–День, может больше. Посидишь с нами в кабинете, чаю попьем! У меня как раз еще несколько книг новых набралось, которые я тебе забыл отдать. Ну, как тебе? – "Улыбнись, растяпа!"

–Только на день, и все? – Сергей недоверчиво приподнял брови, при этом опустив лицо. "Теперь я понимаю, что любое его движение иногда действительно до странного отвратительно смотрится. Особенно, когда его руки…"

–Да, только день. – и черточкой не дрогнув кивнул доктор.

Ответ не заставил себя ждать, если б не внезапный взрыв, раздавшийся несколькими этажами ниже. Поверхность крыши под ногами всех троих задрожала, лишая равновесия, и все трое разом опустились на колени. Откуда-то снизу повалил густой черный дым. Глаза немедленно заслезились, стало трудно дышать. Где-то внизу разгорался мощный пожар и рев огня раздавался так громко, словно пламя бушевало не в нескольких метрах внизу, а прямо возле Сумарокова. Огненные языки от взрыва достигли зеленых одеяний деревьев, хвоя немедля вспыхнула. Начали кричать люди, зашлась в истерике сигнализация. Сумароков, не теряя времени, хлопнул Валика по локтю и вместе они набросились и скрутили не ожидавшего нападения Сергея. Связав ему руки ремнем, заткнув за спину, втолкнули его на лестницу вниз. Не тут-то было, ибо дым заполонил предпоследний этаж и стремительно поднимался вверх. Вытащив пациента обратно, оба ринулись ко выходу соседнего корпуса, что вел к соседнему подъезду. Здесь дыма не было и троица, не теряя ни минуты, благополучно спустилась во двор.

На улице уже образовалась толчея. Сотни людей, спокойно сидевших по квартирам за своими девайсами, хлынули на улицу, чтобы посмотреть на то, как горит квартира их соседя. Увлекательное, заставляющее испытывать удовольствие от того, как часть чей-то жизни, а то и вся жизнь, сгорает прямо сейчас, зрелище! Это была сцена балета, в которой бесчисленные языки пламени в роли не только танцоров, но и жуткого духового оркестра, исполняли последний, жуткий в своей безысходности и красоте акт жертвоприношения Молоху. Буйное воображение многих живо нарисовало себе агонизирующий силуэт без пола, имени и черт лица. Только огромная воронка вместо рта издавала визгливые крики адской боли, пока кожа покрывалась волдырями, которые спустя миг лопались, брызжа сукровицей. И на этом моменте подернутые фантазией глаза зажмуриваются от страха, пытаясь отогнать образ, навеянный мозгом.

Сумароков взглядом отыскал свою машину и, расталкивая и покрывая каждого встречного ведрами словесного поноса, побежал к ней. В миг затолкав уже несопротивляющегося пациента, захлопнул дверь и нажал кнопку блокировки. Затем снова обернулся в сторону горящего этажа. Огонь бушевал примерно на седьмом этаже и, опустив глаза ниже, доктор с мрачным удовлетворением заметил темный проем разбитого окна. Сев в машину, он помахал Валику и немедленно направил автомобиль по тротуару к выезду с улицы, когда Сергей, приникнув носом к окну, увидел прелестное личико, зашедшееся в крике. Навстречу автомобилю уже неслась на всех порах пожарная служба с истошно воющей сиреной. Стараясь не думать ни о чем, Виктор выгнал машину на главную дорогу, не расслышав, что сказал Сергей.

–Извини, что-что? – переспросил он, снизив скорость до необходимого числа.

–Парень умер. – мрачно ответил Сергей, безучастно смотря на проносящиеся мимо легковушки.

–Какой парень? – Сумароков взглянул на Роднина в зеркало заднего вида.

–Вы его не знаете, доктор.

–Надеюсь, что ты не прав!

Птичья улица уже скрылась за очередным поворотом, но столб черного дыма глядел на них до самого конца.

* * *

Сумарокову это все надоело и он решил ответить таки на вызов. Буркнув "Хорошо!" коллеге, твердым шагом направился к палате, уже издалека слыша не прекращающийся ни на йоту ор.

Сергей Роднин лежал на кровати, связанный по рукам и ногам, оставленный в таком положении со вчерашнего дня. И, едва Сумароков вошел, утих. Бесцветные глаза с неизменной страннотой смотрели на него, как в тот день, когда он сорвался. Уже две недели прошло, но он все никак не унимался.

"И откуда у тебя столько сил-то взялось, чтоб орать аж круглые сутки две чертовых недели?"

Вместо этого Виктор произнес:

–Ты хотел меня видеть?

–Выпусти меня отсюда, лжец. – тихим спокойным голосом, будто и не было этих недель, будто минуту назад ничего и не происходило, сказал пациент.

–Увы, не могу. Ты опасен.

–Ошибаешься, доктор.

–Ты сам-то веришь в то, что несешь? – Виктор уже не желал придерживаться вежливого тона.

–Не говори так со своим сыном, Виктор! – лицо сморщилось и покраснело, готовясь исторгнуть из глаз слезы.

Доктор тихо засмеялся.

–Почему ты обманул меня, Виктор?

–Я по-прежнему твой друг, а это значит, что я должен о тебе позаботиться. Даже в том случае, когда ты категорически отказываешься от помощи. Я должен сделать так, чтобы тебе стало лучше.

