— Неужели к господину королевскому советнику? — нервно хохотнул Джованни. Слова Жерара ему не нравились и порождали страх. В памяти яркими вспышками возникали образы, связанные с аль-Мансуром. Пришлось признать: мавр ни разу не пообещал награды — титула или должности, лишь рисовал будущую жизнь в богатстве и уважении. Вспоминались еще медовые слова восхищения и заверения, что Джованни станет совсем другим. «Но у меня есть Халил, который любит! У меня есть друзья — а это дорогого стоит!»

— Неужели больше не к кому? — в тон ему поинтересовался Жерар. — У Гийома де Шарне теперь крестник есть. Жаном кличут. Ты, когда у него гостил, времени зря не терял. И награда мальчонке будет королевская, если отец его умом правильно пораскинет и решит, что ему важнее: под магометан ложиться или верным христианином оставаться.

Известие, что у него есть сын, ничем не отозвалось в сердце Джованни. Флорентиец предполагал, что, возможно, в более зрелом возрасте он выберет жену, как это принято в его родном городе, чтобы дальше не гневить Господа, но не сегодня, не сейчас:

— Жерар, грехи мои столь велики, что и не отмолить. Но не могу я бросить товарищей…

— Друзей? Соглядатаев своих, а не товарищей. Я уже больше седмицы в городе и каждый день слежу: кто тебя провожает, а кто встречает. Вчера мальчонка чернявый весь вечер у стен университета тёрся. Благо в темноте его не разглядеть, зато глаза у него видят, как у кошки. Впереди тебя бежал, пока ты стены по пути ощупывал.

— Зачем ты меня обманываешь? Али даже не знает, где я учусь! Я ухожу — оба мавра дома и прихожу — они дома, — возмутился Джованни.

— Как мало ты о них знаешь! Тот, что помладше — за себя еще одного мальчика посылает за тобой следить. Ты его недавно видел, но не обратил внимания. Наверно, приплачивает. А тот, что постарше, уже всем городским распутникам глаза намозолил, да так, что они по кабакам бахвалятся: мол какой сладкий сарацин изнутри!

— Врёшь! Халил не такой! — воскликнул Джованни и, повинуясь порыву переполнившего его гнева, вскочил с места.

— Ну да, — спокойно продолжал Жерар, жестом приказывая сесть обратно, — если бы я его дней пять назад не защитил, то нагнули бы парня в рыбной лавке не по разу, пока эти двое клуш, что с ним ходят, платки примеряли. Он бы тебе жаловаться пошел? Ха! К тебе его приставили именно для того, чтобы ты по сторонам не заглядывался и лишнего не болтал. Вот и доведут тебя эти двое до Венеции. А как же их бросишь? Мальчика и доступную шлюху. Не по-христиански! А там уже другие…

— Нет, они со мной остаются! — Джованни запнулся, понимая, что слова Жерара довели его до такого возмущения, что правда об истинном положении дел сейчас прорвёт незримую плотину и потечёт рекой.

— Тебе обещали, что они остаются, — назидательно произнёс Жерар, — но всё может быть не так, как ты услышал. Зачем тебе такие никчемные слуги в Венеции? Или ты дожем там собираешься стать?

— У меня будет имя, власть и деньги, — насупленно ответил Джованни. Гнев улетучился, уступая место той самой подозрительности, которая давно терзала флорентийца, но не имела возможности быть проявленной.

— Просто так или за какие иные таланты? А? — продолжил докапываться до правды Жерар.

— Не знаю. Просто будет. Большего мне не говорили. Знаю, что куда-то избрать должны в начале осени, чтобы место не «уплыло» к другим.

— В совет?

— Не знаю. Там одному человеку сын нужен. А его настоящий сгинул где-то у сарацин. Еще когда был маленьким. Вот и пришлось кого-то выдать за сына. Мне-то какая забота? Если выбирать между рынком в Каире и богатым домом, где тебя держат за синьора, то последнее намного привлекательнее, — разоткровенничался Джованни, сердцем чувствуя, что этот разговор с человеком сведущим уже давно был ему необходим.

