Вздохнув, мальчишка провёл ладонью по волосам и поднял глаза к небу. Солнечный день, очередной закончившийся учебный год. Спокойно на душе и так легко, что и правда хочется заснуть где-нибудь в уголке поезда и проспать до самого конца, с улыбкой на лице. Кенджи был рад, что на этих каникулах он снова увидится с родителями, что снова не придётся напрягать господина Огая своим присутствием и не чувствовать неловкость, что испытывала его мама за то, что просила Мори помочь ей, подержав златовласого ребёнка у себя. Что же, в этот раз лето пройдёт гораздо быстрее, а новый учебный год принесёт много изменений в его жизни, которым, впрочем, Миядзава был только рад.

Он буквально физически ощутил взгляд Чуи на своей спине. Ощущал его с самого начала, как и присутствие рыжего слизеринца. Вздохнув, Кенджи почувствовал, как тягучее тепло разливается по лёгким. Поудобнее ухватив лямку сумки, он лучезарно улыбнулся и повернул голову, встречаясь взглядом с сапфировыми глазами Накахары. Тот мгновенно замер, впрочем, совладал с собой и не прервал этого зрительного контакта. Каждый раз, когда Чуя молчал, Кенджи понимал, что нужно что-то произнести. Что-то сделать, дабы Накахаре было легче. Но при этом любил то, что между ними порой даже не находилось места для слов…

Кенджи никогда не думал о чувствах. Он слишком рано познал то, что многие познают лишь после совершеннолетия, и не считал это чем-то особенным, важным или вроде того. Как говорил Мори, человека, которого ты любишь, ты любишь не за время, проведённое в постели, а за то, что он единственный из всего мира заставляет тебя чувствовать себя счастливым одним лишь только своим существованием. И пускай Накахара делает то, что считает нужным. Кенджи никогда не противился и не хотел противиться ему, с самой их первой встрече в том коридоре. Он почувствовал, что, пожалуй, быть с кем-то и правда не так уж и плохо.

И пусть сам Накахара не понимал до конца чувств Миядзавы, отличавшихся от чувств остальных людей, он продолжал любить Кенджи. И пуффендуец это знал.

— Чуя! — улыбнулся Кенджи, подняв ладонь и помахав ему. — Рад, что ты нашёл меня.

— Ты же будешь писать мне, да? — сглотнув, спросил Накахара, подойдя ближе и встав рядом с Миядзавой, смотря на мальчишку взглядом, полным сожаления. — Обещаешь?

— Конечно, — кивнул Кенджи, подняв ладонь и проведя пальцами по щеке Накахары, осторожно и вложив в этот жест всю свою теплоту. — Надеюсь, все совы долетят до тебя и ты не будешь думать о том, что я забыл про тебя.

Чуя отвёл глаза в сторону, зажмурившись. Миядзава ощутил дрожь слизеринца под своей ладонью. Он всегда знал, что Накахара слишком импульсивен, что он порывистый, как дуновение ветра, как ураган. Что именно к нему, к Кенджи, он чувствует настолько сильную привязанность, что даже от малейшего прикосновения Миядзавы начинает ощущать себя будто прожжённым насквозь.

— Не провоцируй, — процедил через зубы Чуя и, сжав пальцами запястье Кенджи, отвёл его руку от своего лица. — Я не хочу пугать тебя до того, как ты вырастешь. Так что просто дай мне сдержаться.

— Можешь делать, что пожелаешь, Чуя, — улыбнулся Кенджи, произнеся имя Накахары так, что тот снова замер, заворожёно следя за движениями губ Миядзавы. — Я ничего не боюсь.

Но Кенджи знал, что Накахара не сможет переступить через себя. Что он будет чувствовать вину, даже если после всего случившегося Кенджи скажет: «Всё хорошо, я рад, что ты сделал это со мной». Что поделать. Обычно свободу дают именно тому человеку, что даже против воли воспользоваться ей посчитает слишком низким поступком. Но Миядзава не хотел объяснять то, что он давно уже не ребёнок. Тогда Накахара бы точно неправильно его понял.

— Не говори такое, — наконец выдавил из себя Накахара и, схватив ладонями лицо Кенджи, добавил с большей уверенностью и напором: — Но обещай, что, как только тебе будет хотя бы шестнадцать, ты будешь со мной и… В физическом плане?

