Мысли текли подобно рекам, снося на своём пути все границы разума. Только подумать… Если бы они с детства были семьёй, возможно, между ней и Дагуром никогда не вспыхнули бы чувства. И от этого становилось ещё хуже, потому что дракон внутри царапался, пинался, до сих пор не желая принимать воли девушки… Не принимая её желания.

А всё-таки удивительно. Здесь, на острове Берсерков, Хедер остро чувствовала себя чужой. За несколько часов она успела раз пятьдесят вернуться мыслями к Краю. Как они там? Смогли отбить атаку охотников? Возможно, стоило остаться и уничтожить этот флот Вигго… Вигго. И снова в груди что-то страшно жмёт. Будто страх, но в то же время и отчаяние. Ей так хотелось, чтобы охотник выкинул её из головы, наконец-то оставил в покое. Но Хедер давно поняла, что в жизни её мало что случается согласно с желаниями. Оставалось только склонять голову перед судьбой, изо всех сил пытаясь противостоять событиям.

Дагур замер на пороге, смотря на задумавшуюся Хедер. Девушка смотрела в одну точку перед собой и не замечала его присутствия. В один момент сердце его болезненно сжалось и захотелось уйти, но… Но что-то не дало этого сделать. В памяти вдруг всплыли все картины прошлого, которое он мечтал забыть. Но рядом с Хедер невозможно потерять память. Потому что эта девушка… Эти зелёные глаза останутся навсегда острым ножом в его совести, принося дикую боль, которую берсерк ненавидел.

Тихо подойдя к кровати, Дагур опустил ладони на плечи сестры. Хедер вздрогнула, выпрямившись, но головы не повернула.

— Ты сердишься на меня? — спросил берсерк, чуть склонив голову на бок и опускаясь на кровать позади неё.

— Нет, — честно ответила Хедер. — Не сержусь.

Некоторое время между ними висела тяжёлая пауза. Хедер боялась повернуть голову. Только бы не встретиться с его глазами, только бы не утонуть в них вновь… Сейчас ей хотелось только одного — получить ответы. Здесь, дома, на родном острове, она как никогда почувствовала это желание.

— Мать умерла через три дня после твоего рождения, — наконец произнёс Дагур, и девушка резко повернулась.

Берсерк откинулся на подушки, заложив одну руку под голову. Взгляд в потолок, какой-то сердитый и холодный… Хедер не любила холод в Дагуре. В эти моменты он становился слишком грубым, слишком злобным. Так и хотелось стереть этот холод с его лица. Но поздно. Берсерк говорил о прошлом.

— Я её никогда не любил, мне как-то даже всё равно. Да и лет мне было тогда не так много. Смерть матери перенёс равнодушно. А потом меня бесило, что вокруг тебя постоянно кружатся женщины, что отец уделяет тебе внимания в тысячу раз больше, чем нужно. Тогда я был зол на весь мир за то, что остался в стороне. Ревновал тебя даже. Однажды подошёл к твоей кровати, помню как сейчас. Я… Хотел напугать тебя. Ножом. Но не смог, потому что, увидев лезвие перед самым носом, ты рассмеялась.

Хедер выдохнула, отвернувшись. Как далеко было то время. Жутко хотелось вернуть его обратно, чтобы вырасти рядом с родными. И почему-то никакой злобы на брата не было. Его слова разбивались о сердце и падали внутрь осколками. Но не ранили, нет. Только больно. Совсем чуть-чуть больно за то, что Дагур говорил об этом с таким равнодушием, глядя в потолок.

— После этого ты меня бесила ещё больше. Я каждый раз искал случая, когда ты оставалась одна, и… Хотел что-нибудь тебе сделать. Например, вытащить из колыбели и кинуть на пол. Но рука не поднималась почему-то. И я злился ещё больше. Отец как-то раз заметил, что я подошёл к твоей кровати с пауком в ладони… Сильно наказал. Но злобы не убавилось. Тебе было года два, три, когда началась вся эта история. В одной из драк я случайно выколол глаз своему другу… После этого отец перестал ко мне относиться нормально. Вечно делал замечания, злился, смотрел холодно. Я вообще его возненавидел, пуще, чем тебя. И в один день решил ему отомстить. Я… Я сбросил тебя с лестницы, Хедер.

Девушка резко повернулась, с ужасом смотря на Дагура. Тот тоже смотрел на неё, и в глазах его помимо вызова была застоявшаяся боль.

