— Что с нами будет? — тихо спросил я того, что был ближе всех. Он был старше и казался опытнее, лежал и шевелил губами, моля богов о заступничестве.
— Если кто доживет до утра — он позавидует тем, кто умер ночью, — и заплакал. — Достойнее смерть в бою, чем так…
***
В диких зверей персидские воины превратились, как только солнце тронуло верхушки гор, готовясь вовремя скрыть свой золотистый лик, чтобы не видеть того, что происходит на земле, а Селена проявила только свой узкий серп и, стыдясь, закрыла его облаками. Воины расположились на торговой площади на длинных скамьях, где их щедро угощали и разливали вино местные жители; развели костер, чтобы согреться ночью, позвали диктерий. Македонских воинов вытаскивали по одному: сначала самого молодого резко выдернули за ноги и, протащив по камням до соседнего торгового стола, положили на спину, крепко привязали щиколотки к бедрам, полностью раскрыв — так, что не вызывало сомнений, его приготовили для насилия. Второму придумали пытку поинтереснее — заставили связанного плясать на раскаленных углях. Бедняга так сильно кричал, что сорвал голос, а потом и вовсе затих, потеряв сознание. Его тоже привязали к столу, но ягодицами вверх, засунув в задний проход палку, пока тело было обмякшим. Третьему стянули ремнем мошонку так, что он катался, вопя от боли по площади, а персы отпихивали его от себя ударами сапог. Вдоволь так натешившись, оставили, дрожащего человека лежать на земле и взялись за четвертого. Что с ним делали и с остальными, я уже не наблюдал. Мой мучитель выволок меня наружу и пристроил вылизывать зад того, кого связали первым.
— Приготовишь его к случке! — кратко бросил он, но для начала заставил встать на четвереньки и засунул мне между ягодиц свою плеть. Тело опять отозвалось резкой болью, и я по достоинству оценил пытливый ум своего мучителя, ведь, уставая стоять на коленях, я опускался ниже и насаживал себя на рукоять. Позади меня раздавались душераздирающие вопли и громкий хохот. Я вздрагивал каждый раз, пряча голову в плечи, и молил богов о ниспослании скорой смерти, но без мучений, впадая в полусонное равнодушное состояние.
Опять меня вернула обратно сильная боль — это вернулся мой мучитель, поднял за волосы и выдернул свою плеть, которой теперь, попеременно работая вместе с тычком своего сапога, заставлял меня передвигать ноги и идти вниз по улице. Мы удалились от площади недалеко — крики несчастных пытаемых македонцев звенели у меня в ушах. Он завел меня в какой-то дом, в котором горели несколько светильников, на скамьях лежали дорожные мешки с вещами, на стол небрежно было свалено оружие. Оглядевшись, я понял, что персидские воины устроили здесь временный ночлег, заняв покинутый жителями дом. Их было трое, включая моего мучителя. Меня, конечно, не насиловали всю ночь — ведь когда-то же нужно спать, восстанавливая силы для битвы, о которой они все твердили, но я потерял счет тому, сколько раз они побывали во мне, и сохранил целыми зубы, покорно открывая рот по первому требованию. Они просто удовлетворяли свое желание, но не пытали или мучили, а потом вообще потеряли интерес, когда я утратил способность двигаться.
Утром меня, пребывающего в полубреду, заставили встать и повели на торговую площадь. Там уже происходила казнь: взмах острого клинка, и человек лишается кисти руки, кровь бьет из перерезанных сосудов, но наготове стоит палач с раскаленным докрасна прутом, прижигающий рану. Шшшш… Потом принимались за вторую руку. Увидев это, от ужаса я забился в руках моего мучителя в зверином крике. Шшшш… Падает отрубленная кисть руки… Кто-то схватил меня за волосы, я уж почти терял сознание, но меня поволокли в другую сторону. Сознание выхватило лишь знакомое лицо — Мидас. И это было выше моих сил.
