Джанно опустил руки и повернул к де Мезьеру своё припухшее от слёз лицо, злобно сверкнув глазами:
— Михаэлис тоже воин, и он не трус! Не смей умалять его достоинства!
Но Готье де Мезьер оставался совершенно спокойным, лишь сверлил его своим прозрачным взглядом, вымораживая и внушая страх:
— Михаэлис совершил преступление против власти короля. Он скрыл, что разыскиваемый нами человек, вор, на самом деле жив. Его следует наказать со всей строгостью и по закону. И если ты так любишь его, как говоришь, то не захочешь, чтобы он пострадал. А значит, ты будешь делать всё, что я тебе прикажу.
— Ну, давай, давай, приказывай! — Джанно обхватил себя руками за плечи, его трясло, он делал резкие вздохи, забывая про выдох, будто ему не хватало воздуха, слёзы свободно лились по щекам.
— Ты теперь как ценный приз: сундук с казной тамплиеров. Или как крепкий меч, дорогое кольцо, расшитый золотом кошель. Владеть тобой в обход других, кто хотел бы это сделать, согласись, весьма почётно. И первое, что я хотел бы утвердить, так это своё сеньориальное право на твой зад.
— И ты туда же? Очередная муха на мёд… — юноша обречённо рассмеялся, но на душе было черно.
— Не очередная. А с сегодняшнего дня единственная, — спокойно ответил де Мезьер.
— Не зарекайся, что единственная! Вдруг я тебя выбешу так сильно, что ты своих солдат позовёшь? А?
— Сладкий пирог приятно разделить с друзьями. Не зарывайся! Спускай штаны, вставай на колени.
— Я тебя ненавижу! Ненавижу! — громко прокричал Джанно, стоя на четвереньках на краю кровати, уткнув мокрое лицо в сложенные ладони, в ожидании, когда слуга короля сделает свое орудие достаточно твердым, чтобы оно сразу сломило сопротивление мышц кольца входа. — Урод! Сволочь! Чтоб у тебя стручок отсох!
— Говори, говори… — умиротворённо подбодрил де Мезьер, уверенно входя в него, но достаточно неумело, причиняя боль, — горячий мой, меня это только распаляет!
Конец первой части.
Вторая часть появится не так быстро: нужно подготовиться, чтобы не «налажать» с исторической фактологией и эмоциями основных героев, которые сейчас оказались разделены без надежды на скорую встречу. Появятся новые персонажи, которые мне нравятся: всегда хотелось прочувствовать их мысли и устремления.
Комментарий к Глава 11. За что дали плащ?
[1] город Орвьето
[2] октябрь-ноябрь 1307 года. 22 ноября вышла папская булла «Pastoralis premintiae», в которой давалось указание об аресте тамплиеров по всему христианскому миру.
========== ЧАСТЬ II. Глава 1. Акколада ==========
— Я не понимаю, что прекрасного вы находите в содомии, — нарушил молчание Готье де Мезьер, аккуратно нарезая ножом куски запечённого мяса, предложив своему пленнику разделить с ним утреннюю трапезу.
Джованни [1] вздрогнул при звуке его голоса и прекратил насильно запихивать в себя кашу напополам с кусками хлеба, которые он отламывал от свежей булки. Есть не хотелось, но памятуя о том, что неизвестно, когда ему ещё предложат пищу, он заставил себя сесть за стол напротив слуги короля и взять в руки ложку.
— Насилие не приносит наслаждения ни насильнику, ни его жертве, — рассеянно проронил он и поднял глаза на слугу короля, осчастливив взглядом, полным презрения.
— Тебе тоже не понравилось? — спросил де Мезьер, поддел кусок мяса кончиком ножа и положил в рот.
Джованни покачал головой и взглянул вниз, на свои руки. Они всё ещё дрожали, выдавая его внутреннее состояние. Он был раздавлен, уничтожен, вымазан черным дёгтем, утоплен с головой в адовом болоте. Внутри болело не только в низу живота, но и в груди, зад полыхал, будто к нему приложили раскалённые угли.
— Зачем ты вообще это сделал, если не знаешь, как? — прошептал он достаточно громко, чтобы Готье его услышал.
