С алчными бастардами никто не хотел делиться, не для того было затрачено столько денег, чтобы создать красивую легенду о возвращении потерянного сына к отцу из сарацинского плена. Поэтому братьев Скровеньи очень интересовало, есть ли у будущего синьора Франческо еще какое-либо образование, помимо чтения и письма, и они очень обрадовались, что их деловые партнеры с Востока смогли подобрать человека, сведущего в законах и составлении писем, однако запретили Джованни об этом кому-либо говорить.
— Мы подберем вам учителя, который будет вас иногда навещать, — сообщил синьор Энрико, намекая, что падуанские соглядатаи будут часто появляться в доме Лоредан.
— В чем состоит важность моего участия в Большом совете? — в свою очередь задал свой вопрос флорентиец, у которого уже голова пошла кругом от тех высот, которые ему предлагали достичь.
И тут его посвятили в еще одну тайну, которая так взволновала Готье де Мезьера, что тот послал Жерара в далёкую Болонью. Венецианцы всегда были обособленным народом, даже со своим отдельным патриархатом Градо, который не подчинялся ни Риму, ни Константинополю. Более того, венецианцы не признают ничью власть, кроме своей, и не ставят ничьи интересы превыше собственных. Каждый урожденный венецианец с детства знает только единственное своё предназначение: служить Богу и Венецианской республике, поэтому подкупить кого-либо из тех, кто принимает решения или знает о важных принятых решениях, не представляется возможным. Поэтому только присутствие синьора Франческо на заседаниях советов уже можно счесть удачным вложением денег, а если синьор еще и разбирается в предмете обсуждения, то его польза возрастает в десять раз. А Падуе — ближайшему соседу — очень важно знать, что же там происходит. «И королю Франции, и султану Анасиру тоже это очень интересно!» — усмехнулся про себя Джованни. — «И кормчего я везу под видом шлюхи — совсем неспроста». Но ничем себя не выдал, что догадался о тех видах на верную службу подставного синьора Лоредан у других сторон, и продолжил слушать дальше.
Корабли, которыми владел синьор Пьетро Лоредан, не оказались обойденными вниманием. Падуя тоже хотела иметь прямые контакты с Востоком в обход венецианцев.
— Мы поможем набрать команду нужных людей, — продолжил свою речь синьор Энрико, — поэтому в этом вопросе можете на нас положиться. Однако это будет уже к весне, потому что осенью навигация заканчивается, а корабли синьора Пьетро в этот год были сданы в аренду. И еще, — он сделал многозначительную паузу, — мы пока не заинтересованы в том, чтобы синьор Пьетро быстро отдал Богу свою душу. Надеюсь вы понимаете, синьор Франческо, что ваши будущие родственники будут к этому стремиться изо всех сил. Они его берегут и ценят сейчас, но как только получат его признание вас его наследником, то постараются скинуть такую ношу. Сохрани Господь их души! — синьор Энрико показательно поднял глаза к потолку. — Вам придется проявить не только осторожность, но и настойчивость.
— Я могу убить синьора Реньеро? — спокойно, как об обыденной вещи, спросил Джованни. «Клубок ядовитых змей — вся ваша Венеция!»
— Что? — изумленно воскликнул синьор Энрико и переглянулся со своим братом. По их лицам читалось, что этот щекотливый вопрос они уже обсуждали. Синьор Энрико повернул голову к Джованни. — А вы сможете?
— Если мне будет грозить опасность, то смогу. Как я понял, мой дядя — бесчестный человек, а его сын Джакомо — избалованный юноша, ищущий наслаждений. И трусливый. Мне есть чем им пригрозить, — Джованни ощутил некое торжество в душе и наслаждение от той власти, которую он получит.
— Вы мне все больше и больше нравитесь, синьор Лоредан! — радостно воскликнул синьор Манфред.
— Да? — недоверчиво откликнулся Джованни. — Когда вы вернете мне моих слуг?
— Зачем вам сарацины? — как бы невинно удивился синьор Энрико. — Мы дадим новых. Разве вы были недовольны тем, как вас обслуживали вчера и сегодня утром, синьор Лоредан?
В этот момент Джованни почувствовал опасность: он уже настолько сроднился с Халилом и Али, считая их своими друзьями. Более того — клялся именем Господа их защищать. И не раз. Неприятный холодок подозрения, что его сейчас хотят обмануть или обокрасть, пробежал по спине:
— Мне мои слуги нравятся больше.
