Обернувшись, Сергей увидел длинноволосого юношу, с изумлением взиравшего на картину расправы. Широко распахнутые глаза резко контрастировали с спокойным лицом и они же твердо уставились прямо на него. Роднин почувствовал неловкость, затем вновь накатывающее чувство опасности. Это… он? Ему казалось, что парень вот-вот достанет из кармана нож и накинется на него– настолько колюч был этот взгляд и подозрительно подрагивала правая ладонь, вроде бы, нет, точно тянется к карману джинсов! Сердце бешено забилось, ярость начала бурлить в крови. Перехватив камень поудобнее, он двинулся на юношу.
А тот лишь качнул головой и с прытью рыси забежал в их общий подъезд.
"Стой, собака!"– рявкнул Сергей и бросился за ним следом, – "Поймаю– зашибу!"
Однако ни на первом этаже, ни на последнем его не оказалось. Люк на крышу, казалось, был надежно задраен. Плюнув на лестницу в досаде, Сергей пнул какую-то дверь и, не дожидаясь возмущенных криков жильца, сбежал вниз. Вновь посмотрев на тушку убитого ворона, покачал головой, понимая, что погорячился. Это же всего лишь птица. Только птица, которая не знает, что нельзя мешать людям спать, стуча в стекла до того, как солнце поднимется над Птичьей улицей.
* * *
Уже через пятнадцать-двадцать минут он стоял перед заветной дверью. Достав запасной ключ из кармана, повернул ключ в скважине и распахнул дверь настежь. По гостиной гулял сквозняк. Его бывшего пациента не было на месте.
–Дьявол бы тебя побрал, чертов идиот! – не выдержав, застонал Сумароков.
Выбегая на лестничную площадку, Виктор наткнулся на юношу, что быстро поднимался вверх, перепрыгивая через три ступени за раз. Едва не сбив его с ног, Виктор успел схватиться за воротник рубашки прежде, чем парнишка покатился с лестницы. Сбивчиво извиняясь, он поинтересовался, видел ли тот своего неадекватного соседа. "Опять на крыше, вероятно. Ее постоянно запирают, но он как-то умудряется туда попасть."– пробормотал себе под нос мальчишка. Виктор тут же помчался по лестничным пролетам вверх.
Распахивая люк на крышу, он уже знал, что никого там нет, но все равно поднялся, чтобы проверить наверняка. В первые минуты он просто бестолково метался в разные стороны, порываясь посмотреть там, там и там. Затем плюнул и выглянул со стороны двора. Площадку полностью скрывали аномально высокие и пышущие хвоей деревья, возле машин никого не было. Лишь цепочка старых кошелок медленно патрулировала улицу, иногда присаживаясь передохнуть на скамейке. Ругаясь, Сумароков подошел к люку и дернул за ручку. Заперто! Какого?.. Решив не торопиться, размеренным шагом направился по крыше к следующему корпусу, раскидывая носком ботинок валяющиеся осколки из-под битых бутылок, окидывая с отвращением валяющиеся презервативы и полиэтиленовые пакеты с клеем. Добравшись до второго корпуса, переступил через невысокий, покрытый рубероидом, в свою очередь щедро смазанный гудроном, плинтус, подошел к следующему люку. Открыто! Стараясь не спешить, он начал спуск вниз, каблуками скользя по неестественно скользким ступеням со сбитыми уголками. В какой-то момент одна из ступеней ушла из-под каблука и один из пролетов Виктор преодолел на своем внушительном от природы заду. Скрючившись в позе старика, страдающим болями в спине, и потирая зад, доктор вышел во двор и как мог быстрым шагом обошел по всему периметру. Никого! На площадке носились дети. "Так, детей он особо не любит, так что там его нет. У кого бы спросить?"– и, подбежав к старухам, он спросил их, не видели ли они явно неадекватного лысого мужчину, что проживает в одном из корпусов.
–А то, как же! – проскрипела самая внушительная из них. Сразу видно– глава прайда, – Лысенький такой, щупленький уродец, да?
–Ну, я бы не стал так его называть…– миролюбиво поднял руки Сумароков, но его перебили.
–Да урод он и есть урод! – перебила его вторая бабка и третья поддакнула:
–В мое время таких еще в колыбели душили, чтоб семя свое дрянное не распространяли, а тут, вишь ты, пожалели собаку!
