к знакомой тулузской шлюхе было не столь важное удовлетворение потребности в получении удовольствия, а способы дальнейшего подчинения воли Мональдески. Как верно полагал слуга короля: пока его пленник держится за призрачную идею внезапного появления своего спасителя — Михаэлиса из Кордобы, пока он думает и вспоминает о нём, произносит его имя во сне, это придаёт ему сил для сопротивления.