— Но вы же христианин! Вам не нужны слуги-иноверцы. Скоро прибудет ваш дядя, мы уже отправили ему послание. Потерпите еще несколько дней, и вы будете щедро вознаграждены — деньги, титул и членство в Большом совете. Разве этого мало? — спросил синьор Энрико, хорошо примечая гнев, вспыхнувший в глазах Джованни. — Не к месту проявлять строптивость в таких мелочах. Вы же сами нас недавно убеждали в том, что будете полностью нам доверять и следовать советам.
Джованни следил за выражениями лиц братьев Скровеньи, но они были добродушно-открытыми и совершенно искренними. Внутри же душа флорентийца кричала: «Не верь! Это обман! Никто здесь не испытывает к тебе доброты, а уж тем более — сочувствия твоим нуждам». Джованни решил задать последний вопрос, который всё расставит на свои места:
— Насколько я сейчас свободен в своих передвижениях?
— К сожалению, пока не приехал синьор Реньеро или его сын, — только отведенные вам покои.
«Теперь мне всё ясно. Я еще и пленник, как и мои спутники. Что же вы ждете от меня, синьоры, что я начну возмущаться, повышать голос и топать ногами? Нет, тигр — сильнее, хотя я его ни разу и не видел, но много слышал. И не тем побеждает своих врагов». Джованни выдохнул и постарался сохранить спокойствие:
— Тогда я пойду? В мои покои?
Оказавшись в одиночестве в своей комнате, Джованни раздраженно присел на кровать и принялся размышлять: его лишают Халила и Али, но было ли так задумано изначально, или это воля братьев Скровеньи? Он им не верил. Его товарищи были убеждены, что попадут в Венецию, и аль-Мансур желал того же. Значит, братья Скровеньи изменили условия в свою пользу, чтобы отправить собственных соглядатаев вместе с Франческо Лореданом. И нужно что-то делать, а не вести себя подобно деревянной игрушке, которую все будут дергать за нитки. Джованни подошел к окну и распахнул ставни. До земли было слишком высоко. Между домом и стеной сада шла узкая натоптанная слугами тропа, над ней были приделаны аркообразные своды, похожие на церковные контрфорсы, между стеной дома и внешней стеной. Чтобы добраться до одного из них, пришлось бы пройти по узкому карнизу, шириной в ладонь. Джованни взобрался на подоконник и попытался понять, что же скрывается за внешней стеной: по всей видимости, она была похожа на те, что можно встретить в любом замке — высокая, гладкая, начинающаяся у кромки речного берега.
Когда служанки принесли полуденную трапезу, в голове Джованни уже возник четкий план действий. Он не сомневался, что справится. Годами тренированные мышцы тела были сильными и гибкими. Единственное, что оставалось сделать — это преодолеть страх высоты. Джованни покорно дал возможность уложить себя на ночь в постель, всем своим видом показывая, что никакой неприязни к решениям хозяев этого дома не испытывает, но хорошо выспавшись днем, уже легко бодрствовал на протяжении ночи. На рассвете, как только в сумерках смог разглядеть очертания предметов, начал действовать. Верхнее платье и башмаки были подвязаны на груди, а отломанная крепкая ножка табурета, посередине которой был свернут тугой узел первой простыни, должна была помочь спуститься вниз по внешней стене. Опираясь только на пятки и слившись спиной с домом, Джованни медленно преодолел самую тяжелую и смертельно опасную часть своего пути. Дальше было легче — прополз, оседлав арку, закрепил ножку табурета в расщелине между камнями наверху стены и выкинул связанные между собой простыни вниз. Длины хватило, чтобы легко спрыгнуть на топкий берег, обнаженный и заросший травой по причине низкого уровня воды в реке этим летом. Джованни удалось сдернуть свою конструкцию со стены, тем самым уничтожив следы своего побега.
Затем вдоль берега реки он дошел до знакомой пристани и оделся, спрятавшись за свод моста, чтобы не привлекать внимания лодочников и рыбаков. Появившись перед ними уже в платье богатого горожанина, легко вызнал, где разыскать синьора Форцате — единственную нить, которая связала бы его с другим участником всей этой сделки — генуэзцем Пьетро Томазини. Флорентиец оказался в то утро первым посетителем дома поверенного и, зайдя в приемную комнату, сразу приступил к делу:
