–Что, если это не так? Реальная жизнь ведь ничего не имеет общего с фантазиями.
–Ты ничего не понял! – и Третий расстегнул еще одну пуговицу, чуть повернулся к Проводнику боком и оттянул ткань рубахи, – Это именно то, о чем ты думаешь– я действительно сравнивал полученные ощущения, пусть мне и были доступны только… в плане боли. Я, как и все остальные, когда-то смотрел… ну, ты понял– те видео? – Проводник кивнул, – Я не пробовал все, что делали с этим человеком, но что-то повторил. Полученное впечатление в реальном теле если и отличалось от всего, что я испытал… скажем, не по-настоящему, то ненамного. Боль есть боль, удовольствие есть удовольствие– все их средоточие находится в мозгу и я простимулировал участок, отвечающий за ощущения. Не спрашивай, каким образом– я сам до конца не знаю! У меня была мысль предложить себя в качестве второго объекта– я даже придумал, что оставлю объявление в "Фонд помощи" и меня примут, но сразу же понял– не выдержу!
–Ты мечешься из стороны в сторону, утопаешь в фантазиях, толком не жил и не хочешь жить. Я бы сказал, что ты ненормальный, но я здесь не для того, чтобы осуждать, а чтобы понять. И вот этого у меня не выходит, как я ни пытаюсь. – Проводник невольно попытался представить себя хотя бы сидящей за соседним столом девушкой, но все, чего смог добиться– представить свой размытый полупрофиль, тут же сменившийся на анфас. Воображение не было ему подвластно.
–Тебе не нужно меня понимать, я же сказал. – Третий, видимо, был доволен произведенным впечатлением и ткнул пальцем за спину, – Видишь этих ребят?
–Ну?
–Они тоже хотят умереть. Две эти девчонки уже договорились умереть в следующий четверг. Сказать, откуда я это знаю? Они рассказали это трем этим парням пару минут назад. Не просто рассказали– похвастались!
–Разве это не значит, что они вовсе не собираются исполнить задуманное? Это скорее похоже на призыв о помощи.
–Им нечем помочь. И да– они вовсе не шутят! Конечно, вероятность, что одна из них струсит и подорвет уверенность второй, все еще существует, но тому будет виной не их несерьезность, а всего лишь страх. Как у меня. Эти девочки столь же серьезны, как и я, но их причины… ну, самое смешное, что причин у них как раз и нет, если не брать в расчет тягу к трехдневной славе, от которой мертвым ни сухо ни мокро.
–Так зачем им себя убивать, я что-то не пойму?
–Затем, что самоубийство на сегодняшний день– атрибут едва ли неразрывный с общим течением жизни наряду с браком, разводом или пьянкой у кого-то на хате. Мир изменился за последние десять лет! Ты не мог этого пропустить, а я думаю, что точно не мог– ты же поэтому предложил свои услуги?
–Нет.
–А я-то думал, что раскусил тебя! Сейчас не те времена, чтобы жизнь стала по-настоящему невыносимой. Самоубийство теперь ведь не является актом самопожертвования или побегом… или является?
–Является.
–О’кей, не у всех жизнь стала легкой и простой, признаю. Отсюда проистекает вывод, что самоубийц можно разделить на две подгруппы– те, что не могут вынести тяжесть бытия, и тех, что не выносят ее легкости. Одни умирают, чтобы прекратить страдания, другие– потому что им нечем заняться. Я прав?
–Вторую подгруппу мне не приходилось встречать. Хотя– ты…
–Я не отношу себя ни к тем, ни к этим. Ты еще не понял? В моем лице оба типа соединились, но только краями, образуя скрещенное поле, внутри которого и образовался я, а может, и многие другие, которых мне не улыбнулось встретить. Я прожил свою жизнь, используя лишь свои мыслительные ресурсы, не считаясь с привычным течением времени, ускорив и разветвив события к возможным и невозможным! Вышло даже лучше, чем я предполагал поначалу, потому что, не рассчитав свои силы, самопроизвольно вывелся из строя: мой мозг, всемогущий чертяка, устроил такой аттракцион, что все прочие кажутся просто детской качелькой– ни тебе ветерка в волосах, ни легкой щекотки в животе! На какое-то время он сделал меня дерганным психованным задирой и истеричной плаксой в едином наборе по специальной цене. Я создавал образы и уничтожал их, а теперь они пытаются взять реванш… Я создал трагедию и она вытрагедила меня по полной программе, подарив ощущение вечной тяжести в горле– будто один сплошной спазм сжимает ее уже круглые вечности, поднимаясь из дыры в груди. Ага– от наплыва эмоций, испытанных во время переходов, у меня появилось поражение сердца, повысилось давление почти под сто пятьдесят, но иногда шкала поднималась аж до ста восьмидесяти… о, еще начались галлюцинации! Ничего общего с собственноручно воссоздаваемой картиной ощущений и образов– слишком ничтожные, почти что эфемерные: то всяких лохматых тварей в темноте видел, то животных, проникающих в мою комнату. Ну и там по мелочи, такое даже не потрогаешь, потому что у него нет материальной составляющей– ничего общего с тем, что я сделал реальным, дублируя на мыслительном 3d-принтере внутри собственного черепа.
Прервав монолог, Третий погладил средним пальцем правый висок, в очередной раз впившись взглядом в посетителей. Отпил из стаканчика и продолжил:
–Затем я просто научился смеяться над трагедией.
–То есть как?