— Ты чуть не погибла тогда. Но лекари выходили тебя, вернули в жизнь. Травм серьёзных ты не получила, но они сказали, что ты… Что тебе… В общем, что ты, возможно, не доживёшь и до сорока после такого удара.

Глаза Хедер расширялись с каждой секундой. Она страшно жалела о том, что заставила брата своим молчанием рассказать ей всю правду. Сжав в пальцах ткань простыни, девушка закрыла глаза. Стало тяжело дышать в утягивающем костюме, и железо на руках показалось обжигающе холодным.

— А потом, когда тебя более-менее поставили на ноги, я поджёг дом отца. Терпение Освальда кончилось, я злорадствовал. Но страшно удивился, когда отец передал тебя каким-то незнакомым людям, которые уплыли с тобой неизвестно куда. Я тогда затаил злобу, хотя и был счастлив, что избавился от сестры. Но отец… После этого моя жизнь превратилась в ад. Постоянный надзор, тренировки до потери сознания, злоба, крики. Я не помню, когда он пропал. Но я понял — мой час пришёл. И я стал вождём. Меня уважали, да и вообще я произнёс довольно впечатляющую речь. Однако, когда пропал отец, мне попала в руки его переписка с каким-то человеком. Из неё я узнал, где тебя держат, куда ты попала и что ты находишься в приёмной семье. Старая злоба, знаешь. Мне вдруг захотелось на тебя посмотреть. Тогда-то я и сжёг твою деревню, но тебя в ней так и не нашёл.

— Почему же сжёг? — прошептала Хедер, у которой от каждого слова всё больше холодели руки.

— Хотел показать воинам свою силу, — пожал плечами Дагур и, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на Хедер. — Ты меня ненавидишь?

Девушка молчала. Она понимала, что после всего сказанного должна презирать брата. Но в сердце не было ничего, кроме застаревшей боли. И не за себя, а за Дагура болело её сердце. Потому что люди просто так не жгут острова, не кидают сестёр с лестниц… Потому что люди просто так не влюбляются в сестёр и не спасают их от смерти. И после этих слов она не хотела бить Дагура, не хотела кричать на него. Ей хотелось прижать его голову к груди и прошептать что-нибудь вроде: «Я не злюсь, правда». Но слова застряли в горле. Говорить не хотелось.

Хедер подалась вперёд, забираясь на кровать с ногами, и, взяв лицо брата в ладони, порывисто поцеловала его. Поцеловала… И Дагур ответил, осторожно касаясь пальцами её запястья. Касаясь нежно, так, что по телу тут же разлилась дрожь… Хедер медленно отстранилась, смотря в глаза брату. Он заметил её бледность, её слёзы. И один лишь вопрос, сказанный очень тихо:

— А потом?

— А потом я увидел тебя только тогда, когда сковал цепями над океаном, — прохрипел берсерк, желая притянуть её к себе, чтобы вновь поцеловать, грубо, до одури, напиваясь каждым мигом.

Но Хедер отстранилась, чуть улыбнулась, проведя ладонью по его руке, и, встав на пол, подошла к сундуку, на который женщины поставили ящичек с какими-то маслами и прочими принадлежностями для мытья. Девушка невольно выдохнула. В этот раз ей не хотелось, чтобы между ними снова разгорелось пламя… Слишком много вопросов, на которые она боялась отвечать.

И, тем более, ей нужно было привести себя в порядок после полётов и бурной ночи, прошедшей где-то там… В таком далёком большом зале на Краю.

***

Вода… Девушка сидела на деревянном краю бассейна под деревянным закрытым сводом, опустив ноги в воду. Волосы волнами рассыпались по её плечам, и правда схожие с перьями ворона… Хрупкая, опустившая плечи, смотрящая в одну точку перед собой, Хедер напоминала собой русалку из старых сказок об утопленниках.

Мысли разрывали сердце и разум, заставляя останавливаться дыханию. Что было бы, если бы в тот день отец не отдал её неизвестным людям… Если бы не решил спасти от агрессии родного брата. Что было бы тогда? Неужели Дагур пытался бы покалечить её и тогда, когда бы ей исполнилось десять, пятнадцать лет? Неужели… Неужели он и правда настолько жесток, настолько искалечен внутри? Неужели их всегда будет преследовать кровь и ненависть, наравне с дикой, адской страстью?