– Что случилось? Ты мне писала. Я приехал.

– Ничего. Хотела поговорить с тобой.

– Говори.

– А сейчас не хочу. Покурим?

Она достала тонкую сигарету, сначала встряхнув пачку рукой, чтобы убедиться в их наличии. Прикурив, она молча выдохнула дым в беленый потолок подъезда, явно наслаждаясь ситуацией. Он все еще меня любит. До сих пор. Иначе бы не приехал. Иштван закурил в ответ. Злоба закипала. Только она и никто другой может довести до бешенства своей отвратительной детской непосредственностью. Идиотская женская переменчивость.

– Стоп, ты хочешь сказать, что просто хотела поговорить? А теперь не хочешь, да? И ничего ровным счетом не произошло? Я через весь город мчался в этот богом забытый район, нарушая абсолютно все существующие дорожные правила. С бодуна, с опухшей рожей, чтобы с тобой покурить?

– Да нормально ты выглядишь, не выдумывай. Отшутилась девушка мечты, ковыряя большим пальцем левой руки остатки маникюра, который давно следует обновить. Правой она подносила сигарету ко рту, делая очередную затяжку. Надменное равнодушие.

– Знаешь, о чем я думал? Нет? Я думал, что тебя насилуют. Да-да, насилуют, убивают, грабят. Что ты сломала ногу, сожрала таблеток или твой мохнатый п***рас опять суицидил, прыгнув с балкона. Поверь, с такой хозяйкой он точно завершит начатое.

– Ну не обломался же приехать? Девушка огрызнулась, добавив укорительного тона.

– Раньше и на автобусе катался и ничего, живой.

– Раньше я тебя любил.

– А сейчас?

– А сейчас, дорогая, иди ты на х**.

Иштван бросил окурок в дверной наличник. Он целился в девушку, но в последнее мгновение передумал, чуть сместив амплитуду броска. Красные вспышки угольков заискрились и так же стремительно потухли, опускаясь на бетон. Наглядный символизм их отношений. От любви до ненависти – одна выкуренная сигарета. Ведущий чувствовал себя использованным, униженным в стремлении во, чтобы то не стало, помочь. Обманутым в своих ожиданиях. Мерзкое состояние. Осознание своей слабости необходимо проживать в одиночестве, без лишних на то свидетелей. А не выставлять напоказ, тем более человеку, знающему о своей власти по отношению к нему.

Он молча сидел в салоне автомобиля, наблюдая за снежинками, падающими на лобовое стекло. Хрусталики воды соприкасались с теплой поверхностью и тут же умирали, под взмахи щеток стеклоочистителя. Другие же, освещенные фарами, ложились ровным слоем на промозглую землю, оставаясь живыми. Если бы у первых выл выбор, куда упасть, стали бы они лезть на рожон? Или прослыли бы трусами среди своей снежной тусовки, отсиживаясь среди таких же слабаков, в сугробах за пределами дороги? Быть может, все в жизни давно предрешено, спланировано, выдумано за нас и не стоит идти против системы? Иштван заплакал. Бесконтрольно, не в силах остановиться. Да и бороться с таким постыдным мужским проявлением, как слезы, больше не мог. Мудак. Какой же я мудак. Прошептав, он ударил кулаком по рулевой колонке. Затем еще раз. И еще, еще, еще. Двумя руками, поочередно, нанося удары по краю руля и приборной панели. Бой с тенью в замкнутом пространстве автомобиля. Окончательно сбив костяшки на руках, он продолжил спарринг, но уже головой, крепко держась за руль. После семи-восьми повторений голова закружилась, сознание затуманилось, а во рту появился привкус металла. Теплая струйка крови стекала со лба, чуть задерживаясь на правой брови, но преодолев преграду, продолжала свое движение вниз. Правый глаз перестал видеть, сильно залитый багровой жидкостью.