***
Визуально ножны выглядели так: http://s019.radikal.ru/i628/1703/b2/818fc2055717.jpg
Карта Тарс-Исс: http://s020.radikal.ru/i703/1703/91/a589c41eb8a2.jpg
========== Иония, глава 5. Друзья из прошлого ==========
Очнулся я уже в кромешной тьме. Руки стянуты веревкой за спиной и неощутимы. Но они были целы! Я чувствовал боль во всем теле, и я не мог понять, могу ли я открыть глаза, потому что вокруг была тишина и чернота. И холод, пробиравший до костей. В полусне, сквозь боль и гул, наполнявшие мою голову, я все-таки попытался вспомнить последние мгновения. Лицо Мидаса стояло передо мной, как неясный луч надежды на спасение. По-моему, я опять тогда потерял сознание. Меня вернули к жизни шум шагов и свет лампады, показавшейся мне такой яркой! Наконец, я понял, что могу видеть одним глазом. Мидас, в богатых одеждах, склонился надо мной, в молчании рассматривая меня. Потом он приподнял мне голову и поднес к губам чашу с водой, дал напиться, что вселило немного жизненной силы в мое тело.
— Развяжи меня, — я еле прошептал непослушными губами, не надеясь, что он поймет меня.
Мидас разрезал кинжалом путы на моих руках и принялся заботливо их растирать.
— Холодно? — это было первым, о чем он меня спросил. Не дожидаясь моего ответа, он укрыл меня теплым плащом. Я посмотрел на него — Мидас ничуть не изменился за последние два года, что мы не виделись, но сохранились ли его дружеские чувства?
— Я прочитал твое письмо царице, — я вздрогнул. — Давно ты вхож в ее покои?
— Это случилось сразу, как ты уехал. И не по моей воле.
— Кому ты сейчас служишь, Эней? С кем ты сейчас?
Я молчал, не зная, что ответить. Рука Мидаса опустилась на мой молчащий истерзанный фаллос, меня пронзила острая боль, слезы брызнули из глаз, я застонал и пошевелился, пытаясь уползти от его рук:
— Ты не забыл, как нам было хорошо вместе?
— Я помню все, — с трудом ответил я, все мои попытки устраниться вызывали новые волны жгучей боли. — Даже твой внезапный отъезд. Ты не предупредил меня, а я в тебе так нуждался!
— Нет. Не поверю, что за это время ты ни с кем не встречался, ни с одним покровителем. Тебе же нравится получать удовольствие, — он опять сжал мой фаллос, — кто был твоим любовником после меня? Тот, которому ты сейчас служишь?
— Он не… — я запнулся.
— Не — что? Не интересуется молодыми юношами? Но ему понадобился ты и твои знания. Дай, я угадаю! Под чьим покровительством ты можешь не быть в действующей армии, а ожидать писем в Тарсе.
— Ты слишком умен, Мидас! — простонал я.
— Да? — он откинул плащ, обнажив мои гениталии. Я взвыл от боли и понял, что Мидас запустил свои пальцы в мой задний проход — Так кто же дает тебе наслаждений больше, искуснее, нежнее, чем я?
— Не надо, прошу тебя! Мне больно, — я попытался оттолкнуть его руку.
— Что за секрет? Он стоит боли и мучений? А я могу спасти тебя! Помочь тебе бежать. А ты не хочешь быть со мною откровенным. Я же не спрашиваю о планах македонского царя, всего лишь — кто твой любовник, мне всегда хотелось об этом знать, даже в Пелле.
«Ну, что из того, если я назову имя? Думаю, что это уже давно не тайна. Пусть Мидас узнает, мне слишком больно, и я хочу жить».
— Калас, фессалиец, сатрап Геллеспонтской Фригии.
Мидас сделал вид, что не поражен услышанным, но замолчал на время, наверно, сопоставлял все известные ему сведения:
— Твой отец?
— Он не мой отец, но назвал меня сыном. И дал все права на имя.
Мидас нахмурился:
— А сам-то ты откуда?
— Из Фив, я остался в живых после того, как царь Александр разрушил город.
На устах перса заиграла улыбка:
— Так зачем ты служишь тому, кто лишил тебя родины?
— Я предан не ему, а Элладе.
— В войске царя Дария есть наемники — эллины, ты можешь стать одним из них.
— Я не служу двум повелителям.
— Очень жаль, что ты не хочешь перейти на сторону моего царя, — Мидас раздумывал, — я передам тебя наемникам. Не знаю, что они с тобой сделают, как с пленным, но у тебя всегда есть возможность выбрать другого царя. Пока ты — сын Каласа-фессалийца, за которого можно получить немалый выкуп. Но если мы вступим в бой — ты теряешь свою ценность, я не могу возить тебя за собой, поэтому принял такое решение, — Мидас участливо склонился надо мной и поцеловал над переносицей. — Пойми, я даю тебе жизнь. Пусть так, но — ты еще живешь.