========== ЧАСТЬ IV. Глава 1. С кем мне разделить мою радость? ==========

Жерар отложил ложку в сторону и с укором посмотрел на своего собеседника:

— Обманом выдать себя за другого? Разве по-христиански? Безутешные родители, наверно, заплатили сарацинам целое состояние, полагая, что выкупают собственного ребёнка из плена. И что потом? Так и проживёшь всю жизнь во лжи?

Джованни уткнул лицо в ладони, сгорая от стыда. «Как я мог согласиться?» Начал вспоминать: что именно аль-Мансур говорил о сроке, когда отнимал разум сладкими мудрёными речами? А ведь флорентиец поверил: он особенный, обладающий внутренней силой и знанием. Запятнавший руки кровавой местью, избавился от страха перед людской молвой и карой за нарушение заповедей Господа. Очередной обман? И в Венеции его представят многочисленной родне, и каждого он будет ублажать красивыми рассказами о сарацинском плене днем, а по ночам покорно подставляться под член того венецианца, который затеял всё это фиглярство. И возможно — не одного, лишь бы избежать мучительного наказания.

— Как тебя будут звать? — продолжил расспросы Жерар.

— Франческо Лоредан, — устало пробормотал Джованни, которого больше заботила открывшаяся правда, что его товарищи не так просты, как кажутся, и что теперь делать, если он к ним настолько привязался? «Нет. Не может быть, что они исчезнут. Куда? Халил говорил о кораблях, что он будет их водить». Он поднял голову. — А зачем мне корабли, Жерар?

— Корабли? Тебе что-то о них говорили? — Жерар отхлебнул вина и немного скривился, своим видом показывая, что у себя на родине пробовал и получше. — Вот это уже интересно!

— Нет, не говорили, но доступная шлюха, как ты выразился, — кормчий. Халил очень волновался, когда заболел, что не сможет водить корабли, и нужна замена. Магометане должны были позаботиться о новом человеке, который обладает искусством кормчего, — Джованни распрямил спину, воодушевлённый своей догадкой. — Это значит, что у моей новой семьи есть корабли, которыми магометане хотят управлять, — последние слова были произнесены с чувством гордости, хотя и не произвели сильного впечатления на Жерара.

— Ладно, не буду тебя дальше выспрашивать, — снисходительно ответил нормандец. — Важно, что этот синьор Лоредан будет исполнять какие-то обязанности в городском совете и будет знать обо всех его решениях. Хороший ход. Рыбка на крючке, уже не дернется и будет исправно служить. И именно за этим меня господин королевский советник послал!

— За чем? — удивлённо выдохнул Джованни.

— Ты меня слушаешь, но плохо слышишь! — проворчал Жерар. — Или дураком прикидываешься? Будешь рассказывать господину де Мезьеру о своей жизни в Венеции, о новой семье, о своём участии в делах управления республикой, а он тебе будет давать советы или вопросы задавать. Так понятно?

Джованни кивнул, что понял, но не потому, что согласился. В этот момент флорентийцу показалось, что он уж слишком со многим соглашается, а потом эти тайные козни доводят до дыбы и унизительного вымаливания прощения за дела, в которые его вовлекли. Еще тяжелее теснило в груди, когда Джованни попытался рассуждать, сколько сил он потратил на чужие волнения и надуманные страхи, и ради них совершал такие вещи, которые было противно вспоминать. Вся история со Стефано закончилась так плачевно! А если бы можно было спасти брата Понция от костра, то эти усилия были бы потрачены не зря. Можно было бы забыть липкие объятия и поцелуи брата Доминика, его жадные взгляды и развратные грёзы. Краткое пребывание во Флоренции тоже можно было провести в веселье и удовольствиях, а не пытаться от усталости собрать смысл в расплывающихся перед глазами строках законов. Последние три седмицы тоже были слишком напряженными: Джованни так и не узнал город, следуя каждодневно одними и теми же улицами, ни разу не посетил службу, даже не творил вечерних молитв, засыпая от усталости. Хорошо, что удавалось уделять время Аверардо, иначе выгнали бы такого худого лекаря, что не беспокоится о своём больном, из дома на улицу.

Жерар в молчании доедал пирог с рыбой, наблюдая за грозовыми тучами, что наплывали на чело флорентийца, смотревшего перед собой невидящими глазами и так не притронувшегося к пище.