Я докажу. Ей, себе, всему миру, кто я есть на самом деле. Сорвавшись с места, тойота на полном ходу зашла в поворот, чуть забуксовав на снежном покрове. Он не знал куда ехать, впрочем, и никуда не планировал. Иштван давил на газ, будто стараясь размазать, как снег под покрышками, минуты своего позора. Кровь не останавливалась, продолжая заливать лицо и бороду. Он не чувствовал боли, по крайней мере физически, да и адекватно воспринимать ситуацию не мог. Машина набирала ход, виляя по пустынным рядам улиц новогоднего города. Впереди показался светофор, а за ним, примерно в километре – перекресток. Если добавить скорости, то при прочих равных условиях можно вполне проскочить на мигающий желтый, но никак не успеть закончить маневр на следующем светофоре. Или остановиться, как все нормальные люди, ожидая разрешенного сигнала. Иштван выбрал третий вариант. Он подъехал к стоп линии, взглянул на обратный отчет, повествующий о том, через сколько секунд разрешено ехать вперед, и пропустив нескольких пешеходов, с силой вдавил педаль акселератора. Машина вновь забуксовала, и, вырвавшись из плена, как-то особенно быстро наращивала скорость. Шестьдесят три километра в час, восемьдесят девять, сто семь – стрелка непреклонно ползла по циферблату вверх. Сразу вспоминаются юношеские истории о лежачих стрелках на отметке в сто восемьдесят и искренние восхищения в глазах собеседников. Особый пацанский шик. Никто и никогда не мог усомниться в истинности предлагаемых обстоятельств, веря, как говориться, на слово. Заканчивались байки одинаково задорно под звон граненых стаканов и женских бедер.

До перекрестка метров триста. Зеленый свет замигал, сменившись волнительно желтым, затем запрещающий красный. На дороге никого. Я проскочу. Иштван прибавил газа. Рассудок, казалось, полностью его покинул от нескончаемой выработки адреналина. Ведущему катастрофически нужен такой поступок. Казалось, вот сейчас он сделает, что-то хулиганское и все изменится. Забудется весь тот сюр, происходивший с ним последние часы. Произойдет обнуление. А после можно начать новую жизнь, с отметки, когда ты на полном ходу проскочил перекресток. Сто пятьдесят метров. Самое страшное происходит в последний момент. Жуткая рефлексия. Будь то сдача экзамена, желание уволиться или прыжок с тарзанки в пропасть. Любое решение, взвешенное или принятое на эмоциях, подсознательно критикуется нашим вторым я. Его еще называют здравым смыслом. Когда остается последний шаг для завершения начатого – именно тогда проверяется человек. Его бесстрашие, упертость, отказ плыть по течению. Дойти до конца – истинная проверка, выявляющая в нас синдром победителя. Но, как показывает практика, вовремя остановиться – не значит проиграть.

Через двадцать девять метров светофор. Красный по-прежнему горит, запрещая всякое движение вперед. Редкие автомобили пересекают полосу перпендикулярно, не догадываясь, что сейчас на перекресток ворвется автомобиль с отчаянным водителем. Или в тот момент никого на дороге не окажется, и опасный для жизни маневр, так и останется незамеченным. Мы никогда не можем знать наперед, когда за авансцену выходит мужчина с тростью, в стильном смокинге и черном цилиндре на голове, именуя себя случаем. Везет сильнейшим? Определенно нет. Кристина. Мысль пронзила разбитую голову Иштвана. Раскат грома, среди ясного неба. Молния, попавшая в высоковольтные провода. Пятно горчицы на белой рубашке от обеденного хот-дога. Поглощенный самобичеванием, парень совсем забыл о девушке, молящей его о помощи. Второй раз за вечер Иштван чувствовал себя полнейшим мудаком. Я подвел ее. Ведущий со всей силы вдавил педаль тормоза.

Тойота не ожидала резкого маневра. Сработавшая система абээс тщетно пыталась зацепиться за ледяную корку асфальта, буквально вгрызаясь в поверхность. Машина неуправляемо болталась по проезжей части, то хватая бровку, то вновь выныривая из плена. Иштван дернул руль в противоположную сторону заноса – никаких изменений. Автомобиль, казалось, оторвался от земли, словно маленький катер на озере – и продолжал плыть по накатанной колее. Его несло на огромной скорости на перекресток, где в любую секунду может выскочить автомобиль. И главное, Иштван этого больше не хотел. Совсем. Ни себе, никому другому вокруг доказывать, что у него есть яйца. Ему жизненно необходимо остановиться. Прямо сейчас. Любым способом. Совершая глупый поступок, мы соглашаемся с любыми последствиями, порой крайне невыгодными, лишь бы остановить происходящее. Моральные терзания, материальные расходы или иные. Неважно. Остановить время, вернуться в прошлое, исчезнуть – первые мысли, которые выдает наш мозг. Иштван относился к своему автомобилю с глубокой нежностью, как к живому человеку, ласково называя девичьим именем Алена. Быть может именно потому, что машинка никогда не подводила, порой в самых сложных ситуациях. Так и сейчас, кружась по снежному накату, тойота медленно сбрасывала скорость, постепенно замедляясь. Ее вращения становились менее амплитудными и устрашающими, словно большой железный спиннер завершал свое выступление.