Когда Эйдан служил на корабле под командованием дяди, тот однажды обмолвился, что в молодости отец был совсем другим – добрым и отзывчивым человеком. «Ты походишь на отца в своих душевных порывах, сынок, надеюсь, удача не отвернется от тебя», – как-то сказал он. Зная своего отца как жестокого деспота, Эйдан поразился такому сравнению, да и не желал он видеть подобного сходства с родителем. Он попытался расспросить дядю больше, каким был тот, другой, добрый человек, и почему на его место пришел темный демон. Ничего не вышло, дядя сразу пресек эту тему и больше никогда к ней не возвращался. Брат отца был добр к племяннику, и когда Эйдан захотел покинуть службу, он втайне от отца поспособствовал этому. Подумать страшно, что бы на это сказал отец, если бы узнал.
Так, за тягостными раздумьями, дорога казалась почти сносной. Порой он так уходил в себя, что едва замечал что-либо вокруг. Однако, чем глубже продвигался Эйдан в эти суровые места, тем больше приходилось сосредоточиваться на дороге – временами здесь было весьма опасно, доброжелателей в пути встречалось мало. Горы возвышались вокруг, пробуждая внутри странную привязанность. Дикое их величие, сменявшееся мягкими зелеными холмами, загоняло далеко вглубь прежнюю чопорную размеренность и будило в душе нечто неуправляемое, присущее только истинным шотландцам. Эйдан ощутил полную свободу своего буйного нрава, который зачастую скрывал от впечатлительных людей. Но чем ближе становился дом, тем сильнее портилось настроение.
Путешествие близилось к завершению. Мили труднопроходимых разбитых дорог уже остались позади, и Эйдан, намереваясь еще немного отстрочить неминуемую встречу, свернул в Дорнох – небольшой городок на северном побережье. Здесь он решил отдохнуть и выпить что-нибудь, бодрящее в местном пабе. До замка оставалось не более пятидесяти миль по узким дорогам Хайлендса – горной части Шотландии. Пришпорив гнедого, можно поспеть домой к закату.
Засиделся он ненадолго. Паб был грязный, и Эйдан, стоя у стойки бара, пока трактирщик наливал ему выпивку, старался ненароком не прислонится к чему-нибудь. Угловой стол заметно отличался от остальных, и все обходили его стороной – уж больно подозрительно он смотрелся. Но когда Эйдан пригляделся, то улыбнулся. Местные посетители считали столик грязным – его цвет был иным, но то, что все принимали за грязь, оказалось единственным чистым местом в этом заведении. Эйдан, одобрительно кивнув самому себе, уселся за него, чтобы смочить горло.
Впрочем, его брезгливости никто не заметил, хотя некоторые мужчины с любопытством разглядывали молодого, хорошо одетого человека. Покинув маленькое затхлое помещение, Эйдан вышел на улицу и лениво огляделся по сторонам. С легким любопытством он смотрел на прохожих в ожидании, пока чумазый мальчик напоит его лошадь. Вокруг царила суматоха от шума повозок, криков многочисленных продавцов и пьяных рыбаков, они то и дело вываливались из таверны, вдоволь набравшись спиртного.
Несчастное выражение их осунувшихся лиц было легко уловимым для его зоркого глаза. Местные жители, те, кто не был пьян, проходили мимо, потупившись в землю, бросая тревожные взгляды по сторонам, словно боялись, что сейчас их схватят и потащат в неизвестном направлении. Эйдану не стоило особого труда догадаться, с чем связано их опасение. Он на своей шкуре знал, как это, когда уже нет надежды. В своих скитаниях он сталкивался со многим: знал цену последнего куска хлеба, глотка воды и свободы. Жизнь забрасывала его в такие места и ситуации, где все прежние заботы и тревоги казались совсем не значимыми.
Горцы ныне переживали худшие свои времена. Хотя он жил в Лондоне, тем не менее был осведомлен о положении дел на родине. Жители были вынуждены массово мигрировать в колонии, арендаторы выгоняли их с земель. Многие из них забирали все свои пожитки, отправляясь в дальний путь в надежде на лучшую жизнь где-то за горизонтом. Однако большинство не доживало до конца путешествия, и тела их поглощали морские глубины.