–Тогда развяжи и выпусти меня!

–Нет.

–Ты обещал мне! Ты обещал, что это не продлится дольше дня. Ты же столько всего сказал, а я поверил тебе!.. Неужели ты и тогда лгал?

–Право, ну что ты как маленький? – сохраняя спокойствие, ответил доктор, – Ты и вправду думал, что после того, что я видел и узнал, я тебя выпущу? Ты и впрямь поверил тому, что я тебе наболтал? Я сделал так, чтобы заманить тебя, потому что ты опасен! Ты вламываешься в квартиры к людям, ты пугаешь их, у тебя на руках была обнаружена чья-то кровь, а чья– еще не выяснили. Как еще мне надо было поступить, скажи мне? Ты и сам понимаешь, что никаких альтернатив для тебя нет и не будет предусмотрено. Так же ты должен понимать, что это чудо, что ты еще тут. Потому что тебя хотят перевести в отделение для буйных, а я там бывал и знаю, что для тебя это будет последняя ступень.

Последовала долгая пауза, прежде чем пациент ответил:

–Ты предал меня.

–Нет, это ты предал себя. – равнодушно ответил Сумароков, – Это ты не в состоянии совладать с собой, это у тебя дюжина психических расстройств, это ты нуждаешься в том, чтобы тебя все время контролировали и опекали. Один ты ни на что не сгодишься и я в этом убедился.

–Несколько лет я жил, как человек! – сорвался на крик Сергей, – Несколько лет я прожил практически без единой ошибки и вот, случись одна, ты меня запираешь и садишь на привязь, как собаку?! Что ты за человек такой, скажи мне?

–Я пытаюсь сделать все, чтобы тебе было лучше не за счет других людей, но я не могу быть вечно твоей нянькой до конца своих дней. Прости. – разговор был окончен и Виктор вышел, закрыв за собой дверь.

"Ты был прав– парнишка умер."– единственное, что он не сказал вслух.

–Я здесь пленник, Виктор! Ты сделал только хуже! Я умру здесь и ты будешь знать, кто в этом виновен! – эхом в уже пустом коридоре раздался голос из палаты.

Когда дверь закрылась, Сергей оказался почти в кромешной темноте– лишь неустойчивый лучик полной луны проникал внутрь через единственный чистый сегмент матового окна, укрепленного решеткой, пусть и немного, но освещая крошечную палату. Он совсем пал духом. Он чувствовал себя так, словно его схватили за ноги и хорошенько приложили с размаху об пол; словно гигантская птица схватила его за шею и проглотила, прежде перемолов своим огромным клювом; словно из него высосали всю жизнь. Так знакомое с детства чувство ненавистными хладными перстнями погладило его по щеке, шепча: "Ну, вот мы и вместе."

А за окном ворон все так же стучал клювом по растрескавшейся от времени раме.

Междусловие первое.

Экран монитора замигал и погас. Разбуженный внезапными вспышками, Фил выплюнул попавшую в рот прядь волос и выпрямился, уперевшись спиной в кресло. Закрыв глаза, начал шарить рукой по столешнице. Рука задела компьютерную мышь и он почувствовал, как свет коснулся внешней стороны век. Медленно раскрывая глаза, парнишка заранее морщил нос в ожидании болезненного укола в глаза, но боли не последовало. Хорошо, весьма хорошо… Раскрыв глаза шире, Филипп грустно улыбнулся. "Еще не все."– сказал он пелене, застилающей глаза. Стараясь проморгаться, смешно вытянул лицо и раскрыл рот, на секунду вообразив себя мумией из какого-то дешевого ужастика. Надавив подушечками пальцев побольнее, мысленно укорил себя в неправильности своих действий. "Ты делаешь себе только хуже!"– внутренний голос, так похожий на голос его отца, прогудел в голове. "Да-да-да…"– уже вслух произносил он сам скучающим тоном. А пелена меж тем медленно-медленно да рассеивалась. Вот– белое пятно оформилось в четкий квадрат экрана компьютера. Его окружала непроглядная темнота, но и она со временем отступила. Глаз уже мог уловить старенькую печатную машинку справа от экрана, мирно почившей на поверхности стола из дубового дерева, собственноручно сколоченного его отцом. Отец вообще был тот еще любитель древесных изделий– даже целый склад древесины в гараже позади улицы, пуская материалы на свои проекты по заказам друзей и их знакомых. Кровати, стулья, полки, шкафы, столы– все он делал практически за бесценок, за простое человеческое "Спасибо!", не забывая вложить душу в то, что делает. Простая, добротная, пусть и лишенная лишних изысков вроде резьбы мебель широко ценилась среди жителей Сорска, потому долгого простоя у захламленных стен можно было не ожидать. В основном, конечно, он делал столы– широкие прямоугольные, без намека на оригинальность, на деле и и не нуждавшихся в ней. За такими обычно завтракают, обедают и ужинают в кругу семьи, какой бы большой она не была в представлении маркетологов, инициирующих съемки дорогой рекламы для очередного своего продукта, будь то майонез двадцатишестипроцентной жирности или мультиварка, способная превратить парочку полуфабричных пакетов в кулинарный шедевр. При желании на одном из них можно было бы разместиться с целью хорошенько вздремнуть без риска свалиться под собственным весом. Именно на таком столе минуту назад покоилась в беспокойном сне голова юного сынишки его создателя.