— Дело во власти и в подчинении. Я показал, что ты теперь полностью принадлежишь мне, — помедлив, произнёс де Мезьер. — Бери мясо, очень вкусно, — он протянул к его рту острие ножа с нанизанным куском. Джованни осторожно снял его губами. Мяса удавалось попробовать нечасто в его жизни: более того — позапрошлой ночью наступила Пасха, перед которой предписывалось воздержание на много дней. — Нам нужно отправляться в путь. Тебе что-нибудь нужно, пока мы не уехали?
— Скажи дать ведро тёплой воды и бальзам, что мне вчера на раны накладывали.
Слуга короля жестом подозвал к себе трактирного служку и приказал ему как можно быстрее приготовить лохань с горячей водой.
— Ты тоже долго не рассиживайся, — обратился он к Джованни, — на вот, доешь.
Он пододвинул к нему тарелку с тремя оставшимися кусками мяса, а сам встал из-за стола и подошел к соседнему, где их терпеливо дожидались трое его солдат.
Джованни быстро ополоснулся водой в тесной каморке под лестницей, которые хозяева постоялого двора приспособили для этих нужд. «Ублюдок!» — прошептал он, адресуя свои слова де Мезьеру, когда начал пальцами исследовать свой травмированный грубым вторжением анус и накладывать мазь. Юноша был настолько потрясён происходящим, что у него не хватило догадливости остановить рыцаря на полпути и заставить обильно смазать член слюной. А жалобы и стоны о том, что делает больно, де Мезьер просто пропустил мимо ушей, приняв за отговорки. «Михаэлис никогда бы не позволил себе такого совершить! Где же ты? Господь, помоги мне!»
Он вышел из постоялого двора на площадь в сопровождении одного из солдат де Мезьера, где их ждали уже осёдланные лошади. Джованни напряг зрение, пытаясь разглядеть среди рыночной толпы знакомый силуэт, но его попытки оказались тщетны.
— Тебе что-нибудь мягкое на седло положить? — спросил его Гийом, тот солдат де Мезьера, что первым обратил внимание на раны от верёвок на запястьях. Джованни уже знал имена своих спутников: Гийом, Гуго, Жерар. Крепкие воины, тоже родом откуда-то из Нормандии, как и сам Готье де Мезьер. Они выполняли роль телохранителей и охранников, действуя слаженно, как единый организм, соблюдая кем-то предписанный порядок, всегда знающие, что каждый из них должен делать в любой момент. Это и удивляло, и настораживало одновременно: служба подобных людей стоила дорого и была необходима только тем, кто действительно боялся за собственную жизнь.
— Да, спасибо, — ответил Джованни, отмечая еще и проницательность слуг слуги короля. Его охватило чувство стыда: в комнате с де Мезьером они были не одни — с ними незримо присутствовали и эти трое, и сейчас знали обо всём, что там произошло. Юноша еще раз оглядел площадь, задержал взгляд на строящемся донжоне у дворца архиепископа. Это было не единственное, что архиепископ Жиль [2] обрядил в строительные леса: главный городской собор тоже возводился достаточно долго, выступая явным свидетельством неиссякаемости церковной казны.
Через площадь проходила широкая дорога, сложенная из огромных обтёсанных камней ещё в незапамятные времена [3]. Всадники сначала отправились по ней, пересекли мост, но потом свернули вправо, в сторону Тулузы.
Их следующей остановкой был Каркассон. Огромный, величественно возвышающийся замок был виден издалека, но путники не успели достигнуть его затемно, поэтому Гийом зажег факел и ехал впереди, освещая им дорогу. В замке их уже ждали, поэтому сразу провели в приготовленные комнаты и предложили пройти в купальню, чтобы избавиться от дорожной пыли. Две расторопные служанки, ничуть не смущаясь мужской наготы, распределили сброшенную одежду по корзинам, чтобы унести в стирку.
Готье де Мезьер был по телосложению похож на огромную непоколебимую скалу, он возвышался на полголовы над своими солдатами, которые тоже были ему под стать: сильные и тренированные, со шрамами от чужого оружия, что указывало на то, что они не раз побывали в настоящих сражениях. Даже у слуги короля на спине под правой лопаткой Джованни заметил шрам от стрелы или арбалетного болта, еще недавний, багрово-синий, очень контрастирующий с бледной кожей.
— Я в порядке… — пробормотал юноша, краснея, оказавшись главным героем немой сцены: он остался единственным одетым мужчиной в помещении купальни.