Впрочем, знатные лорды не утруждали себя мыслями об этом – прибыль от овцеводства была значимой, потому-то помещики без зазрения совести освобождали земли под выпас, лишая крестьян их крова и хлеба. Хайлендс опустел за годы такой «чистки». Гористая местность теперь принадлежала богатым землевладельцам, и Эйдан понимал: этим людям ничего не остается, как искать прибежище где-нибудь в другой стороне. Предводители кланов теряли свои земли и свое влияние. В былые времена люди бы взялись за оружие, но это уже не прежняя вражда кланов. Шотландия была продана после объединения парламентов, и теперь ее по кусочкам скупали помещики, а жизнь простого горца не стоила и гроша. За годы запретов в людях сломали дух. Запрет носить килт и играть на волынке – запрет быть шотландцем – давно, хотя и неофициально, отменили, но последствия остались.
Эйдан покинул город в странном, немного угнетенном расположении духа. Когда солнце опустилось за горизонт, он ехал Краем Маккея, или Краем лорда Реея – по титулу вождей клана, как его еще здесь называли. Здесь ничего не изменилось за годы его отсутствия. Стратнавер – родина его предков – уже его встречал. Замок у реки Навер возвышался на небольшом холме, нависая над долиной. К ближайшему селению протянулось несколько десятков миль, но с южной смотровой башни были видны земли, принадлежащие клану. Когда-то клан Маккеев был одним из самых могущественных среди воинственных кланов Хайлендса. Его представители сражались всегда отчаянно, одно их имя вселяло страх.
Клановые междоусобицы из-за политических войн делали сейчас их положение весьма неустойчивым. Эйдан, как и все Маккеи, тоже много воевал, его носило по свету, и он ни разу не посрамил честь своего имени – он гордился тем, что он Маккей, хотя и понимал, что дело идет к закату эпохи воинственного духа Маккеев. Сегодня они, как и все, зависели от милости короля, и, учитывая, что теперь их земли опустели как никогда, будущее представлялось Эйдану весьма сомнительным.
Во владении семьи оставалось немало земель – Край Маккей, или Край лорда Реея, все еще формально принадлежал им, но Сазерленды – давние неприятели – уже дышали в спину. Парадоксально, но отец был человеком, любящим простой народ, селяне боготворили его. Он был одним из немногих, кто оставался на стороне простых людей и не принимал идеи реформаторства в пользу овец. Порой Эйдан завидовал простым людям, которые пользовались расположением отца: такими привилегиями, в отличие от посторонних, члены собственной семьи не пользовались.
Эйдан уже видел перед собой замок, носивший название Адхар, что с гэльского означало «воздух», или «небо». Согласно семейной легенде, первоначально он имел четыре башни, такие высокие, что терялись в облаках. Впрочем, за столетия от мифических башен не осталось и следа. Поэтому бытовало и иное объяснение его названия: камень, использовавшийся для строительства замка, имел голубовато-серый цвет, и издалека, в ясную солнечную погоду, стены казались небесного оттенка. Теперь, правда, только местами, поскольку большая часть стен поросла зеленоватым мхом, придавая замку еще и серо-зеленый цвет. Но все равно замок оставался весьма впечатляющим сооружением, живописно возвышаясь над долиной с одной стороны и горной полноводной рекой Навер с другой.
В детстве Эйдан учился ловить здесь рыбу под руководством деда. Грегор Хью Маккей, одиннадцатый лорд Реей, был двадцать четвертым вождем тогда еще многочисленного клана. Седой старик с живым подвижным лицом порой производил на Эйдана впечатление весьма устрашающее, особенно когда не получалось правильно закинуть снасть или подсечь рыбу. Тогда дед смотрел на него глубокими дымчатыми глазами с немым укором. Глаза его говорили красноречивее слов, и внук старался изо всех сил, чтобы реже встречаться с этим уничижительным взором. И все же дед боготворил своих потомков и давал им любовь, которую они недополучали от собственных родителей. Да и вообще, дед, как истинный горец, не скрывал гордости, что он хайлендер, любил подолгу рассказывать истории о былом и сохранил недюжинную силу до глубокой старости.