— Обещаю, — не раздумывая, ответил Кенджи, прикрыв глаза и расслабившись под прикосновениями Накахары, в глазах которого читалось настолько сильное нежелание оставлять Миядзаву на это лето, что даже немного грустно стало где-то в глубине души. — И не скучай по мне сильно, помни, что я твой, Чуя Накахара. И я рад, что ты любишь меня.

Чуя быстро поцеловал его. А затем ещё раз. А после он просто не мог остановиться, покрывая поцелуями лицо Кенджи и наплевав на испуганно вскрикнувших девушек, что поспешно скрылись в вагоне, покраснев. Ему было всё равно…

Он просто ласкал языком белую кожу Кенджи, целовал его веки, его щёки, губы, подбородок, не в силах насытиться им. И хотя и знал, что у них впереди ещё поездка до Кинг-Кросса… Всё равно хотел напиться этим золотым вином до самого конца, чтобы хватило сил выдержать до конца этого грёбаного лета порознь друг от друга.

— Ты совсем ребёнок, но я так сильно хочу тебя, если бы ты только знал.

— Я знаю, — проговорил Кенджи, улыбаясь, между поцелуями. — Помни, что всё, что ты захочешь, будет приятно для меня.

И всё же чувство гложущей совести не позволяло Чуе заходить дальше поцелуев. Страстных, рваных, грубых, нежных, любых. Он просто не хотел рушить детство того человека…

Чьё детство не разрушили даже те события, что произошли несколькими годами ранее, окончательно лишив его статуса ребёнка, по определению.

Комментарий к глава 21 — запомни этот год

Вам может показаться, что я подвожу историю к финалу, ведь ключевым смыслом её было именно развитие отношений между Акутагавой и Ацуши, но… Но в последние главы вы будете сильно шокированы тем, что произойдёт, так что заранее предупреждаю закупиться чем-нибудь от сердца, чисто о вас беспокоюсь.

Ну чтож, арку Гин и Тачихары завершил, а то, что будет между ними, оставил на домысел уважаемых читателей :3

Эта глава похожа на предыдущую, и я мог бы их и объединить, если бы не контраст объёма. Но что поделать, если нужно объяснять недосказанное?

Очень буду рад отзывам, они всегда мне греют душу :)

И к следующей главе прикреплю ссылку на новый свой макси, кому будет интересно, можете заглянуть, правда он уже по другому пейрингу)

========== глава 22 — камень недопонимания ==========

Поезд прибыл на платформу, и ученики посыпались наружу. Суматоха, шум, гам, радостные выкрики и расстроенные лица друзей, прощающихся друг с другом. Ацуши вздохнул, повернувшись, и невольно улыбнулся, увидев Марка и Танизаки, что подошли к нему совершенно незаметно. Стоя с чемоданом чуть поодаль толпы ребят, Накаджима то и дело косился в сторону, с тревогой высматривая Акутагаву и чувствуя, как сердце сковывает волнение. А вдруг Рюноске заберут раньше, чем тот успеет с ним, с Ацуши, попрощаться?

Впрочем, весёлая рыжая пара отвлекла Накаджиму от таких грустных мыслей.

— Хэй, чем будешь заниматься летом? — обняв Ацуши за плечи, ухмыльнулся Марк. — Проведёшь его вдали от своего бойфренда, томно вздыхая и вспоминая лучшие времена?

— Марк! — вспыхнув, воскликнул Ацуши, покачав головой и дёрнув плечом. — Слезь с меня. И перестань называть его так.

— А что? Где я ошибся? — удивлённо вскинул брови Твен, но Ацуши всё-таки отпустил, подойдя к спокойно замершему на месте Танизаки и положив локоть тому на плечо. — Неужели вы уже… Пожениться успели?

Кажется, в сознании Ацуши что-то треснуло, и он, нахмурившись, поднял указательный палец, намереваясь вспылить, но всё желание вмазать Марку за такие шутки пропало, едва он завидел Акутагаву, что направлялся в его сторону с тяжёлым от всеобщей толкотни взглядом. Однако, видимо, Марк лопатками ощутил приближение холодной фигуры и, ойкнув, поспешил увести Танизаки подальше от несущего смерть и ужас слизеринца. Кинув Ацуши, что будет скучать и писать письма, Твен скрылся в толпе, держа Джуничиро за руку.

А Накаджима, выдохнув, вновь улыбнулся, качнув головой и подавшись вперёд, навстречу Акутагаве.

— Прости, что долго, — коротко извинился Акутагава, устало проведя ладонью по волосам и отвернувшись, ища кого-то глазами. — Мои вещи просто были завалены кучей других.