–Обесценил все то, что пережил ранее, включая боль, злость, скорбь… Обесценил всю мыслимую природу: инстинкты, чувства, эмоции! Потерял интерес к жизни и людям в целом. Из моего рассказа ты мог ошибочно выяснить, что я изгой и одиночка, целиком погруженный во внутренний мир, но заявляю официально– все обстоит вовсе не так. Во всяком случае, было не так. Сейчас же у меня никого нет и об этом я сейчас расскажу.
"А ты любишь поболтать."
–Насмехаясь над собой, я выяснил одну вещь– когда ты пережил все, ничто не сохраняет былого значения. Ни отношения, ни эмоции, ни ощущения. Ничего! Неписанная истина, неизбежно обратившаяся в неосознаваемый большинством трюизм.– юноша осклабился,– Тогда я понял, что моя человеческая натура, даже теперь жаждущая всего этого как очередной дозы наркотика, представляет собой всего лишь бесполезный атавизм, который не только будет мешать, но и отравит мне весь остаток существования, стараясь сделать его как можно более болезненным и трагичным, заполняясь и заполняясь уже избитыми образами под завязку, хотя это уже не было тем, чего мне хотелось! Тогда я решил задушить ее в себе, как чья-нибудь мамка душит котят, пока чадо не видит. – в этот раз смех был грубый и хриплый,– Я потихоньку избавился от всех друзей. Кому просто сказал: "Прощай.", кого специально по-крупному подставил, заставив себя презирать, а кого-то даже пришлось по больному месту приложить. Ну там, на комплексы надавить, в трудную минуту поиздеваться, плюнуть в лицо и прочая мелочь. Сработало! "Edelweiss I'm alone!"– пропел Третий, – Я один и это прекрасно! Но что происходит следом? Мои проблемы уменьшаются, но не исчезают! Остается вырубить тоску и скуку, оторвать с корнями ностальгию и память, истребить всех термитов и паразитов, которых называют "новые знакомства" и "связи", перекрыв этими методами кислород образам, которые все еще рвались наружу, взывая к себе, требуя прожить еще хотя бы одну жизнь… но я же не хотел жизни! Ни своей, ни чьей-либо еще! Мне не нужно было все это– все! Однако с исчезновением людей в моем поле комфорта появилась довольно ощутимая прореха во времени и деятельности, куда весь этот клубок нескончаемой какофонии из воя и рева и стремился как к единственной лазейке, способной вернуть меня на прежний путь. Это снаружи кажется, будто я– обычный бездельник, который гоняет чаи да забалтывает незнакомцев, но внутри… внутри творится что-то невообразимое, уже далекое от узнавания– настолько сильно все мои жизни пытаются уместиться в одну с целью если не вырваться наружу, то урвать последний вздох настоящего кислорода!
–Если ты не работаешь, то откуда у тебя деньги?
–Украл. – просто сказал мистер Три.
–М-м, честность. – посмаковал это забавное слово Проводник.
–О да. Но я продолжаю. К сожалению, битва за собственный разум не видит конца и краю, а я устал терпеть! Я хочу быть эмоционально и психически кастрированным, оставить только холодный рассудок и знание, закрыв навсегда путь обратно. Но я не способен уничтожить свою натуру, которая, уж поверь, так и лучится светом и добротой, что впору ослепнуть и быть ею растерзанным! Это и все, что я прячу внутри– моя гамартия. Она не выжидает удобного момента, не пытается периодически прощупать меня на предмет слабости, но давит, давит, давит без конца! Она козыряет своими полчищами, с гоготом потрясая пробивающими блок осколками, в отражении которых я вижу не себя, но птицу, зверя или другого человека или бесформенное нечто, лишь из шутки природы обладающее хоть сколько-нибудь сознательным разумом, и навевает картины за картиной, от которых хочется выть!– от улыбки Третьего не осталось и следа, взамен легкая судорога искривила раскрытый рот; уже грустным голосом он продолжил,– А там так все обманчиво прекрасно! Вот я целуюсь с безликой женщиной, кружа в танце под непонятную, тягучую музыку– она груба и неотесана, но прекрасна в своем ритме! А вот мы лежим в обнимку в незнакомой постели и дремлем, то и дело взирая на пальмы… и вот я сижу на плечах у безликого человека и всачиваюсь внутрь него, разрастаясь новыми формами, будь то крылья, щупальца или хитин… А вот– внезапно опять мы вместе смотрим кино! Вот тут играем на пляже. Тут просто сидим и лопаем попкорн и травим анекдоты… и опять я падаю в пропасть, разрываясь на части, сдирая с себя лицо, весь верхний слой кожи, обрастая взамен крепкой как кольчуга шкурой и приземляюсь на четыре лапы, чувствуя, как трескаются подушечки на лапах и когти впиваются в сухую землю… Я вот-вот снова ринусь вдогонку за кем-то, но выдираю себя обратно, сюда, в это тело, напоминая себе, кто я! – тут ликование захлестнуло его лицо, когда стеклянные глаза уткнулись в стену, – Однако этого недостаточно! Как вспомню, что мне приходилось испытывать с теми, чьи лица так и не выветрились из памяти, аж тошно становится… Я вспоминаю, почему закончил, вспоминаю, что разочарование– мое главное чувство, за которое и стоит держаться, но даже его оказалось мало! Потому-то мой единственный выход– смерть! Только смерть спасет меня от того, чтобы пережить это снова.