–Так то оно так.– завела свое очередная бабка,– Будь моя воля, уж я б-то его прибила мужниным ружьем, если б этот осел его своему щенку-племяннику не отдал, тьфу черт на его проклятущу башку, имбецила пустопорожнего!
Все тут же начали наперебой поддерживать ее, приговаривая, как сами бы не отказались расправиться с ним.
–За что вы так его ненавидите? – опешил от столь негативной реакции доктор, невольно приходя к мысли, что Сергей явно что-то от него скрывал.
–Да потому что урод он, вот почему! И двери наши ломает, аки сучонок! – горланила в свою очередь самая уродливая старушенция.
"Черт, что же ты тут натворил без меня?!"
–Как это ломает? – Виктор решил не озвучивать свои мысли, – В смысле– выбивает их или что?
–Да замки он ломает, дурья твоя башка! – вышли из себя бабки, – Все время ковыряет в них проволокою своею, никакой управы над ним нет! Уже и полицию вызывали и людей просили с ним поговорить по человечьи, – "Ага, избить то есть, да?"– но ничего не действует, хоть ты, сука, тресни! Отговариваются токмо, мол, не украл ничего и не ломал, так и черт с ним, но только вот как я спать-то должна, когда этот фашист в округе шастает? У-у-у, прибить бы скотину!
–Судя по тому, что вы тут наплели, – не выдержал Сумароков, – так это не его надо прибить, а вас, старых лярв! В моей практике– а я врач, к вашему сведению, – попадались подобные вам. У нас в отделении таких особо буйных было принято называть "перезревший фрукт с молочной изюминкой"! Проблем с вами всегда обнаруживается больше, чем с самым неадекватным пациентом мужского пола– то вам это не так, то сё не так, то жопа болит, то рожа у медсестры неподходящая! А сколько предметов ломаете, когда буяните– и не скажете, что вам всем лет по восемьдесят! Хоть бери и на лопату ставь– траншеи копать! Тьфу на вас.
И, пока за спиной раздавались наперебой очумелое "О-о-ох каков козлина, вы посмотрите на него!" и полное яда "Ах ты, плут паршивый, я на тебя внуку пожалуюсь, а он тебе все почки отобьет, тварь!", а с ними обещания сходить к цыганке и проклясть его, доктор пошел обратно в квартиру Сергея. Не дойдя пару пролетов, он тяжело опустился на ступеньки, что недавно наградили его очередной порцией боли, а ныне загладившие свою вину спасительной прохладой. Тяжело вздохнув, почувствовав усталость от беготни и дефицита сна, медленно прислонился головой к стенке, прижавшись щекой к чуть влажной поверхности. Не до конца прикрыв глаза, Виктор сквозь щелку левого глаза смотрел в ровно окрашенную стену, примерно в трех-четырех метрах от него заканчивающуюся углом. Решив отдышаться и при этом не дать себе уснуть, стал представлять, как угол пролета превращается в линию горизонта, обращая гладкую синеву окрашенного покрытия в мирный штиль мертвого моря. Тогда Сумарокову и показалось, что в простой на вид стене скрыт целый подводный мир, что вот-вот ветер понесет за собою дюны, что не далее как через несколько секунд блестевшее в дневном свете закрытых облаками небес зеркало воды пробьет острый нос и великолепный дельфин на секунду зависнет в созвездиях из жидких хрусталиков и тут же с шумным плеском погрузится обратно, что из затененной линии горизонта внезапно покажется алый диск восходящего солнца, чье отражение вытянется в идеальный овал, который спустя пару минут поразит крохотная черная точка, вот-вот готовая приобрести очертания великолепного трехмачтового фрегата. Лучи солнца золотом отражаются от боков судна, его великолепные черные паруса вздуваются подобно животу заправского любителя пива, а алый же флаг медленно развевается под ветром, размахивая длинными кончиками. Шелест волн вот-вот пронзит громкий вопль моряка с «вороньего гнезда» и все словно по команде развернут посудину в указанную сторону. Их взорам откроется привычное, но все еще захватывающее зрелище– огромный кит совершает свой прыжок и тяжело ныряет в воду. И вот его внушительное тулово скрывается под водой, как огромный хвост показывается над поверхностью и словно махнув на прощание, так же уходит вглубь. На этом месте возникает крошечная воронка, но миг спустя она исчезает, оставив после себя лишь огромные круги, что расходятся вширь.